Усталый актер в парике и галстуке беседовал с женой автомеханика, чье странное поведение не поддавалось объяснению сотрудников КГБ. У автомеханика был тайный порок. Он пил каждый день. «А ведь это, как минимум, пятерик, плюс вечером — с наценкой», — доносились с экрана порнографические подробности…. Действительно, сколько денег в день может позволить себе потратить наш человек, не вызывая подозрений? И где он их возьмет?.. Пять рублей — это прямо сейчас, при Андропове. Но вещь написана примерно семью годами раньше. Во что обходилась тайная страсть в ту пору, когда он — молодой человек — уже прожил две трети своего нынешнего возраста?
Он почувствовал, как в глубине души, словно кто-то включил давно остывший телевизор, вызревает теплое ощущение в преддверии какого-то светлого и незваного воспоминания о ком-то совершенно забытом им за несколько лет безвременья, за которым так и не последовал переход во взрослую жизнь. Во что обходится утоление тайной страсти, и готовы ли мы, проявив понимание, содействовать ее утолению бесплатно? В ушах молодого человека прозвенел школьный звонок…
Дядя Каланга был в полном восторге от нового ученика, переведенного к ним в школу после скандала с примесью «политики». Каланге, чьи потребности возрастали с каждым оконченным классом, давно не хватало такого компаньона.
Как только юноша, укоротив, по договору с директором, волосы, стал появляться в тусклых коридорах (окна выходил на школьный двор, а здание имело форму буквы П), он немедленно взялся «создавать сферу», то есть — налаживать рынок сбыта вещей, которых не увидишь на витрине обычного магазина.
«Тонконогий, длинный и широколобый
Был он сущий гений, дар имел особый».
Дар заключался в поразительном умении находить и выделать привлекательные черты в крайне непривлекательных явлениях и личностях. Циничный девятиклассник в равной мере симпатизировал всем, кого по возрасту и воспитанию должен был ненавидеть: израильской военщине и чилийской хунте, хунвейбинам и ку-клукс-клановцам, лесным братьям и «семейству» Мэнсона, зеленым беретам и Отто Скорцени.
«Одно дело делаем — коротко пояснял он ошеломленному Каланге, и тот, не зная, что возразить, только раскуривал очередной «Золотой пляж» — от предыдущего бычка, который выгорел до фильтра.
Это он и окрестил Калангу Калангой. До того Дядя носил простую ученическую кличку — производную от собственной фамилии.
Каланга приглянулся новичку не с первого взгляда, но сравнительно быстро. Была большая перемена, и возле уборной для мальчиков новенький расслышал глуховатый голос, не поющий, а именно скандирующий старательно: «Ёб-я-баб, пока еще веселый, паб-ду-бап…» Это был голос Каланги. Сидя на подоконнике и для проформы прижимая ля-минор, он монотонно, но без запинки полностью исполнил «Гимн холостяков».
С таким человеком можно работать, решил новенький; подкараулив Калангу после уроков, вывел за ограду и достал из кармана два «Кэмела» — одну себе, другую артисту. В жизни Каланги это была первая фирменная сигарета.
Однако зарабатывать на американский табак Каланга предпочитал способом, почти полностью вышедшим из моды.
Время от времени на «балке» в Парке Металлургов появлялся маленький Павлик из Таганрога. Его речь напоминала убыстренную запись выступления Жванецкого. Только никто не смеялся и не воспринимал реплики залетного зазывалы всерьез.
Народ расходился — кто к пивной, кто за вином. А миниатюрный непьющий Паша оставался стоять, провожая надменным взглядом сквозь толстые линзы упущенных клиентов и нервно похлопывал себя по груди каратиста черным пакетом для фотобумаги. В 1976 году этот человек все еще надеялся продавать по рублю нецветные фотографии западных ансамблей. По рублю за штуку. Включая «Бэй Сити Роллерс»! Идиот.
Каланга сплавлял их под два и даже по трояку! По крайней мере, так он хвастал после третьей кружки в сидячем пивбаре, перекрикивая песенку This World Today is a Mess, доносившуюся из «Весны» с соседнего столика.
Получив очередную порцию дешевки, Каланга исчезал довольный, исправно возвращался за куревом и жуйкой, расплачивался наличными и требовал еще. Но не признавался, кому он засаживает эти убогие картинки. Когда же он, наконец, назвал имя суперклиента (в единственном числе), новенький ему сначала не поверил.
Фотографии покупала девочка — одноклассница Дяди Каланги. Более того, ее интересовал исключительно «Слэйд», а остальные она беспрекословно принимала в нагрузку.
Новенький (в школе, откуда его выгнали, за ним закрепилось одно прозвище — «Спекулянт») призадумался. Ему хотелось посмотреть, как выглядит та, чьи деньги оседают у него в карманах, и в то же время что-то его останавливало. Пожалуй, он был чрезмерно осторожен. На пороге получения паспорта у него не было постоянной сверстницы, а молодых дам, готовых проявить с ним определенную откровенность, он побаивался еще больше, чем вполне сформировавшуюся внутри, незримую гомосексуальность.
В этой школьнице, каждый день входящей и выходящей в одни и те же ворота, взбегающей и сбегающей вниз по тем же ступенькам, было нечто противоестественное и «нездоровое» — то, что всегда привлекало Спекулянта сильней наживы и контроля над теми, кто поддался его пропаганде.
Он пытался вообразить, как она выглядит, и не мог — видел лишь туманный сгусток вместо лица, откуда исходил плоский недевичий голос, диктующий Каланге условия очередного заказа. Он пробовал интуитивно, без физического вторжения в чужое жилье, отыскать какие-то симптомы безумия в расстановке предметов, фасоне мебели и посуды, и не видел никаких отклонений. Кроме одного. «У нее вся комната ими оклеена», — с напускным пафосом глумился тот же Каланга.
Кстати, о наживе. Что если барышня попросту не в курсе и не подозревает о существовании больших цветных плакатов, соперничающих с ковриками и портретами советских пращуров в рамах? Он сказал об этом Каланге. Тот передал: «Мой шеф всемогущ и может организовать постеры (это слово Каланга произносил с запинкой) любого формата — как вон тот Ленин на фасаде комендатуры!»
— Ты не сомневайся, чувак, то есть шеф, я ей достаточно подробно «обрисовал царизма наготу».
— И что?
— А что «что»?! Не грузится чувиха. Не нужны ей цветные и фирменные плакаты и диски тоже не нужны.
— О дисках речи не было. Это не твоя сфера.
— Я-то понимаю, шо не моя. Я только одного никак не вкурю, зачем ей столько одинаковых фоток одной и той же группы, которая…
— … которая, если честно, всех нас немножко подзаебала.
— Вот именно, чувак. В точку! Мне почему-то кажется, что «Слэйд» вообще — группа для мальчиков.
— Ну да. А «Песняры» — для песняров. Ладно, не хочешь мне ее показывать, тогда хоть опиши, как она выглядит, эта твоя психопатка.
— Кого, ее? Я не хочу показывать?! Та ты ее сто раз видел, просто не обращал внимания. Практически каждый день.
— Значит, видел. Но почему строго черно-белый самопал?
— Не знаю, чувак, сам не врубаюсь… Черкизова любит эрзац.
— Так в парашах на стенах пишут, — отшутился новенький, стараясь скрыть волнение. — «Люблю эрзац».
Черкизова!.. Черкизова, Черкизова. Откуда же у нее столько денег? Если бутылка водки в день — это катастрофа для семейного бюджета, кроме шуток, так оно и есть, и будет при следующем генсеке, где достает и с легкостью тратит свои пятерики и трешки эта, скажем условно, пигалица?
Богатый поклонник? Маловероятно. Если бы она что-то собой представляла в плане внешности, Каланга обязательно бы это подчеркнул… Самыми щедрыми кавалерами считаются картежники в рыжих шапках и кожаных пальто. Щедрыми и опасными. Новичок лишний раз похвалил себя за осторожность — он с начальных классов предпочитал сбывать свой товар через посредников.
Он до сих пор не имел представления, как выглядит его благодетельница. Суеверно опасался возненавидеть или, напротив, влюбиться в нее — девочку из комнаты в фотобумажных обоях… Дикая комбинация напоминала групповой секс, о котором шептались подростки, засосав сухаря на вылазках. С Дядей Калангой в роли ширмы-презерватива.
С другой стороны, если земляк А.П. Чехова, малохольный Павлик в шляпе с короткими полями, был полон решимости требовать рубли за позорные переснятые картинки, почему не могла с таким же азартом другая малахольная за них эти рубли платить?
Он случайно застал ее в момент расплаты с Калангой. Ее явно не интересовали подробности, она размахивала портфелем и улыбалась, как это делают те, кому нечего скрывать, пока Дядя Каланга жуликовато сворачивал желтые рубли своими не по возрасту прокуренными пальцами. Бедный, завербованный комсомолец Каланга. Добыча, как в таких случаях говорят, «разных жуков».
