Из угла за происходящим с нескрываемым любопытством наблюдала директриса. В руках у нее была кружка с чем-то горячим. Мальчик уже пригубил сладкого кофе, вкус которого показался ему неприятным, и он поставил чашку на стол.
— Николай, я ни за что бы не поверила, если бы не увидела это собственными глазами…
Учитель ничего не ответил, даже не оглянулся на директрису, спокойно продолжая обтирать покрытое ссадинами тело мальчика.
— Как давно он пропал? — спросила директриса.
— В последний раз он был в школе год назад, даже больше… Я ведь не ошибаюсь, Алик?
Мальчик кивнул, стараясь ничем не выдать своей тайны.
— И потом ты увидел его сидящим в классе?
— Я не сидел!
Учитель замер.
— Я не сидел. Я не знаю, где теперь мое место.
На лицо учителя заиграла улыбка.
— Мы всегда найдем тебе место, Алик.
Он продолжил обтирать мальчика мокрым полотенцем, а затем приступил к непростой задаче расчесывания его спутанных волос. Директриса несколько раз выходила из учительской, а когда возвращалась обратно, отводила Навицкого в сторону и что-то шептала ему на ухо. Потом в дверь заглянула незнакомая учительница, посмотрела на мальчика, печально покачала головой и удалилась.
Учитель отложил в сторону мокрое полотенце и накинул мальчику на плечи сухое.
— Ну, теперь ты словно заново родился.
— Разве вам не нужно идти на урок?
— Да, сейчас пойду, — ответил учитель и добавил: — Я сейчас уйду, но вскоре вернусь, Алик. Ты меня понимаешь?
Опять! Как будто недостаточно просто сказать? Надо еще переспросить, понял он или нет…
Навицкий подвел мальчика к креслу у стены. Рядом стоял стол, на нем — стопка журналов. На спинке висело чистое полотенце. А еще на полу стояли разношенные, сбитые на носках коричневые туфли, словно прежний маленький владелец специально ободрал их. Учитель помог мальчику обуться.
— Можешь почитать, пока я не вернусь. А лучше отдохни.
Мальчик завернулся в большое одеяло. Шерсть, «покусывая», прижалась к его телу. Впрочем, ощущения были совсем не те, что от покалывания хвоей или от грязного одеяла в шалаше.
Учитель собрал одежду, которая прежде была на мальчике, и, не скрывая отвращения, сунул ее в пакет. Потом подошел к двери, оглянулся и улыбнулся.
— Веди себя хорошо.
Он вышел. Чуткий слух мальчика уловил щелчок ключа в замке. Подбежав в двери, он подергал ручку. Заперто. Мальчик нагнулся к замочной скважине и увидел уходящего по коридору учителя Навицкого.
Его охватила паника. Существовала вероятность того, что Лена может проболтаться учителю. Мальчик подбежал к окну, хотел выглянуть наружу, но на стекле осели крошечные капельки воды. Школьный двор и улица представлялись теперь скоплением черных и серых теней. С улицы доносился шум проезжающих машин. Запаниковав, мальчик принялся искать щеколду, желая вырваться на свободу, но, найдя ее, вдруг успокоился. От старого масляного обогревателя волнами исходило тепло. В воздухе стоял запах кофе. Мальчик плотнее завернулся в шерстяное одеяло.
— Как мамина шаль, — пробормотал он.
Интересно, а где шаль сейчас? Не исключено, что она до сих пор у деда на ноге. Кожа на ране затянулась и теперь составляет с шалью одно целое. Он вспомнил, что учитель сказал о квартире: там никто не живет. Значит, квартира ждет их возвращения. Там осталась фотография мамы в рамке и ее запах на подушке.
Теперь он по-настоящему согрелся. Шерстяное одеяло плотно облегало тело. Эта новая «одежда» казалась мальчику странной, как странной, должно быть, показалась бы ему новая кожа, но чем дольше он в ней был, тем мягче она становилась. Мальчик подумал, что то же самое он чувствовал по отношению к лесу. Со временем привыкаешь ко всему.
Опустив голову, он на секунду сомкнул глаза.
— Просыпайся.
Неухоженная улица. Заколоченные досками витрины магазинов. Облезлые стены. Корни деревьев рвутся наружу из глубоких трещин в асфальте и взрывают его, подобно извергающимся вулканам. Ползучие растения взбираются вверх по кирпичу и бетону.
В одичавшем городе мальчик был один-одинешенек. Он бежал, а потом прислонился к стволу дерева, но оно оказалось не слишком надежным укрытием. Мальчик распростер руки в жалкой пародии на ветки, но никого не смог обмануть. Скосив глаза, он увидел подступающую тень.
— Просыпайся, малыш! Просыпайся!
Голос доносился откуда-то сверху. Мальчик поднял голову. Стены многоэтажек покрывал темный мох. Над головой раскинулось бледно-серое небо.
— Посмотри сюда!
На этот раз голос шел от четырехэтажного заброшенного здания. Как оказалось, внутри него росли деревья — в стенах зияли проломы, сквозь которые виднелись густые заросли. Половицы в доме разошлись, и из щелей, словно гибкие шнуры, выползали корни. Деревья, добравшись до потолка и проломив его, рвались на верхние этажи.
В одном из проломов, наполовину засыпанная палой листвой, стояла его мама.
— Малыш!
Мальчик хотел уже выскочить из убежища, когда мама, предостерегающе замахав руками, заставила его замереть на месте.
— Мама!
— Не двигайся, сынок, — велела она.
Голос ее был похож скорее на шепот, но, как бы там ни было, мальчик ее услышал.
— Пригнись.
— Мама, а можно…
— Нет, малыш!
Но мальчик решился. Неважно, что говорит мама… Неважно, чего она от него хочет… Разлука слишком уж затянулась. Он оторвался от ствола дерева, укрывшего его, и бросился по запущенной улице к зданию. Мальчик видел, как тень устремилась за ним. Из последних сил, спотыкаясь, он домчался до здания, заскочил внутрь и захлопнул за собой дверь. Навалившись на дверь всем телом, мальчик почувствовал, как кто-то ударился об нее с противоположной стороны. Дверь заходила ходуном, но Алику все же удалось удержать ее.
Наконец мальчик решил, что преследователь ушел, и огляделся. Внутри здание представляло собой такие же руины, что и снаружи. Из щелей между половицами тянулся шиповник. Рядом росли розы. У развалившейся лестницы покачивался папоротник. Вокруг было полно чертополоха и крапивы.
Мальчик пробрался мимо кустов ежевики, отвел в сторону листья папоротника и ступил на лестницу. Она оказалась куда прочнее, чем он поначалу решил. Набравшись храбрости, мальчик шагнул сразу через две ступеньки. Скоро стал виден второй этаж. Пол там, похоже, полностью сгнил, и его заменили сплошные переплетения корней.
Мальчик поднялся на второй этаж. Из пролома в стене открывался вид на город. Улицы его захватил лес, а на месте школьного двора разрослись камыш и рогоза. Посреди уродливой рощи на втором этаже стояла мама. Ей, должно быть, было холодно, потому что она крепко обхватила себя руками за плечи. Подол ее ночной рубашки трепетал под порывами ветра.
Обогнув розовые кусты и шиповник, мальчик бросился к маме.
Мама обняла его. Ее лицо прикоснулось к его лицу. Она поцеловала сына в щеку.
— Что-то не так, мама? В чем дело?
— Тебе не следовало сюда подниматься. Лучше бы ты остался под деревом. Тогда бы ты уже проснулся.
— Мама, это место похоже на квартиру, в которой мы жили.
— Конечно, малыш.
— Как лес сумел проникнуть сюда?
— Малыш, ты сам пригласил его, — с неизмеримой печалью в голосе ответила мама.
С улицы донеслось странное причитание.
— Дед плохо обо мне заботился.
Мама еще больше погрустнела и укоризненно взглянула на него.
— Ты тоже плохо о нем заботился.
Мальчик немного отстранился, но не разорвал объятий.
— Мама…
— Извини, но так оно и есть. Ты мне обещал, что будешь любить деда и заботиться о нем…
— Он одичал… Я не знаю, как это получилось.
— Ты был нужен ему, а он — тебе.
— Во всем виноваты деревья, мама. Сначала они не дали дедушке вырваться из леса, а потом высосали из него жизнь.
— Идем со мной, малыш.
Не разжимая объятий, мама подвела его к пролому в стене. Дул ледяной ветер. Мальчик посмотрел вниз, и оказалось, что земля где-то ужасно далеко, даже верхушки деревьев были едва видны. Перед глазами мальчика все поплыло…
Между деревьями двигалась тень.
— Взгляни не него.
— Это он, мама?
— Да, это твой дед.
— Что он задумал?
— Хочет войти в здание. Я пытаюсь удержать его на расстоянии, но надолго моих сил не хватит. Сейчас, как видишь, он вполне может обходиться без деревьев. Он несет лес с собой. — Она помолчала. — Малыш, ты должен проснуться. Просыпайся и беги из школы так быстро, как только сможешь!
— Почему, мама?
— Да потому…
Мальчик ощутил, что некая сила вырывает его из маминых рук. Его завертело в воздухе и швырнуло вниз…
Глаза мальчика открылись. Над ним склонился учитель Навицкий. За его спиной маячила директриса.
