Собравшаяся вокруг нас толпа молча наблюдала, как мы брали друг у друга кровь для анализа. Но последовать нашему примеру, похоже, никто не собирался. Наоборот, толпа даже начала потихоньку отступать и вот-вот грозила растаять.
И вдруг какой-то человек шагнул вперед, решительно закатывая рукав халата. Он поднял голову, и я с радостью узнал нашего нового знакомца, охотника Селима.
Кроме него, пробы крови нам дали еще десять мужчин и две женщины, одна из них, похоже, была женой Селима. Мы их не видели: в палатку к ним пустили только Марию. Хорошо было бы для страховки пзять несколько проб крови у детей, но пока на это рассчитывать не приходилось. Но должен же быть какой-то выход?
Мы уже собирались уходить, как вдруг рваная кошма, закрывавшая вход в одну из палаток, откинулась и оттуда выглянул доктор Али.
— Очень рад вас видеть, — сказал он. — Прошу извинить. Одну минуточку…
Он скрылся в палатке и вскоре вышел из нее, на ходу отворачивая закатанные рукава рабочего синего халата, запачканного кровью.
— Мои пациенты могут обождать, они бессловесны, — сказал он, пожимая мне руку. — А как ваши успехи?
Я коротко рассказал ему о наших подозрениях насчет вибриона и о том, как осложнило и запутало ход поисков неожиданное появление каких-то загадочных, неопознанных вирусов, да еще сразу двух разных видов.
— Два вируса?! — вскрикнул он так громко, что товарищи мои, упаковывавшие неподалеку собранные анализы, обернулись в нашу сторону.
— Да, два. А что вас так удивило? — спросил я.
— Ничего, — смущенно ответил доктор Али. — Но ведь это означает, извините… Что опыт проведен грязно. Не может быть двух возбудителей у одной болезни.
— Верно, не может. Но факт остается фактом: кроме вибрионов, при повторных опытах в некоторых срезах тканей погибшего охотника мы обнаружили следы двух каких-то различных видов вирусов, не во всех, но в некоторых.
— Странно, — пробормотал задумчиво доктор Али. — И что же вы собираетесь делать дальше?
Я пожал плечами.
— Возьмем сегодня повторные пробы из тех материалов, что хранятся у доктора Шукри, и проверим все заново.
— Ну что ж, пожелаю вам успеха. Не смею больше задерживать, да и у меня дела.
Мы попрощались, и доктор Али скрылся в палатке, из которой доносилось тревожное овечье блеяние.
Нам так и не терпелось поскорее проверить «виновность» вибриона, что мы решили провести анализы прямо здесь же, в местной больнице. Правда, у доктора Шукри нашелся лишь один микроскоп. Это замедляло работу.
Но уже первая проба показала, что мы на верном пути. В крови вполне здорового беженца из долины оказалось множество вибрионов, однако он не заболел! Значит, антитела нейтрализовали и подавили вибрионы.
Второй анализ, третий, четвертый…
Только у троих из всех давших нам пробы крови не нашлось вибрионов и антител. У всех остальных вибрионы были, а люди оставались здоровыми! Выходит, вовсе не вибрион вызывал болезнь, достопочтенный Робертсон ошибся.
Доктора Шукри в этом убедило, пожалуй, больше всего то, что и у него в крови, как он тут же увидел собственными глазами, резвилась целая стайка вибрионов…
— Но ведь я же здоров, слава аллаху! — воскликнул он, молитвенно воздев руки к небу.
Совершенно неожиданно нашлись вибрионы и в капельках крови, взятых у Марии и у меня.
Маша, разумеется, не преминула что-то съязвить по этому случаю о «личностях, которые всем надоедают драконовскими инструкциями, а сами…».
Я отшучивался, но, признаться, мне стало немножко не по себе. Правда, вибрионы оказались безвредными. Но ведь как-то они ухитрились проникнуть в мое тело? Это был словно тревожный звонок. Значит, мы где-то проявили преступную неосторожность. Надо это учесть.
Доктор Шукри тут же собрал весь персонал больницы и сам у каждого взял кровь. Лишь у фельдшера и у повара не оказалось вибрионов.
Надо ли говорить, как обрадовала нас эта первая ощутимая победа! Тьма, сгущавшаяся по мере того, как мы повсюду находили эти злополучные вибрионы, сразу рассеялась.
Вибрион неповинен — значит, вирус? Но который из двух? Ведь доктор Али прав: не может быть сразу двух возбудителей у одной болезни. Ничего, проведем заново анализы образцов, которыми снабдил нас опять доктор Шукри, разберемся и с вирусами.
Покидая больницу, мы снова столкнулись на крыльце с доктором Али. В руках он держал, неловко выставив далеко вперед, громадный букет великолепных крупных роз.
— Ой, какая прелесть! — ахнула Мария. — Где вы достали?
Доктор Али немедленно протянул ей букет.
— Это вам. Прошу, — галантно сказал он.
— Ну что вы, спасибо…
— Вы меня обидите отказом.
Марию, конечно, не пришлось больше упрашивать. Она взяла букет, поблагодарила доктора Али весьма красноречивым взглядом и спрятала лицо в цветы.
— Я не зря спешил. Вижу, что одержана победа, — сказал доктор Али. — Примите мои поздравления.
— Спасибо, — ответил я. — Да, кое-что прояснилось. Вибрион неповинен в болезни Робертсона.
— Значит, возбудитель — вирус?
— Видимо, да.
— Поздравляю.
Доктор Али уже закончил все свои дела и любезно вызвался проводить нас до базара, где прямо на земле в полном беспорядке были грудами навалены овощи, мешки риса, плоские корзинки с круглыми лепешками, стояли плетенки с ячменем и машем — местным горохом, по вкусу напоминающим чечевицу. Все это окружала пестрая толпа.
Она шумела, кричала, поднимала тучи серой пыли. Сквозь толпу напролом с горделиво-презрительным видом продирались верблюды. Выкрики продавцов, неистовое кудахтанье перепуганных кур, ржанье лошадей — все сливалось в сплошной хаос звуков. К нему еще добавлялся грохот молотков из полутемных ниш в скале, примыкавшей к базару. Там работали в своих крошечных мастерских ремесленники.
Сделав все покупки и попрощавшись с доктором Али, мы зашли в чайхану, устроенную на широком деревянном помосте прямо над арыком. Тут нам приготовили шашлыки и поставили перед нами блюдо всякой вкусной зелени.
Получился настоящий праздничный пир.
— Я уж тебе признаюсь, — вдруг сказала Мария, наклоняясь к самому моему уху. — Я еще вчера обнаружила у себя вибрионы. Делала анализы и подумала: а не взять ли пробу крови и у самой себя? Оказалось, и у меня есть вибрионы. Вот почему я и предложила провести проверку здоровых беженцев в поселке. Видишь, как удачно получилось…
— Ты еще хвастаешь и гордишься? — возмутился я. — Чем? А как эти вибрионы забрались к тебе в кровь, об этом ты задумываешься? Или и дальше собираешься работать спустя рукава?
— Ну ладно, ладно, — смутилась она. — Победителей не судят. Налей-ка лучше мне винца. Кисленькое, вкусно.
Вот мы сидим, смеемся, пьем из грязноватых пиал кисленькое вино. Коротенький перерыв в затянувшихся поисках. У нас есть нынче повод для радости. Кажется, кое-что стало ясным: вибрион не виноват.
Но…
«Подождите радоваться, — сказал бы умудренный Шерлок Холмс. — Ведь убийца пока продолжает разгуливать на свободе…»
Да, вы, к сожалению, правы, мистер Холмс. Убийца еще не пойман. Кто он: «вирус А»? Или «вирус Б»? А может, нас ждут еще другие неожиданности?
Но нельзя же искать и искать без отдыха и хоть маленькой передышки. Мы скоро встанем с этого рваного ковра, опять натянем надоевшие защитные костюмы и снова полезем в лисьи норы, будем ловить клещей, москитов; а сейчас мы хотим немножко посидеть в этой базарной чайхане, что стоит на сваях над журчащим мутным арыком, отдохнуть среди этих незнакомых людей, ради которых мы ходим рядом с невидимой смертью.
Вернулись мы в свой лагерь из поселка уже поздно, в полной темноте и, признаться, немножко навеселе. Всю дорогу мы любовались яркими зарницами, которые полыхали в небе одна за другой, на миг вырывая из тьмы сумрачные горы. Где-то там, далеко в горах, бушевала гроза.
При вспышках зарниц Мария каждый раз осматривала свой букет, поднося его к самому лицу.
— Ой! Кажется, уже начинают вянуть. Хоть бы до лагеря довезти, — причитала она.
— Да выбрось ты этот веник! — наконец не выдержал Женя.
— Не ревнуй!
— Подумаешь, я тебе завтра такой букет наломаю…
— Наломай. А пока поберегу этот… Ужинать мы, конечно, не стали, несмотря на ворчание Николая Павловича: «Что же, я зря старался?..»
И сразу улеглись спать. Я как подсунул под голову надувную подушку, так и захрапел, даже сам еще, похоже, успел услышать собственный могучий храп
А проснулся я от страшного треска и грохота. Что-то рухнуло возле самой палатки, сорвав ее край, и на меня хлынули тугие, тяжелые струи ледяного дождя!
При ослепительной вспышке молнии я нашел фонарь, зажег его, прикрывая от ветра всем телом… Рядом, тяжело сопя, торопливо одевался Николай Павлович.
