– Вот хотим издать том воспоминаний о писателе-сатирике Лейкине, но фондов, конечно, нет. Как бы нам это затруднение обойти?
Воскресенский отвечает:
– А вы знаете, не нравится мне ваш Лейкин – как-то все у него не то.
– Ну что вы! – говорят. – Чудесный писатель, его сам Антон Павлович Чехов всячески одобрял!
– И Чехов мне ваш не нравится.
Спустя короткую ошалелую паузу спрашивают Воскресенского:
– А кто же вам нравится?
– А никто!
Все-то у нас не как у людей: внезапно, с бухты-барахты, несообразно, некстати и чересчур. Скажем, жили мы не тужили тридцать лет и три года, и вдруг в понедельник является распределение по уголовному прошлому взамен распределения по труду... И каждое новое поколение у нас принимается жить как бы заново, в пику предыдущему, и в детстве мы открываем для себя категорический императив, а в зрелые годы склоняемся к детским играм, и школу демократии мы начинаем либо с безнадежным запозданием, либо совсем уж с младых ногтей.
Вот в детском садике № 2 города Королева старшая группа как-то в обед объявила голодовку и, действительно, не притронулась к борщу по-московски, сарделькам с макаронами и картофельным котлетам с клюквенным киселем. Оказалось, что группа только что прослушала детскую радиопередачу, которая так возмутила малышей, что они единогласно решили объявить голодовку в знак протеста против глумления над русской фольклорной традицией, если выразиться по взрослому образцу. Какие-то болваны с радиостанции «Юность» поставили в лицах сказку, в которой Кащей Бессмертный объедается маринованными мухоморами и умирает бесповоротно и навсегда.
Как ни уговаривала группу воспитательница Татьяна Павловна, как ни умоляла заведующая Надежда Сергеевна съесть хотя бы по ложке борща и надкусить сардельку, как ни стращал малышню истопник Петрович, которого все боялись, как огня, – группа ни в какую: сидят, надувшись, переглядываются и молчат. И быть бы беде, то есть большим неприятностям со стороны областного отдела народного образования, если бы заведующая Надежда Сергеевна не придумала хитрый ход.
Сразу после тихого часа в детский сад является ее брат, нотариус из 1-й городской нотариальной конторы, выдает себя за представителя радиостанции «Юность» и клятвенно обещает в следующей передаче воскресить Кащея Бессмертного бесповоротно и навсегда. В заключение он интересуется:
– Еще пожелания будут? Ему отвечают:
– Будут. Пускай повесят на место фотографию Ильича.
Где ты, незабвенный капитан Пушкин, некогда ездивший в ближайшее сельпо за водкой на танке, а также и по грибы...
В сноске я нарочно обозначил для Анны Федоровны – дескать, это выдержка из послания декабриста Михаила Лунина, сочинившего их целую серию под общим названием «Письма из Сибири», за которую ему после проломили голову топором. Я посчитал эту сноску необходимой, поскольку моя корреспондентша понятия не имела об истинном содержании декабризма, ибо вот она пишет: «Сегодня молебен в память злосчастного события 1825 г., о котором хорошо было бы позабыть». Так и мы держались фальшивого мнения о нашей диссидентуре, которая на самом деле понятия не имела о том, куда заведут ее подвижнические труды.
Тут я опять сделал сноску, вызванную тем, что Анне Федоровне требовалось пояснить: под Рождество 2004 года для того, чтобы улестить нашу заворовавшуюся буржуазию, которая еще и наладилась в это время кататься на лыжах в Швейцарских Альпах, правительство России учредило сразу десять дён умопомрачительных выходных.
Это, Анна Федоровна, наши ученые подсчитали, что через шесть миллиардов лет Солнце, расширяясь, поглотит 3емлю, и псу под хвост пойдет все культурное вещество.
То есть острое респираторное заболевание, распространенное в наше время, как в Ваше – холера и дифтерит. Что же до моды на аббревиатуры, появившейся еще в последние годы царствия Романовых, то я и сам не пойму, откуда она взялась. Наверное, сдуру начали экономить на словах и доэкономились до того, что в русском языке появилось что-то от древнего халдейства и каббалы. Но это еще шалости по сравнению с тем, что в нынешней газетной фразе на десять романо-германских слов приходится одно природное междометие и тире.
Это, Анна Федоровна, такая разновидность социалистов, которые по простоте полагают невозможное возможным, и поэтому всегда получают неожиданный результат. Так, они нацелились построить у нас общество абсолютной справедливости, а получили империю древнеперсидского образца.
Такая игра для мальчиков и подростков, которая, однако же, провоцирует взрослых людей на администрирование, рукосуйство, битье стекол и даже локальные мятежи.
Бегущая дагерротипия, примитивный вид искусства, особенно популярный среди престарелых и простаков.
Это Федор Михайлович Достоевский, величайший наш писатель, вывел, что не чем иным, как «красотою спасется мир». Удивительно, что в своих посланиях Вы многостранично описываете житье-бытье придворных оболтусов, но ни словом не обмолвились ни о ровеснике Вашем Льве Толстом, ни о Достоевском, которого Вы пережили на восемь лет, ни о Чехове, уже написавшем волшебную свою «Степь». Видно, веревочка-то вьется издалека...
Я потом это соображение разовью.
Это Вам покажется невероятным, дорогая Анна Федоровна, но в 20-е годы 20-го же столетия Россия стала едва ли не единственной страной в мире, где читать и писать обучили всех. Мало того, что в начале 21-го столетия у нас появились новые безграмотные, число которых неуклонно растет из года в год, еще и оказалось, что всеобщее среднее образование не имеет никакого отношения к культуре и не решает ни одного вопроса духовного бытия.
Между прочим говоря, он приходится праправнуком тому самому Константину Шлиппенбаху, который был начальником Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, где учился Михаил Юрьевич Лермонтов, когда он поступил в лейб-гусарский полк.
Впрочем, этому подвиду русского человека мы обязаны очень многим: юродивые у нас создали национальную культуру, изобрели средства межпланетного сообщения и, бывало, спасали от царского гнева целые города.
Вениамин Александрович Сиволапов, семидесятилетний крепыш, который никогда и ничем серьезно не занимался, разве что он широко образован и превосходный преферансист.
Густав Иванович говорит на безукоризненно правильном русском, но с таким акцентом, что создается впечатление: он сам не понимает, что говорит.
Тишина в наших местах, действительно, такая, что рано утром или под вечер слышно, как в Марьине заведут генератор или вдруг заиграет подгулявший аккордеон. С Эстонских Хуторов до нас никогда никаких звуков не долетает, словно там только тем и занимаются, что соблюдают аномальную тишину.
Сплав золота и серебра.
Автомобили у нас крадут чуть ли не раз в неделю, но потом возвращают владельцам за умеренный выкуп деньгами и скотом.
У старшего лейтенанта было такое прозвище – Пинкертон, но поскольку у нас считается, что это не имя собственное, а существительное, на каком-то чужом языке обозначающее профессиональную принадлежность, то и затрудняешься, как сие слово правильно написать.
Замечательна этимология этого выражения: у замков кремниевых ружей и пистолетов было два взвода – предохранительный и боевой.
Отметим, что имя этого праведника упоминается в анналах нашего литературоведения в связи с работой гр. Льва Николаевича Толстого над повестью «Отец Сергий».
От французского – очаровывать.
В старорусском смысле – неблагородный, подлежащий угнетению за низкие умственные способности и отсутствие понятия о добре.
Позже он убрал этот вульгарный молодежный неологизм и долго мучился в раздумье, чем его заменить.
(СH3)2CHОP(О)СН3(F)
Убийца – на русской фене, безобразно грубом, но резко определительном языке.
Продовольственные распределители для высших партийных и государственных чиновников, которые располагались на улице Грановского и в Доме правительства по улице Серафимовича, во дворе.
Например, Февральскую революцию 1917 года вызвало то малозначительное обстоятельство, что пулеметная рота Волынского полка мимоходом посудачила, лузгая семечки, с озлобленными хозяйками в хлебных очередях.
