– Скажите, дон Алонсо, каким образом я мог бы узнать, где эти деньги сейчас?
– Я полагаю, что вам нужно позвонить непосредственно в BONY, в отдел Латинской Америки, они соединят с необходимым вам специалистом, который занимается именно Аргентиной. Он сможет ответить на все ваши вопросы. Я могу сделать это сам, если вы пожелаете.
– О нет, благодарю вас. Я с удовольствием пообщаюсь с этим специалистом сам. Быть может, вы знаете номер?
– О да, запишите: вы набираете код Америки, затем номер 212-495-17-84, и вас соединят с нужным вам человеком.
– Огромное спасибо!
– Не за что, сеньор Климьенко. Прошу вас также информировать меня. Сейчас в США ночь, банк открывается в восемь тридцать утра. Вот вам мой личный номер. Перезвоните мне на него, чтобы я отдал распоряжение о подготовке наличных заранее, хорошо?
– Отлично, договорились. Adios, дон Алонсо.
– Adios, дон Климьенко.
Я взглянул на часы. Было начало второго. В Нью-Йорке пять часов утра. Ну, что ж… Никто не обещал, что будет легко. Позвоню в Нью-Йорк, когда настанет время.
Несколько часов я провел в крайне взвинченном состоянии. На метро доехал до станции «Пушкинская», вылез на поверхность, потолкался немного в прилегающих к Тверской дворах. Купил коробок анаши, штакет «Беломорканал». Набил толстый косяк, выкурил его, затем еще один. Накрыло мягко и успокоило. Удачно подвернулся мне этот немой уличный дилер. Я не люблю наркотики. Ни разу в жизни я не пробовал ничего, кроме нескольких затяжек марихуаны, которую я бы назвал наркотиком философов. Безусловно – это наркотик. И не надо его идеализировать и легализовывать.
Я сел в каком-то ресторанчике, где, кроме меня, было еще двое человек, похожих то ли на телохранителей, то ли на гангстеров низкого, судя по их бедноватой экипировке, пошиба. Я сидел за столиком, откинувшись на спинку стула, и блаженно улыбался. Заказал горячий чай, и он усилил действие наркотика. Безмятежно глядел по сторонам, иногда в поле моего зрения попадали те двое крепышей. Нет, пожалуй, это все же были мелкие гангстеры, которые, как я считал, перевелись в моем городе, вымерли как класс. Я рассмотрел их повнимательнее: два молодых быка, лет по двадцать шесть, не больше. Денег на хороший обед в ресторане нет, а красиво посидеть хочется. Дуют пиво кружками, вон, выпили каждый уже литра по три, наверное. Рожи противные, затылки бритые, на запястьях дешевые браслеты из российского или турецкого медного золота. Я, на всякий случай, проверил, на месте ли пистолет, и незаметно снял его с предохранителя. Прикосновение к смертельному железу и марихуана вдруг придали мне злобно-игривый настрой. Вперивши в гангстеров наглый взгляд, я раскрыл рот:
– Слы, пацаны, ну че вы тут быкуете, а? Че, мышцой охота потрясти? Вы знаете, кто вы такие? Вы, бля, динозавры ископаемые. Дешевки вы, вашу мать! Сидите здесь, пивом своим вонючим надуваетесь. Считаете себя крутыми перцами? Да вы дерьмо, ясно вам! Я вам глаз на жопу натяну, чтобы вы так на меня косяка не давили, козлы, бля!
И тут произошло то, что лишило меня дара речи на несколько минут. Двое мелкотравчатых гангстеров, которых я решил подзадорить на банальную драку, испуганно вскочили, всплеснув синхронно, как по команде, руками. Один из них тонким противным голосом, не оставляющим сомнений в ориентации этих крепышей, пропищал:
– Мущщинаа, в чем, соспссно, делааа. Мы спокойно сидиим в ресторанее, а вы пристаетее. Мы с другом вам вопще ничего не сказалии, а вы обзываетеесь. Сейчас не советское время, между прочиим. Что вы вообщеее себе позволяетеее? Безобразие какое-тоо! Павлик, пойдем отсюдаа!
И эти двое мнимых бандитов бросили деньги за пиво на стол и в обнимку, испуганно обойдя мой столик по максимально возможной траектории, выпорхнули из ресторана, при этом оба отчетливо пукнули и тем самым невыносимо испортили воздух.
В ужасе я застыл, как сфинкс. Все мои мышцы свела судорога, вылившаяся в чудовищный взрыв смеха. Я сидел один, в абсолютно пустом ресторане, где воняло испуганным пердежом, и хохотал что есть мочи. Меня сломало от смеха пополам, из глаз лились слезы, я задыхался, захлебывался собственным смехом, и затем, набрав в легкие воздуха, выдавал на-гора следующую порцию громогласного гогота.
Испуганная официантка прибежала, подумав, очевидно, что со мной происходит нечто неординарное. Она принялась трясти меня за плечо и приговаривать:
– Мужчина, мужчина, что с вами, вам плохо?
Я отхохотался и, переведя дух, глотая соленые слезы, ответил:
– Нет, девушка. Со мной все в полном порядке. Просто я сейчас открыл очередной закон Мерфи. Хотите, скажу?
Официантка, принужденно улыбаясь, осторожно кивнула.
– А закон такой: «Какая страна, такие в ней и пидоры». Звучит?
Время между тем приближалось в пяти часам вечера. Я задул еще два косяка и находился в полной нирване. Так как дунул я в туалете ресторана, а вытяжка, судя по всему, была неисправна или просто не включена, запах веников, который издает дымящаяся марихуана, распространился с неестественной быстротой по всему помещению. При выходе из туалета ко мне подошел длинный и худой субъект в очках и галстуке. Росту парень и вправду был громадного, около двух метров, и худоба его казалась неестественной – этакий ствол корабельной сосны, а на невидимых плечах парня каким-то чудом держался пиджак:
– Эээ, мужчина, я прошу прощения, но не могли бы вы расплатиться и покинуть наш ресторан?
– А в чем дело, приятель? Разве я внес диссонанс в функционирование вашего достойного заведения?
– Вы прекрасно понимаете причину моей просьбы: мы будем вынуждены закрыться на час или два и основательно все проветрить. Нам не нужны неприятности: милиция, наркоконтроль, сами понимаете. Да и вам, я думаю, неприятности такого рода тоже ни к чему.
– Меня впервые в жизни выгоняют из общепита, дружище! Я хочу отметить это салютом!
С этими словами я выхватил из кармана пистолет, дослал патрон и, не прицеливаясь, три раза выстрелил в потолок. Попал в люстру и в лепную розетку возле нее. Вниз полетели стекла и куски гипса. Длинный парень, в ужасе закрыв голову руками, убежал куда-то, а я зашел в гардеробную, снял с вешалки пальто, оделся и вышел в сырой московский воздух. Дошел до ближайшей подворотни, огляделся, достал из внутреннего кармана пальто сложенный вчетверо прекрасный японский парик, очки, одним движением нахлобучил парик на голову. По милицейской ориентировке станут искать коротко стриженного, среднего роста, крепкого человека «за тридцать», а я за секунду превратился в двадцатилетнего студентика. Ищите…
В такси я взглянул на часы: 16.59. Пора:
– Остановите, пожалуйста, здесь.
– Как скажешь, братишка.
– Я похож на вашего маленького братишку?
– Да не… Нету у меня никакого братишки.
– Тогда почему вы так меня называете?
– Ну, я же тебя не пидором назвал, а? Ты чего начинаешь?
– Хоть на этом спасибо. Всего вам доброго.
– Ага. Бывай, епт… «Братишка» ему не понравился. Ишь, бля…
От смотровой площадки на Воробьевых горах я дошел до главного здания МГУ. Поднялся на колоннаду, спрятался за одной из полированных гранитных колонн от ветра и набрал номер BONY:
– Bank of New York , доброе утро.
– Доброе утро.
– Я могу вам помочь, сэр?
– Да, безусловно, можете. Мне перевели деньги из Аргентины в минувшую пятницу и…
– Одну секунду, сэр. Я соединю вас со специалистом из латинского отдела.
– Благодарю вас.
Прямо как в какой-нибудь спецслужбе. «Латинский отдел». Звучит красиво и загадочно и как-то очень по-деловому. Сразу понимаешь, что позвонил не куда-нибудь в «Первый Мухосранский банк», где, разумеется, никакого латинского отдела и в помине нет, а в учреждение с мировым именем. Мои размышления прервал очень вкрадчивый женский голос:
– Доброе утро, сэр. Это Сара Ли, специалист отдела Латинской Америки. Какая из стран вас интересует конкретно?
– Аргентина.
– Да, я занимаюсь Аргентиной. Я могу вам помочь?
– Видите ли, мисс Ли…
– Можно просто Сара.
– Хорошо, Сара. Видите ли, в пятницу из банка Буэнос-Айреса был переведен платеж для получателя по имени Роман Клименко, то есть для меня. Сегодня эти деньги должны были оказаться в Banco del Prado, в Мадриде, но я звонил туда, и денег все еще нет. Вы не могли бы выяснить, где мой платеж?
– Одну минуту, сэр. Оставайтесь на линии.
Заиграла легкая музыка. Она создавала нелепый контраст с резким сырым ветром, который нагло хозяйничал у меня под одеждой и пронизывал меня до костей. Мои пальцы посинели от холода, скулы сводило, но я не делал попыток согреться, пошевелиться, как будто боялся, что если пошевелюсь, то связь с миром, где играет легкая и радостная, теплая музыка, может прерваться. Я молился, чтобы баланс на телефоне оставался положительным и его не отключили бы в самый неподходящий момент.
