Анна Федоровна тихо заплакала, закрыв лицо руками. Георгий обнял ее за плечи.
— Это еще не все, — Ираида Антоновна театрально взмахнула рукой. — Володя никогда, я подчеркиваю, ни разу не воспользовался услугами учеников по-настоящему. — Она посмотрела на Галину Васильевну, в глазах той блестели слезы. — Любая грамотная экспертиза будет тому доказательством.
— Ура! Ура! Ура! — закричал Андрей, подпрыгивая на месте и по-боксерски выбрасывая руки.
— Вот так, Андрюшенька. — Галина Васильевна улыбнулась, глядя на внука. — Ты по-прежнему можешь гордиться своим дедом. Ведь так?
Сияющий Андрей утвердительно кивнул.
— Минуточку, — в голосе Леры были тревога и озабоченность, — а что же с книгой? Мне доподлинно известно от брата одного из соучредителей «Вектора», что недописанные мемуары были выкуплены кем-то за бешеные деньги. Где гарантии, что этот некто не издаст рукопись?
— А это уже вопрос не ко мне, а к Георгию, — заявила Ираида Антоновна.
Все выжидательно посмотрели на Георгия.
— Этот некто я. Какие еще гарантии вам нужны?
Присутствующие от души зааплодировали.
— Зачем ты это сделал? — тихо спросила Анна Федоровна. — Чтобы издать самому?
— Обижаешь, — пробурчал Георгий с подчеркнутым кавказским акцентом. — Я выкупил, чтобы уничтожить. — Он достал из внутреннего кармана дискету. — Вот дискета с текстом так называемого автора, и мы ее сейчас…
Он легко переломил ее пополам. Присутствующие опять дружно зааплодировали.
— А это, — Георгий стал вынимать из кейса стопку бумаги и частями раздавать в потянувшиеся к нему руки, — рукопись, и мы ее сейчас с вами порвем на мелкие кусочки. Вот так… — Он стал рвать листы и подбрасывать вверх.
Все весело и задорно последовали его примеру. Через мгновение пол террасы был усыпан обрывками бумаги, налетевший ветер закружил их, унося прочь.
Потрясенная Анна Федоровна посмотрела на Георгия с благодарностью, потянулась к нему, чтобы поцеловать.
— Только не в лысину! — засмеялся он.
— Спасибо, батоно, — поцеловав его в щеку, прочувственно сказала Анна Федоровна. — Ты настоящий друг Володи.
— Я сделал это не ради него, а ради тебя.
* * *
— Зачем ты хотел меня видеть, Андрей? Мы же простились вчера, — сухо спросила Арина и посмотрела на часы. — Излагай, и покороче, через сорок минут регистрация на мой рейс.
Они сидели в баре на втором этаже аэропорта.
— Вы меня обманули! — возбужденно, с «наездом» выпалил Андрей. — Вы блефовали, а я вам поверил. Даже зауважал вас. Кретин! Повелся на дезу!
— А если без эмоций?! — оборвала его Арина. — Факты. И коротко.
— Мой дед ни-ког-да и ниг-де не выставлял под своим именем картин, написанных вашим Пашей и другими его учениками, — победоносно отчеканил каждое слово Андрей. — Теперь я знаю это точно.
— Да ну-у? — насмешливо протянула Арина. — И кто тебя просветил на сей счет?
— Не важно! А ваш Евгений украл дневники деда и два «Этюда»: один — подлинник, а второй, надо полагать, был написан вашим мужем. Вы знали об этом и лгали мне!
— Я тебе не лгала. Просто умолчала кое о чем.
— Это одно и то же! — почти выкрикнул Андрей.
Встревоженный бармен покосился в их сторону.
— Потише. — Арина положила ладонь на руку Андрея. — Да, твой дед не выставлял картин учеников. Я и Евгений знали об этом. Мы иногда ходили на его выставки. А Павел на них не ходил. В свое время он поклялся никогда не переступать порога ни одного выставочного зала. И сдержал клятву. А что касается «Этюда»… Иваницкий подарил его Пашке, когда у них были еще чудные, не омраченные враньем отношения. Когда мэтр гордился Пашкой, а тот восхищался учителем, преклонялся перед ним. Это потом, когда пошло-поехало, он сделал копию «Этюда» и вместе с оригиналом вернул Иваницкому, приложив записку, полную резких и дерзких слов. Я лично отвозила все это на Николину гору. По иронии судьбы или злому року эта картина стала его последней. С тех пор он больше не брал кисть в руки. Кстати, учитель, увидев Пашкин «Этюд», сказал, что ученик переплюнул учителя. Он его поразил. И мне он дороже всех ваших так называемых оригиналов.
— Но ведь вы наверняка говорили Павлу о том, что мой дед не выставлял его картин! — снова почти крикнул Андрей.
— Говорила, — согласилась Арина, — а Женька говорил Павлу обратное. Врал ему по пьяни. Хотел, чтобы тот разозлился, взорвался, начал работать за себя и за него. Он ведь тоже когда-то рисовал, и неплохо, но однажды они с Пашкой подрались, и тот повредил Женьке руку. С тех пор Женя больше не мог держать кисть. По сути он — ущербный, сломанный человек. Носился со своим ущербным самолюбием как с писаной торбой. Ему было плохо, он и Пашку заставлял страдать. Хотя любил его сильно, был готов на все ради него. — Арина прикурила сигарету, глубоко затянулась и с шумом выпустила дым. — Я была не в курсе. Узнала об этом только теперь. Женьку совесть замучила, он и раскололся на Пашиных поминках…
— Совесть?! — не выдержал Андрей, кипя от негодования. — Думаете, она у него есть? Только бессовестный подонок способен украсть дневники человека, который доверял ему, относился с симпатией…
— Во всяком случае передо мной Женя повинился. Правда, поздно, конечно. И все же я его простила. Жалко его. — Арина умолкла. Скорбная гримаска тронула ее губы. — Поздно, — скорбно повторила она, снова посмотрев на часы. — Мне пора. — И добавила без особой убежденности: — Все равно твой дед виноват перед своими учениками, а перед Пашкой в особенности.
— Знаете что… — с неумело скрываемым гневом, очень по-взрослому возразил Андрей, — нечего все валить на моего деда! Ни в чем он перед ними не виноват. Наоборот! Он хотел им помочь. И помогал! Как мог.
— Хороша помощь, — прошептала Арина. — Один — уже покойник, остальным недолго осталось — тоже от тоски пьют по-черному, на колесах сидят…
— Свои жизни они сами сломали! — возразил Андрей. — Нечего валить с больной головы на здоровую! Мой дед был сильным человеком. А вы, они… Вы меня извините, но все они — слабаки!
— Припечатал, — невесело хмыкнула Арина.
— И нечего вешать на моего деда свои комплексы! Свой страх перед жизнью! Свою зависть! Свою злобу!
Андрей резко отодвинул стул и встал. Бросив Арине отчужденное «прощайте!», он быстро вышел из бара.
* * *
Анна Федоровна подошла к воротам дома. У нее было отличное настроение — впервые за несколько последних тяжелых, нервных дней. Представив, как сейчас все вместе они сядут за стол и, забыв о треволнениях, будут весело и беззаботно болтать, она улыбнулась. Потянулась к ручке и вдруг резко оглянулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Метрах в двадцати от ворот она увидела знакомый ей «Харлей-Дэвидсон».
Из темноты появился Евгений. Он быстро шел в ее сторону. Усилием воли Анна Федоровна постаралась удержать ускользающую улыбку и, не отрывая глаз, спокойно и прямо смотрела на приближающегося мужчину.
— Сияете? — зло спросил он, вплотную подойдя к Анне Федоровне. — Не спешите радоваться. Да, ваш дружок издатель перекрыл мне кислород. Да, мне грозят судом! Но вы еще обо мне услышите!
Анна Федоровна сначала услышала звук шагов, а потом и увидела бегущую к ним Диану.
— Женя, пойдем! — Девица потянула Евгения за руку и, с ненавистью взглянув на Анну Федоровну, выпалила ей в лицо: — Что смотришь?! Думала, что я с ним только из-за бабок?! Да?! Так вот: я его люблю! И не брошу! И нищего не брошу! А если посадят — дождусь! Что, съела?!
Анна Федоровна промолчала, невозмутимо глядя на порядком опостылевшую ей парочку. Из-за поворота показалась машина Георгия. Проехав несколько метров по направлению к дому, она остановилась.
— Мы уезжаем из Москвы, — торопливо и зло проговорил Евгений, — но мы еще вернемся! Я напишу новую книгу. Всю подноготную — о вас и вашем муженьке!
— Вашу книгу никто не опубликует, — спокойно и властно ответила ему Анна Федоровна. — Она основана на украденных дневниках.
