Николай Иванович сел за стол, поднял рюмку:
— Как там наш Петруччио поживает? Я же с ним Академию кончал... Очень грамотный опер был!
— Петр Петрович тоже всегда вспоминает, что вместе с вами в Академии учился... — сказал Костя. — Николай Иванович, вы, конечно, знаете, что этот Зайцев, которого в ваших гаражах нашли, именно он убил Са-мошниковых...
— Знаю, знаю... Читал. По внутренним сводкам это уже проходит. Ах, люди какие были замечательные! Что Сергей Алексеевич, что Любовь Абрамовна... А все эта газетка сраная наделала! Наплетут с три короба, а потом мы все это должны расхлебывать!.. Миллионы, миллионы!!! Бляди бездарные... А Самошниковы после смерти Натана Моисеевича на две вшивые зарплатки еле-еле месяц проживали! От получки до получки тянули... Как мы, грешные, в нашей конторе говенной... Давайте-ка помянем их!
Николай Иванович встал из-за стола, поднял рюмку.
Поднялись и Славик Терехов с Костей Веселкиным.
Молча выпили, молча закусили...
А потом Славик как бы невзначай сказал:
— Видать, ничего этот Зайцев, кроме того золотого кольца, не нашел и...
— Какого кольца? — спросил Николай Иванович.
— Пацаны из кодлы этого отморозка — Зайцева этого — показали в один голос, что у него перстень золотой вдруг появился. И он с ним ни на секунду не расставался... А когда труп обнаружили — кольца на нем не было! Кто-то этот перстенек с него снял. Тем более судмедэксперт дал заключение, что в момент убийства Зайцева на нем были надеты наручники...
— М-да... — протянул Славик. — Пролопушили мы этого Зайца.
— Но если перстенек этот все-таки где-то всплывет, тогда элементарно можно выйти на того, кто с этим засранцем разобрался в вашем гараже! — уверенно сказал Костя. Помолчал и добавил: — Но мне лично совсем не хотелось бы, чтобы этот перстень где-нибудь объявился...
— И мне, — твердо сказал капитан Славик Терехов, глядя прямо в глаза Николаю Ивановичу Петрову. — Пусть — «висяк», пусть — «падение кривой раскрываемости»... Насрать! Справедливость иногда имеет право принимать любые — самые удивительные и жестокие — формы...
— Ну, ты даешь, Славик! — восхищенно сказал старший лейтенант Костя Веселкин.
Славик улыбнулся, поднял рюмку:
— А ты как думал? Что ж меня, зря с третьего курса университета с философского факультета выперли?!
У ТРЕТЬЕГО ОТДЕЛЕНИЯ МИЛИЦИИ
... А спустя еще полчаса Славик и Костя шли к своему родному Третьему отделению...
—... Увидишь, — говорил Славик на ходу. — Очень скоро наступят времена, когда из ментовки нужно будет бежать куда глаза глядят!..
— А куда?! Куда? В охранные структуры?.. В частные телохранители? — в отчаянии спрашивал Костя.
— А хоть в бандиты! — отвечал ему Славик. — Если в стране бардак, а дети хотят кушать каждый день...
— Стой! — неожиданно сказал Костя и остановился, удерживая Славика за рукав куртки.
До Третьего отделения милиции оставалось метров пятьдесят..
Костя подозрительно оглянулся вокруг, никого не заметил и негромко спросил Славика:
— Как по-твоему, Николай Иванович просек или нет?
— Думаю, что он все просек еще раньше нас, — ответил Славик.
И они бодро направились к месту своей службы...
После милицейско-кухонных посиделок Николай Иванович Петров убирал в кухне.
Прятал от глаз подальше пустые бутылки из-под «Столичной»...
...сваливал в раковину грязную посуду, потом мыл ее, протирал, убирал в настенный шкафчик...
Но когда раздался звук поворачиваемого во входной двери ключа, Николай Иванович насторожился...
Дверь открылась. Вошла усталая Лидочка со спортивной сумкой через плечо.
— Привет, па! Устала — с ног валюсь...
Бросила сумку в прихожей, сказала:
— Жрать хочу, как семеро волков!..
— Иди переодевайся, — сказал Николай Иванович. — Сейчас я тебе все приготовлю.
— А мама когда придет? — крикнула Лидочка уже из своей комнаты.
— Не скоро! Она с работы на Васильевский поедет — в больничку к Эсфири Анатольевне...
Поставил кастрюлю с супом на плиту, зажег газ.
Стал собирать на стол обед для Лидочки...
А когда она вошла в кухню, уже одетая в тренировочные брючки, майку и тапочки, тихо спросил открытым текстом:
— Где золотое кольцо?
— Какое кольцо? — От усталости Лидочка даже не в силах была сообразить, о чем спрашивает ее отец.
— Кольцо, которое вы с Толькой Самошниковым сняли с убитого вами Зайцева.
У Лидочки открылся рот, ноги подкосились самым настоящим образом, и она плюхнулась на кухонный угловой диванчик.
Наконец Лидочка покорно спросила:
— Откуда ты знаешь?..
— Откуда, откуда... От верблюда! Кольцо у тебя?
— Нет.
— У Тольки?
— Нет-нет, что ты!..
— Где кольцо, я тебя спрашиваю?
— У тебя.
— Не понял! — угрожающе произнес Николай Иванович, наливая Лидочке суп в тарелку.
— В твоей старой наплечной кобуре. На антресолях.
* * *
Потом со стола в кухне уже убирала плачущая Лидочка...
На угловом диванчике валялась старая наплечная кобура для пистолета.
— Скатерть тоже сними, — сказал Николай Иванович.
Он прикрутил небольшие тиски к кухонному столу...
...зажег самую сильную горелку на кухонной плите...
...мощными кусачками перекусил некрасивый толстый золотой перстень покойного Натана Моисеевича.
Зажал перстень в тиски и пассатижами развернул его концы в разные стороны.
— Там написано... — сквозь слезы сказала Лидочка.
— Вижу.
Николай Иванович развернул кольцо еще больше и прочитал на внутренней стороне: «Фронтовому другу Натану в день его 60-летия от друга Ивана».
Николай Иванович освободил разрезанный перстень из тисков, ухватил один его конец пассатижами и стал нагревать этот нелепый кусок золота на синем пламени газовой горелки.
— Толик сказал, что мы потом из этого кольца сделаем для себя два тоненьких обручальных колечка... — шмыгая носом, тихо произнесла Лидочка.
— Это если они вам вообще понадобятся, — заметил Николай Иванович. — Сядь, не мельтеши.
Николай Иванович раскалил на горелке бывший перстень докрасна и молотком, на наковаленке тисков, стал плющить его и выковывать из него обычную золотую пластинку.
Звонкий стук молотка несся по всей квартире...
А Николай Иванович будто про себя приговаривал:
— Это в тридцатых за золото к стенке ставили... А сегодня оно даже по восемьдесят восьмой статье не проходит... Такой кусочек запросто может быть в любой советской семье!.. Мало ли от кого он им достался?.. У меня, например, дед был купцом первой гильдии! За что его и шлепнули...
И все с большим ожесточением расплющивал Николай Иванович этот кусочек трагического золота, превращая его в аккуратную пластинку...
— Важно, чтобы этот кусочек металла никогда не был похож ни на кольцо, ни на перстень, ни на что, кроме того, что я из него сделаю!.. — бормотал Николай Иванович. — А то нас всех пересажают, и передачи нам носить будет некому.
Бьет молоток по небольшой наковальне в кухне...
— Матери — ни слова! С ее давлением шутки плохи, поняла?
* * *
... По всему дому разносился звонкий стук молотка из квартиры Петровых.
* * *
А потом этот ритмичный стук по наковальне участился и перешел в непрерывный грохот вагонных колес на рельсовых стыках...
В квартирном кухонном окне неожиданно появились несущиеся назад перелески, луга, покрытые утренним туманом, деревеньки, какие-то придорожные строения...
...и кухонное окно квартиры Петровых, за которым проносился железнодорожный пейзаж, постепенно превратилось в окно...
Ангел неторопливо доставал из портфеля несессер, готовясь к утреннему туалету...
В.В. сидел с пустым стаканом в руке, слушал Ангела.
—...ночами я незримо ухаживал за Фирочкой Самошниковой в этой клинике нервных болезней на Васильевском и изо всех сил старался помочь ей прийти в себя. Делал я это точно так же, как когда-то пытался помочь ее старшему сыну Леше в немецком «кранкенхаузе»... К счастью, та выездная сессия ангельской «тройки», которая лишила меня крыльев и ангельского чина за Неверие во Всемогущество Всевышнего и нежелание возвращаться на Небо, в последний момент судилища по запарке оставила мне и возможность невидимости, и еще несколько потусторонних приемчиков... — Тут Ангел увидел пустой стакан в руке В.В. и продолжил: —...одним из которых, вы, Владим Владимыч, бессовестно пользуетесь! На вас джина не напасешься!
— Нашли чем упрекнуть, — презрительно процедил В.В. — Как у вас язык повернулся? Из-за трех капель выпивки развести такую склоку...
— Из-за трех капель?! — возмутился Ангел. — Вы всю ночь...
— Ангел! Не отвлекайтесь на пустяки и не разрушайте стройность рассказа всплесками мелкой сквалыжности. Лучше добавьте немного джина...
