— Эй, слышь, сдэлай укол какой-ныбудь, а?
Денис, наш бессменный (или бессмертный?) медбрат, бежит и телеграфирует на неврологию: «Приёмник — Юстасу. Срочно заберите больную».
Спустя время хондрозную забирают, и в смотровые возвращается умиротворение.
Однако недолго радовался покой. Вечером в холле замаячила сумасшедшая родственница, которая сразу же напала на Дениса.
— Где мне найти мэдсэстру? Там нашэй Гюзэль плохо.
— Э-э-э. — Диня растерялся и, переместившись поближе к пандусу, предположил: — На отделении, очевидно.
— Нэту её! — приблизилась оппонентка и ударила вторым вопросом: — А врач где?
— Да я-то откуда знаю. Здесь ведь приёмник. Вы поищите их на отделениях, — медбрат уже вышел на улицу, где предался в объятья летнего тёплого вечера. Но сердобольная не отставала от него.
— Это бэзобразие! В восэмь часов нэ найти ни аднаго сотрудника. Что за ужасная болничка. Кошмар! — дама выдохнула и, набрав полные лёгкие воздуха, кончила: — Вот поэтому у вас и кладбищэ большое.
Денис встрепенулся, обернулся и хотел было что-то возразить, но возмущённая уже довольно шустро семенила обратно. Внутрь. В больницу. Прочь от кошмарного и неимоверного кладбища. Старого, послевоенного и мемориального.
За десять дён одному не справиться,
тут помощник нужен — хомо сапиенс!
Х/ф «Формула любви»
Удивительно, но факт. Погост вблизи медучреждения. И даже каждый сотрудник больницы не единожды размышлял о философском местоположении своей больницы рядом с мемориальным кладбищем и церковью. Мол, полечили, отпели и можно закапывать. Единственная проблема, что в земелюшку рядом с больничкой вот уже почти шестьдесят пять лет никого никогда не подхоранивали. Всё-таки память о жертвах фашизма.
Но не все граждане историю своего города помнили.
И жизнь их за это сурово наказывала.
Наступило лето. На липах, стоящих частоколом между больничкой и кладбищем, активно распевали птички. Листья светились хлорофиллом и чудесно покачивались на ветру. Погода стояла тёплая и приятная. Как раз самая та, чтобы не работать. Но медицина столь просто не отпускала. Больничка продолжала трудоголить несмотря на благоприятные метеоусловия. Как говорится, «не хотите по-хорошему, будем лечить». И мы следовали по стопам Эскулапии и лечили людей, а не болезни. В общем, всё так, как завещал великий Боткин.
В ту смену я батрачил с Денисом. Ввоз тел в приёмник протекал откровенно слабо, впрочем, как и всегда в мои суточные дежурства. Дениска, помня про факт «Орловский на смене — болезни в отпуске», поднялся на хирургическое отделение и напросился постоять четвёртым ассистентом. Спустя три часа, когда все оперативные вмешательства окончились, он спустился вниз и, уставший, плюхнулся на диване. Бурность прошедшей работы отчётливо виднелась на его штанинах. Ровно там, где заканчивался стерильный халат и ниже, отчётливо «красовались» жирные пятна крови.
— Ну, как? — поинтересовался я. — Завалили кого-нибудь?
— Не-е, обошлось, — выдохнул медбрат. — Своё маленькое кладбище я пока не расширил.
В этом месте автор, как лицо непосредственно выполнившее множество оперативных вмешательств (спасибо, Акамедия), хочет пояснить, что мой сарказм относительно завала кого-нибудь всплыл не случайно. Ведь любые операции — это всегда определённый риск для жизни. И всё в основном от наркоза. Представляете, как требуется накачать человека, дабы он спал аки младенец, пока в его кишочках копаются люди в белых халатах? А? Ведь недаром у хирургов даже есть поговорка: «Одна операция — минус десять лет от жизни». Это у пациента, добавляю я. И минус столько же у доктора, если клиент умер. И ещё пять, если всё это попадёт на нашу ЛКК.
Итак, мы сидели на диване и ждали светлого будущего. Денис был в крови, а я — в учебнике по нервным болезням. Всё же моя специальность «семейный доктор», если кто забыл. Да и изучаемая патология в наши дни превалирует. Причём даже у здоровых, казалось бы, людей.
Где-то около семи часов вечера привезли первую и последнюю (всё же со мной даже в среду хорошо дежурить) пациентку. Пенсионерку с язвенной болезнью желудка. Как и полагается, плохо ей сделалось утром, но за помощью она обратилась лишь вечером, когда почти все нормальные специалисты попивали чай у себя дома. Классика жанра, так сказать.
Дениска оформил историю, я быстренько осмотрел и срочно направил на эндоскопию (ФГДС сокращённо), а то был шанс, что и последний хороший специалист (а плохих не бывает, так как это уже не специалист) уйдёт домой. Кабинет эндоскопии работал до восьми.
Здесь опять требуется выполнить отступление. Вот наш народ почему-то свято верит, что любые медицинские услуги он может получить круглосуточно. Он ждёт день, два, три и лишь ближе к ночи решает: хватит. Время вышло. Нужно срочно к медикам. И ведь никто не инструктирует, что, мол, если на третий день само не прошло, звоните! Что-то я ни одного подобной агитации не видел. А происходит именно так. Ждут, ждут и ночью — привет. А затем: пустая больница, вскрытие и плачущие родственники. Полная непривлекательность. Ведь во многие структуры мы обращаемся в рабочие часы. И даже в милицию: если вас кто-то собирается прирезать, вы не будете ждать до вечера, а вдруг рассосётся. Нет. Или, не дай бог, пожар. Никто же не машет рукой: «а, день-два потерплю, может, само пройдёт». Так почему все думают, что со здоровьем может быть как-то по-другому? Если вы ещё не сделали выводы из предыдущих историй, то просто поверьте мне на слово. С болячками всё так, как на пожаре.
А иногда и быстрее.
Но вернёмся к нашей пациентке. Сходила она на ФГДС и быстренько вернулась в приёмник. Я не удивился. Сергей Максимович, наш специалист функциональной диагностики, слыл профессионалом высшей пробы. Однако пенсионерка и сопровождающая её дочь заявили мне сразу.
— От исследования мы отказались.
— Что так?
— У вас там врач пьяный. Мы к такому не пойдём! Это возмутительно.
Про слабость Максимыча я знал. Как в 16:00 нашу больничку покидал почти весь медперсонал, так и из эндоскописта в это же время уходил доктор. При подобном тяжёлом труде оное, впрочем, и не мудрено. Важно лишь одно. Несмотря ни на что, ручки по-прежнему помнили своё дело.
— Разумеется, — начинаю деликатно. — Я с вами согласен, что пить на службе нельзя. Но дело в том, что доктор работает ещё и в детском стационаре. А после месячных и годовалых детишек выполнить процедуру на взрослом он сможет даже с закрытыми глазами.
— Ничего не знаем. Давайте нам другого специалиста.
— Где же я вам его возьму? — приподнимаю брови в небеса. — Кроме того, если уж речь зашла о специалистах. Завтра будет работать другой врач, женщина. Но лично я лучше пойду к нетрезвому Сергею Максимовичу, нежели к ней. Опыт-то не пропьёшь…
Однако больные женщины категорически не соглашались ложиться и настаивали на профессионале.
И тут в голову пришла страшная фраза из кинокомедии «Свадьба в Малиновке»:
— Да хлопцы у нас абсолютно мировые. Форменные звери! Вроде меня.
Дамочки задумались, хоть и до этого казалось, что они о чём-то размышляют. Делать нечего. Пришлось применить панацейную психотерапию. Для сего действа я вывел их на пандус и показал в сторону кладбища.
— Хорошо, — вежливо выдыхаю. — Займусь вашей диагностикой и лечением лично. Как раз пару свободных мест на кладбище завалялось. А то вчера как-то ударно поработали. Заодно и медбрат освободился. Щас быстренько мне поможет. Упакуем всё в лучшем виде.
Больная с дочкой переглянулись. Их светлые взоры упали на погост. Как по заказу, там шли реставрационные работы. Песок, щебень и земля возвышались исполинскими кучами. Поблизости частоколом торчали лопаты, оставленные рабочими. А затем они увидели Дениса в светло-зелёных кровавых штанах. Он вышел воздухом подышать. В общем, пазл довершился.
Пациенты молча отказались от госпитализации и шустренько засеменили прочь. Я практически точно видел, как язва в желудке у пенсионерки съёжилась и начала рубцеваться.
Кто же захочет попадать к таким специалистам?
В сорок пять баба ягодка опять.
Старинная русская поговорка
В предыдущей главе вновь промелькнул самый частый наш клиент — пенсионер. Человек опытный, усталый и с болячками. Но в данном месте стоит обязательно написать, что не каждого человека, перешагнувшего пенсионный возраст в нашем Царстве (женщины — 55 лет, мужчины — 60), автор так называет. Ведь как есть молодые люди, которые уже получают пенсию (по инвалидности, по выслуге лет и т. д.), так не исчезли и работающие граждане, которые давным-давно миновали вышеуказанный возраст. Именно поэтому пенсионер в нашей повести — это особь с определённым отношением к жизни. Дабы было понятно, кто попадает в данную когорту, приведу синонимы термина «пенсионер». Вы их слышали, да и сами неоднократно употребляли. Это старуха, бабка или даже старый пердун.
