Обдумывая услышанное, Лев заметил:
— Именно неспособность моего Отдела остановить эти убийства стала причиной того, что его закрыли.
— Нет. Это всего лишь повод. Власти никогда не одобряли Отдела по расследованию убийств. И невзлюбили меня за то, что я помогал создавать его. Ваш Отдел стал результатом оттепели, проникновения ростков терпимости в нашу среду. Мы двигались слишком быстро, Лев. Свободу следует завоевывать постепенно, шаг за шагом — за нее нужно сражаться. Силы, которые желали перемен, включая меня, зашли слишком далеко и слишком быстро. Мы пали жертвами собственной самонадеянности. Мы перехитрили сами себя. И надорвались. Кроме того, мы недооценили тех, кто хочет удержать и сохранить власть в ее нынешнем виде.
— Мне приказали вернуться на службу в КГБ.
— Что ж, этого следовало ожидать. Раскаявшийся агент МГБ вновь становится частью традиционных силовых структур. Вас используют. Но вы не должны противиться. На вашем месте, Лев, я был бы очень осторожен. Не верьте, что они станут вести себя лучше и человечнее, чем Сталин. Его дух по-прежнему живет, причем не в каком-то одном человеке, а во многих. Разглядеть его стало труднее, но можете не сомневаться: он никуда не делся.
* * *
Когда они вышли из квартиры Грачева, Лев взял Раису за руку.
— Как же я был наивен и слеп!
«Ближняя дача» Кунцево В двадцати километрах к западу от Москвы
21 октября
Это был второй визит Фрола Панина на «ближнюю дачу», одну из бывших резиденций Сталина, ныне ставшую убежищем для представителей правящей элиты. Было принято решение не закрывать дачу и не превращать ее в музей. На даче должны играть дети, повара должны готовить угощение, а руководители страны — нежиться в кожаных креслах, позвякивая кубиками льда в бокалах, из которых они потягивали водку. После смерти Сталина выяснилось, что все напитки в его баре были безалкогольными, и в бутылки вместо виски наливали чай, а вместо водки — воду, чтобы Сталин мог сохранять ясный рассудок, когда у его министров развязывались языки. Но теперь, когда нужда в нем отпала, поддельный алкоголь попросту вылили. Времена изменились.
Отведав понемножку от каждого из пяти блюд, поданных на ужин, распробовав три вида мяса с кровью и отказавшись от трех сортов красного вина, Фрол счел свой общественный долг на сегодня выполненным. Он поднялся по лестнице, прислушиваясь к шуму дождя, барабанящего по крыше. Развязывая на ходу галстук, он вошел в свой номер люкс. В соседней комнате спали его маленькие сыновья, за которыми ухаживала горничная. Его супруга уже переоделась, под каким-то предлогом поднявшись из-за стола перед самым концом ужина, как и должна поступать жена, предоставляя мужчинам возможность побеседовать о серьезных материях, хотя обычай этот казался надуманным и нелепым, поскольку почти все мужчины были уже настолько пьяны, что едва могли говорить. Войдя в гостиную и закрыв за собой дверь, он с облегчением вздохнул. Наконец-то вечер закончился. Он очень не любил приезжать сюда, особенно вместе с детьми. По его мнению, дача была местом, где умирали люди. И пусть здесь играли дети и громко звучал их смех, это место принадлежало призракам мертвых.
Фрол выключил свет в гостиной и направился в спальню, окликая жену.
Нина сидела на краю постели. А рядом с ней сидел Лев. Он промок до нитки, брюки его были заляпаны грязью, рука забинтована, и бинты тоже намокли. Вода стекала с его одежды, оставляя неровные грязные пятна на простынях. Лицо Льва напоминало застывшую маску, скрывавшую колоссальную внутреннюю энергию, готовую выплеснуться в любой миг: кипящий паровой котел, в котором вот-вот сорвет крышку.
Впрочем, Фрол сориентировался очень быстро:
— Лев, давайте рядом с вами присяду я, а не моя жена?
Не дожидаясь ответа, Панин жестом поманил Нину к себе. Она неуверенно встала и медленно пошла к нему. Лев не остановил ее. Она прошептала на ухо Фролу:
— Что здесь происходит?
Фрол громко ответил с таким расчетом, чтобы его услышал Лев:
— Ты должна понять, что Лев пережил ужасное потрясение. Он убит горем и поэтому не может мыслить связно. Тайное проникновение сюда грозит ему смертной казнью. Мне придется очень постараться, чтобы этого не случилось. — Фрол помолчал, а потом обратился ко Льву: — Вы не будете возражать, если моя супруга проверит, как там дети?
Глаза Льва сверкнули.
— С вашими детьми все в порядке. А вы — самоуверенный нахал, раз спрашиваете меня об этом.
— Вы правы, Лев, извините.
— Ваша жена останется здесь.
— Очень хорошо.
Нина села на стул в углу. Фрол продолжал:
— Полагаю, речь пойдет о Елене? Вы могли бы прийти ко мне в кабинет или попросить о встрече. Я тут же организовал бы ее освобождение. К тому, что ее поместили в больницу, я не имею никакого отношения. Я пришел в ужас, когда узнал об этом. В этом не было никакой необходимости — врач действовал по собственной инициативе. Но он считал, что поступает правильно. — Фрол помолчал. — Может, я велю охране принести что-нибудь выпить?
Лев вывернул карманы.
— Я не представляю для вас угрозы. У меня нет с собой пистолета. Если вы позовете охранников, меня арестуют.
Нина встала и уже открыла рот, собираясь криком позвать на помощь, но Фрол жестом велел ей сесть обратно на стул и поинтересовался:
— Тогда скажите мне, Лев, чего вы хотите?
— Фраерша работала на вас?
— Нет.
Фрол опустился на кровать рядом с ним.
— Мы работали вместе.
* * *
Лев ожидал, что Панин станет все отрицать, но тот просто не видел смысла лгать. Лев оказался совершенно беспомощным; ни правда, ни ложь не могли помочь ему. Панин встал, снял пиджак и расстегнул несколько пуговиц на сорочке.
— Фраерша сама пришла ко мне. Тогда я еще не знал, кто она такая, как и не знал, что собой представляет воровское сообщество в Москве. Оно всегда казалось мне всего лишь досадной помехой, и только. Она тайком проникла в мою квартиру и стала меня ждать. А вот о вас она знала все. Более того, она знала о внутрипартийной борьбе между традиционалистами и реформаторами. Она предложила мне работать вместе и заявила, что наши цели во многом совпадают. Она потребовала свободу действий для того, чтобы отомстить тем, кто принимал участие в ее аресте. Взамен мы могли воспользоваться серией совершенных ею убийств к своей выгоде, породив атмосферу страха.
— И ей не было никакого дела до Лазаря?
Панин покачал головой.
— Лазарь оставался для нее лишь тенью прошлого, и не более. Он был священником. Она хотела, чтобы вы попали в ГУЛАГ и понесли наказание, изнутри увидели мир, к которому приговорили столь многих людей. С нашей точки зрения, вас следовало убрать с дороги, чтобы вы не путались у нас под ногами. Отдел по расследованию убийств был единственным независимым следственным органом. Фраерша требовала развязать ей руки. И, как только вы с Тимуром уехали, она начала убивать.
— И КГБ даже не искал ее?
— Мы постарались сделать так, чтобы они не смогли подобраться к ней.
— А офицеры, которых вы поставили руководить убойным отделом в мое отсутствие?
— Они были нашими людьми и делали лишь то, что им приказывали. Лев, вам почти удалось предотвратить убийство патриарха. Но оно было важнейшей составной частью нашего плана. Его смерть потрясла и ужаснула власти. Останьтесь вы в городе, Фраерше пришлось бы убить вас. Но у нее были причины не желать этого. Она предпочла отправить вас подальше, подвергнув ужасной и длительной пытке.
— И вы согласились?
Панин, казалось, даже опешил оттого, что ему приходится объяснять подобные вещи.
— Да, согласился. Я отстранил майора Грачева и назначил на должность вашего ближайшего советника самого себя, чтобы помочь вам принять правильное решение, то самое, которое было нужно нам. Я подготовил все документы, которые могли понадобиться вам для того, чтобы проникнуть в лагерь № 57.
— Вы спланировали эту операцию совместно с Фраершей?
— Мы ждали подходящего момента. Когда я услышал доклад Хрущева, то понял, что пришло время действовать. Перемены зашли слишком далеко.
Лев встал и направился к Нине. Панин встревожился и тоже вскочил, но Лев положил руку ему на плечо.
— Разве не так мы допрашивали подозреваемых? В присутствии любимого человека, чтобы намек был ясен: если они не дадут правильного ответа, то пострадают близкие им люди.
— Я всего лишь отвечаю на ваши вопросы, Лев.
— Но ведь это вы, получается, санкционировали убийства мужчин и женщин, служивших своей стране?
— Многие из них сами были убийцами. На моем месте они поступили бы точно так же.
— Неужели?
— Лев, эти поспешные реформы — даже больше, чем преступления Сталина или реакция Запада, — угрожают нашим национальным интересам. Убийства, совершенные Фраершей, стали наглядной иллюстрацией того будущего, которое нас ожидает. Миллионы людей, которым мы причинили зло, когда были правящей партией, просто восстанут против нас, как это случилось на борту «Старого большевика» или в том лагере. И подобная картина повторится в каждом городе и каждой области. Вы этого не заметили, Лев, но мы ведем невидимую войну за сохранение свой страны. И она не имеет ничего общего с тем, совершал или нет Сталин свои преступления на самом деле. Совершал. И зашел слишком далеко. Но мы не можем изменить прошлое. А вся наша власть держится на былых заслугах. Мы должны править так, как правили всегда: железной рукой. Мы не можем признавать ошибки и при этом надеяться, что наши граждане и дальше будут беззаветно любить нас всей душой. Вряд ли нас будут любить когда-нибудь, так пусть хотя бы боятся.
