Олег Никитин - Это я, Эдик

Ознакомительная версия.

Ну до чего же эти парни тупые! Стоит только платье задрать, так на любое сумасшествие поведутся.

Девушки в нетерпении уселись на кровати и уставились на дверь, будто заговаривая ее. Обе неслышно заклинали: «Хамса, хамса…» Томительно тянулись секунды. Тут ручка несмело повернулась, и тотчас в полураскрытую дверь боком проскользнул бледный как див Тошнилович. Глаза его были выпучены будто у морского окуня.

Без единого слова Светка с Танюшей метнулись к нему и перехватили добычу – и не успел Ганя выдохнуть, как вожделенная кастрюля уже висела за окошком, в полной невидимости.

– И не воняет, как тогда, – прошептала Светка и в изнеможении упала на койку.

– Быстро спрятали, – поддакнула Таня. – Не учует.

– Эй, а как же… – выступил Тошнилович.

– Он прав, надо составить позитуру.

И Светка принялась руководить расстановкой актеров на сцене. Танюша, понятно, временами артачилась и вносила поправки, отчего возникали короткие желчные споры. Ганя то стоял между ними словно кукла, со спущенными штанами, то ложился на койку, то еще как располагался, временами весьма причудливо.

Вопли со стороны кухни придали телодвижениям похитителей судорожную импульсивность. Словом, когда дверь комнаты с треском распахнулась и на пороге возникла монументальная фигура Лены, только человек с выдающимся пространственным воображением мог бы растолковать, кто из партнеров чем занимается.

– К вам можно? – загорелась Маринка и проскользнула мимо подруги.

На ходу она принялась стаскивать рваные спортивные штаны, но потом махнула рукой и оставила их на заднице – все равно промежность у них зияла дырой.

– Трахтеншёльд! – зловеще крикнула Ленка.

– Да что такого? Трахнусь и приду! Вы еще долго будете искать. У тебя вон Гоша есть, а Колька мой, козел, пропал!

– А меня спросила? – смело обозлилась Танюша. – Член-то у него один.

– Светку вон пустила.

– Мы же вместе живем, – возмутилась Трусерс.

– Так, все заткнулись, я суп ищу, – оборвала горячую дискуссию Целко.

Хлипкий пол в комнате задрожал под ее чугунной поступью. Это было так страшно, что даже крысы в подполье запищали с особенным ужасом и ринулись в невидимые щели, будто их поджаривали из огнемета. Что уж говорить о студентках и бедном Тошниловиче! Член у него скукожился в одно мгновение и улегся между губ Татьяны будто земляной червяк, умытый дождем.

Ленка хищно повела носом, но глаза ее при этом сохранили только дальний отсвет гнева, не вспыхнули смертельной яростью.

Только Маринка не растерялась. И чего ей было опасаться? Не она же суп уволокла. Вот и отняла Гошу у его подруги, но как ни старалась, толку от парня никакого не было. Вряд ли он чувствовал, как жуют его член – Марина могла бы и вовсе откусить его, и тогда бы не сумел отвести кроличьего взгляда от могучей туши Целко.

– Тьфу, импотент, – расстроилась Трахтеншёльд и выплюнула добычу. – На хрен вам такой сдался, бабы?

– Какие сами, такой и хер, – брезгливо молвила Лена, подхватила подругу за рукав, поволокла за собой к выходу – и через минуту вся поисковая команда уже ломилась в соседнее жилище.

В комнате же остался лишь отголосок ее тяжких шагов и облегченный писк зверьков под дощатым полом.

– Хвала Аллаху, пронесло, – ликующе просипела Светка.

На радостях они с подругой принялись так остервенело мусолить Гошу, что тот поминутно то взревывал от боли, то скулил от счастья. Долго он, конечно, продержаться не смог, и пришлось девушкам утереться и тешить друг друга до полного изнеможения. Гоше тоже, впрочем, пришлось отдуваться. После отработки они вытолкали его на пол и мирно засопели в обнимку.

Между тем облава в общаге подошла к концу. Судя по отсутствию криков о помощи и грома разрушений, воры и в этот раз избегли уличения. Да и как еще могла закончиться охота, если от Тани со Светкой она укатилась бесславно?

– Как мы эту толстуху уделали, – похвалилась Трусерс. – Ну, Тошнилович, волоки сюда кастрюлю, жрать будем. А то у меня уже брюхо от голода пучит.

– Слушаюсь!

По правде говоря, Гоша был бы не прочь еще раз порезвиться с обеими девчонками сразу, но рассчитывать на подобную удачу не стоило. Ему это и без разъяснений было понятно. Вот когда совершишь подвиг такого же масштаба… Или хотя бы хавки приволочешь в немереном количестве… Он только вздохнул от безысходности, но тотчас приободрился – ведь сейчас-то! Сейчас-то он на коне и даже набьет пузо теплым бульоном. Глядишь, и косточка мозговая перепадет.

По команде девчонок он напялил тулуп со штанами, чтобы не отморозить причиндалы, а то выхаживай его потом, и полез за окно. Сами же девушки тем временем споро оделись и встретили явление кастрюли в комнате с ложкой и вилкой. Гоше достался тупой и к тому же сломанный пополам нож. Но он не обиделся. На что ему пальцы даны, как не пищу хватать?

– Свет зажигать будем? – шепотом спросила Светка.

– Еще чего! вдруг кто сунется – а тут мы сделаем вид, что трахаемся, – резонно возразила Танюша.

– Да, правда, – загорелся Тошнилович и скинул тулуп.

– Не разгоняйся, – осадили его девушки дружно, и бедный юноша сразу покрылся гусиной кожей, так ему стало одиноко и холодно.

Только волнующий дух супа и поддержал его в лихую минуту презрения.

– Зато пожру, – печально молвил он и сдвинул крышку с кастрюли.

– Сначала бульон…

Парень нежно разлил половину еще теплой пахучей жидкости по грязным стаканам, таинственно заблестевшим в лунном свете. Все благоговейно отпили влаги и посмаковали ее, покатали душистые капли на языках, прежде чем сглотнуть. Благость тонким слоем животного жира растеклась по пустым желудкам.

– Собачатина, – восторженно просипела Танюша. – Вылавливай кости уже, сил нет терпеть.

Тошнилович уже и сам пускал слюни от голода – взвар лишь растравил аппетит, требовалось всласть погрызть косточки, соскрести с них жилки и хрящики, высосать мозг до последней капельки. Девушки поставили перед товарищем самую глубокую тарелку, вылизанную ими еще в прошлом месяце, так давно она не видала достойной ее пищи. Что ж, пришел и ее день!

Гоша вытер ладонь о волосы и запустил ее в кастрюлю. В следующие несколько секунд с ним произошли самые небывалые метаморфозы, какие не доводилось видеть, пожалуй, никому в целом Уродове. Лицо парня окаменело, словно он увидал гидру, потом рот его распахнулся на полную ширину, обнажив черные пеньки зубов, и спустя мгновение комнату потряс такой чудовищный вопль, что треснувшее оконное стекло не выдержало и осыпалось на пол.

Он выдернул руку из кастрюли – указательный палец свисал на полоске кожи, качаясь, потом оторвался от ладони и с плеском упал обратно в бульон. Оттуда раздалось смачное чавканье, а вслед за тем и неприятный скребущий лязг. Над краем посудины внезапно показался черный собачий нос и клыки под рваной губой, а затем и провалившийся собачий глаз.

Обе девушки, так и не сумев ничего сказать, без чувств сползли со стульев. И тотчас за дверью послышались топот и радостные крики, и неотвратимая поступь кого-то тяжкого, неизбежного как похмелье.

Дверь распахнулась. На пороге стояла Лена с широким тесаком и облизывалась, а за нею прятались фигуры прочих студенток. Сальные волосы Целко развевались от ледяного сквозняка.

– Собирайся, народ! Знатный будет пир! Теперь на неделю всем мяса хватит…

Comments on this: 4

God: Все, администрация города подает в суд на автора этих непотребных записок сумасшедшего. Теперь держись!

(Ничего, отстоим. – Прим. мутакаллима издателя)

Танк: Да не знаю я, что там выше понаписано! Говорю же, этот тупой бред попадает ко мне самыми идиотскими способами, и на авторство я не претендую.

Cactus: Зашибись, наконец-то они все подохли!

Гамадрил: Да, сильно у вас тут наверчено, ни грана не понял. Попробую с начала полистать…

Мы ехали к Наталье на моем «рено», а сознание ко мне-1 никак не возвращалось. Только и вижу теперь на записи, как мелькает за окошком тачки омерзительная архитектура. Что я буду расписывать, в самом деле, как меня дабиром шарахнуло?

Ладно, неважно! Приехали мы в приличный район, со старыми, но еще свежими с виду домишками этажей в десять.

– Мне что, в машине тебя подождать? – выступила Альмира. – Зашибись. Угонят еще вместе с тачкой, муженек.

– Держи шокер. – Я пошарил в бардачке и кинул на колени девке жуткого вида прибор, весь в оплавленных следах и застарелой саже. – Тыкай в глаз, не пропадешь.

Я хлопнул дверью и поднялся на ступени широкого крыльца с протертыми ступенями. Реклама на линзы выскакивала все больше культурная, с отрывками из новых постановок, концертов и прочих эстетских развлечений.

Ознакомительная версия.