Россия, к примеру, является одним из самых известных экспортеров рабов, детских и взрослых органов. Ежегодно в нашей стране пропадает 15 тысяч детей, и если мы всерьез себе представим хоть на мгновение, что с ними происходит после того, как их воруют, — нам прямой путь в психбольницу.
Но мы же не представляем.
Россия последние лет десять выдерживает стабильный показатель — один миллион семьсот тысяч абортов в год; но недавно эти чудесные цифры вновь начали расти.
И это что, женщины делают аборт? Это мужчины все для этого сделали, и в прямом смысле, и в переносном. И делают это один миллион семьсот тысяч раз ежегодно.
Постоянство какое!
По сути, нас можно всем народом поместить в одно большое лукошко, а оттуда высыпать в натуральную, огромную, кровавую, вонючую кашу из мертвых эмбрионов, чтоб мы там захлебнулись.
Заварили кашу — жрите теперь ее сами.
А чего, если в течение каждого года мы с легкостью обгоняем пресловутый 1937 год, когда было расстреляно 700 тысяч человек.
Я вообще удивлен, что Бог нас любит, ведь Он нас любит.
Он же должен нас ненавидеть. Он имеет все основания взять человека за ноги и ударить головой об угол. Сказать при этом: заколебал, слушай.
Плюнуть и уйти.
…Это мы еще не все перечислили.
Большие чины МВД говорят о трех миллионах беспризорных и тут же оговариваются: три или четыре. Они не могут сосчитать! Миллион больше, миллион меньше.
И мы как-то научились иронично эти цифры воспринимать, с пожатием плеча: знаем, мол, слышали сто раз, сколько можно уже.
Еще чины говорят о том, что каждые пять лет тысяча русских родителей убивает тысячу собственных (не усыновленных, а своих!) детей, хотя мы все вспоминаем только про одну тупую американку.
Брошенным, униженным, физически изуродованным, изнасилованным и проклятым просто нет числа в нашей земле. И мы пока лишь о детях говорим, не беря в расчет презираемых стариков и дивизии девок на панелях половины планеты.
Мы что, всерьез думаем, что вот так и будем блядовать и зверствовать, а нас никто не остановит?
Как бы не так.
Вот только потоп устраивать технологически сложно, и ни у какого вулкана лавы не хватит на всю страну; а утихомирить нас обязательно нужно.
Поэтому придет тиран. Не симулякр со строгими скулами и треугольными бровями, а натуральный, эсхатологический.
Безусловно, мы жаждем не жестокости, но Отца, который и накажет, и пожалеет.
Да, Отец неизбежно отнимет нашу глупую и злую жизнь, но он и поплачет о нас потом. Мы же знаем, что он очень жалостлив.
Когда у Иосифа Сталина погибла (вроде бы застрелилась) жена, Светлана Аллилуева, — он очень переживал, искренне. По всему дому расставил ее портреты. Ночами поднимал водителя и просил везти его на кладбище, где сидел один по несколько часов у могилы. Плакал, говорят.
Отец угробит нас, а потом будет сидеть у нашей могилы и верить в то, что мы хорошие.
Ничего нам больше и не надо. Мы же знали, что мы нехорошие, а тут такое незаслуженное отношение.
Это мы при жизни и на людях умеем весело и бурно изображать, какие мы добрые, и деятельные, и щедрые, и обаятельные, и любящие.
На самом деле суки мы последние, трусливые и беспощадные ко всему, кроме себя. И лишь одна потайная вера способна согреть нас: что придет по нашу душу кто-то беспощаднее, чем мы. Но убьет нас не оттого, что он такой же слабый, как мы, а оттого, что сильнее, чем мы.
И все наконец станет на свои места. Гармония мира восстановится. Нам же ее предлагали восстановить собственными, человеческими руками. Подобру и поздорову. Нет, человеческими не захотели. Человеческими нам неприятно. Человеческие руки мы на другое любим применять. Все теребим себя до поглаживаем. Неистощимый зуд у нас к себе.
В итоге пора уже оправдать русский народ за то, что ему нужен тиран. За то, что он Сталина любит — а он его любит, что бы вы тут ни говорили.
Это не из мазохизма и не из садизма.
Это он из честности.
Это потому, что мы знаем себе цену и в курсе, что, как и сколько раз заслужили.
Пора уже словами «кровь порождает новую кровь» мерить не годы р-р-ррепрессий, а нашу такую чудесную мирную жизнь. Потому что и льем мы этой крови еще больше, и улыбаемся при этом еще гаже.
Зла на нас не хватает, вот так улыбаемся, объясняя себе, что тирания — плохо, потому что ее мерзости — субъективный процесс, дело рук одного, маленького, сухорукого в оспах тирана, а наша действительность — напротив, процесс объективный, вся грязь и гадость которого как бы из ниоткуда появляются.
Знаете, я наконец придумал нехитрые ответы на два главных русских вопроса «Кто виноват?» и «Что делать?»
Вот они: во всем виноваты мы сами — ответ первый. И нужно отдавать себе в этом отчет — ответ второй.
Во всем виноваты мы сами, и нужно отдавать себе в этом отчет.
2009
Не в том проблема, что в России есть люди с разными убеждениями. Печально было бы, когда б дела обстояли иначе.
Проблема в том, что и т. н. «русские патриоты», и т. н. «российские либералы» являются носителями сектантского мышления. Уверенность в собственной правоте и у первых, и у вторых откровенно нездоровая. Так истово могут видеть себя носителями последней истины только безбожники. Надо, в конце концов, иногда давать себе отчет в том, что окончательной истины здесь, на земле, нет. Мы призваны ее искать: за тем и родились. Но узнаем все чуть позже.
А наши политические деятели, как послушаешь их, все уже знают.
Измученные неприподъемным всезнанием патриоты и либералы давно стали носителями определенных, присущих только им качеств.
Патриоты всегда подозрительны. Странное дело: русские люди, живущие на русской земле, исповедующие русские взгляды, непрестанно ощущают себя словно бы в окружении. Все вокруг предано, продано, попрано и поругано. И все это сделали враги, которых тьмы, тьмы и тьмы. Враги окружают нас как воздух. Всякий прикоснувшийся врага сам становится врагом. Надо всегда быть настороже. Надо блюсти себя в чистоте и общаться только с подобными себе.
Патриоты любят размечать территорию и ставить клейма.
Я провел несколько вечеров с людьми, для которых очевидно, что, скажем, Маяковский — не русский поэт, а русскоязычный. И это очень важно. Маяковский — яркий пример, но не единственный, есть тысячи других. Через какое-то время лично я начинаю с недоверием оглядывать себя и сомневаться в своей культурной, социальной и расовой полноценности. Лучше не поминать вслух, что я, к примеру, почитаю человека по фамилии Лимонов за своего учителя («…этого беса?») или что, скажем, долгие годы слушаю музыку человека по фамилии Гребенщиков («…он же духовная проститутка!»).
С патриотами мне страшно оглядываться на историю своей страны, которая во всякую несчастную минуту своей жизни находилась в полной или частичной власти представителей масонских и прочих лож.
Картина охватившего нас упадка, порожденного тотальным заговором, может показаться даже убедительной, но в ней есть один недостаток: непонятно, где все это время были собственно мы, народ. Какое право, наконец, имеем мы на эту землю и эту историю, если нами столетиями управляют злобные и меркантильные заговорщики?
Современный русский патриот лишен чувства хозяина своей земли. Его все время кто-то обкрадывает. Он нищ, сир и убог, если присмотреться.
…Если патриоты неистово подозрительны, то либералы мучительно брезгливы.
Патриот, узнав о твоих заблуждениях, смерит тебя мрачным, исполненным горечи и муки взглядом; либерал же просто отвернется, потому что отныне ты пустое место.
Брезгливость либерала может вызывать вполне невинное понятие или утверждение, набор их обширен, но несложен: «подвиг Матросова», «Шолохов — автор „Тихого Дона“», «я русский», «православие в школе» и даже какая-нибудь не к ночи помянутая «березка», «осинка» и «рябинка»…
Мы, конечно, несколько упрощаем, но не настолько сильно, как может показаться. Патриоты, как мы уже знаем, не чувствуют себя хозяевами в своей же земле; зато либералы воспринимают себя настолько по-хозяйски, словно все остальные тут у них в гостях.
Вот есть, к примеру, в стране удивительный народ, испытывающий огромную ностальгию по Советскому Союзу и выбирающий в проекте «Имя России» исключительно Сталина. Этот народ определенно в гостях у либералов, к тому же это незваный гость: пришел, наследил, вытирай теперь за ним…
Если бы либералы всегда и вслух говорили то, что они думают о национальном вопросе, истории России и будущем страны, их стоило бы отправить в психиатрическую лечебницу. Но если на ту же тему выскажутся патриоты, их отправят следом.
Поэтому и первые, и вторые не говорят, но лишь проговариваются о своих реальных намерениях.
