– Тоже отпадает, – прокомментировала мама. – Ему нужна суперхозяйка. Он небось каждый день уйму продуктов притаскивает с базы, а ты должна будешь всё это перерабатывать, как местечковый пищевой комбинат.
Позвонил Евгений и вежливо пригласил посетить его. Люся откликнулась. Поехала повидаться. Жил он в Москве и по всем параметрам – практическим и романтическим – подходил. Она прожила у него неделю, и я уже тихо радовалась, что на этом Люся и остановится. И мама не будет целыми вечерами обсуждать с ней по телефону параметры кандидатов. Но не так всё оказалось просто.
У Евгения была своя трагедия: он восемь лет прожил в свободной любви, и по утрам ему подавали кофе в постель, а когда он решился закрепить эту связь официально, сладкоголосая домашняя богиня превратилась в мегеру, и больше года он не вытерпел. Люся сама любила пить по утрам кофе в постели, и это послужило одной из главных причин конфликта. Кстати, сначала всё шло хорошо. И даже когда в один из этих счастливых дней Люся вынула из его почтового ящика ещё одно любовное послание и сказала: «Пляши!» – он взял у неё письмо и медленно разорвал с благородным видом, но, думаю, с сожалением и любопытством в душе.
Дело в том, что Люся хотела всё и сразу. К концу недели она уже заговорила о загсе. И как мы её ни инструктировали, что мужчину нельзя пугать, его приручить надо, она считала, что любовь должна быть с первого взгляда. «Он и так восемь лет жил в гражданском браке – и что? Надо сразу проверять серьёзность чувства».
В субботу Евгений махнул рукой, сказав: «Чёрт с тобой. Пошли!» И они пошли подавать заявление. Дорогу, как нам потом рассказывала Люся, Евгений выбрал не самую короткую. Он даже пытался показывать ей по пути всякие достопримечательности своего района, тогда она решила это пресечь: «Послушай, у нас ведь есть цель. Давай не будем отклоняться!» В половине пятого, несколько взволнованные, но по разным причинам, они подошли к загсу. Однако выяснилось, что судьбоносное учреждение как раз в ту субботу не работало. Евгений увидел в этом доброе предзнаменование. До понедельника он одумался окончательно и стал говорить соискательнице, что надо проверить чувства, пожив теперь немножко раздельно, потому что у него неотложная работа, на которой он должен полностью сконцентрироваться.
– Ведь ты жалеть будешь, что не женился на мне, – проговорила Люся, уже стоя в дверях с собранной сумкой.
– Может быть, – тактично согласился Евгений.
…Вячеслав жил в дальнем Подмосковье, что не очень радовало Люсю, но это был последний приличный вариант. Поскольку Люся работала, поехать она могла к Вячеславу только на выходные, значит, покорить его надо было за день-два, то есть штурмом.
Он действительно оказался бывшим военным, а ныне работником охраны, невысоким и энергичным. Но уже к вечеру первого дня он так напился и так непосредственно заснул, что о «покорении» не могло быть и речи. Люся даже отчасти порадовалась, что так быстро увидела его истинное лицо.
Вечером другого дня мы уже перебирали с ней новую кипу объявлений. Люся работала в библиотеке – в сплошном женском коллективе. По оживлённым телефонным разговорам и частому отсутствию коллектив установил, что Люся стала вести бурную личную жизнь. К тому же она сама, сохраняя загадочность, не один раз упоминала о своих романах. И теперь сотрудницы, в основном незамужние, ждали от неё «творческого отчёта».
– Что же мне им сказать? Нельзя же сознаваться в таком фиаско? – чуть не плакала Люся у нас на кухне.
Мама взяла у неё из рук фотографию Евгения, которую он подарил на память, и на обратной стороне своим красивым почерком написала: «В память прошлого, в честь настоящего, в залог будущего».
– На. Покажешь им. Хорошо ещё, что он никакой «отсебятиной» фото не испортил. Объяснишь, что женат, очень тебя любит, но видеться часто не может. Пока пищи для разговоров хватит, а там «найдём тебе другого… честного».
Постепенно эта история как-то сама сошла на нет. И я поняла, что никого мы Люсе не найдём.
– …Потому что любовь – чувство неэгоистическое, и невозможно надеяться на взаимность, если сам не настроен «отдавать», а хочешь только «брать», – оправдывалась передо мной мама, словно была виновата, что не сделала Люсю счастливой… – Одиночество – это как болезнь. И пока человек не сможет воспитать себя, «открыть» для взаимодействия с другим человеком, бесполезно знакомиться и искать. Любую проблему нужно начинать решать изнутри. Люся, к сожалению, этого не понимает и занята внешней стороной вопроса.
Я изо всех сил пыталась «открывать» себя для общения и взаимодействия. Я в поте лица работала над собой. В прямом смысле – «в поте». Я стала оставаться после уроков на дополнительные занятия по физкультуре. Это я‑то! Которая всю жизнь была в спецгруппе – для болезненных и слабеньких, к которым претензий не предъявляли – сколько они там раз отожмутся или кувыркнутся. Отжималась я – один, кувыркалась – ни одного. На канате могла только внизу повисеть, крепко уцепившись руками. Через «козёл» прыгала – до середины и так верхом и оставалась сидеть на радость всего класса, который уже заранее хохотал, перегибаясь пополам, предвкушая мой прыжок. Надо сказать, что физрук наш – Натан Абрамович – тоже не всегда всё делал блестяще. И когда он демонстрировал нам кувырок вперёд, например, мы все замирали от напряжения, боясь, что у него не получится и ему будет стыдно перед нами, а нам неловко, что мы свидетели такого позора. И когда он благополучно поднимался с мата, класс облегчённо вздыхал. Мы так за него переживали, что, к нашей общей радости, у него обычно почти всё получалось.
В общем, я решила бороться за гибкость и качество фигуры. А Серёжа… иногда приходил тренироваться после уроков в этот же спортзал! Он был самый спортивный во всей школе и побеждал на всех соревнованиях, и его посылали на районные «старты» и однажды даже на городские. И у меня сердце замирало поздней весной или ранней осенью, когда он подтягивался на турнике перед школой. И каждый мускул играл в нём. И это была сама жизнь…
И вот теперь в спортзале, очередной раз допрыгнув до «полкозла» и в очередной раз удивившись – зачем он такой длинный, я застыла, потому что в зал вошёл Серёжа и начал разминаться. На меня он только вскользь посмотрел, кивнул, и всё… Начал отжиматься. Я сначала считала, потом сбилась со счёта. Подошла к нему, как мне казалось, довольно смело. Но это только казалось. Он перестал отжиматься и делал гимнастическую разминку.
– Ты на спартакиаде первое место занял? Поздравляю.
– Спасибо.
– А я болела. Всё пропустила. Ничего не видела.
– Да что там видеть? Прыгали, бегали. Ничего.
– Всё-таки интересно.
– Ты ж всё равно никогда не участвуешь.
– Я зато смотреть люблю.
– Смотреть – ерунда… А ты чего тут скачешь?
– Навёрстываю упущенное.
Он даже не спросил, чем болела. Не посочувствовал. Чёрствый.
– А я такую хорошую книжку прочла, пока болела… «Шхуна «Колумб» называется. Хочешь – дам? Ты такие любишь.
– Не надо. Мне всё равно сейчас читать некогда. Я сейчас к районной спартакиаде готовлюсь.
Серёжа взял мяч и стал отрабатывать удар головой, давая понять, что аудиенция окончена.
Я переоделась в подвале – в девчоночьей раздевалке – и пошла на литературный кружок, стараясь не оглядываться. К спортзалу уже стекались мальчишки на тренировку по баскетболу.
… – Теперь перейдём к сочинению повествовательного характера, – обрадовала Ольга Леонидовна. – В повествовательных текстах излагается ряд событий, желательно в хронологической последовательности. И надо постоянно помнить, что рассказ – это… литературное произведение, в котором речь идёт лишь об одном очень важном событии в жизни героев. Не надо перегружать рассказ второстепенными событиями и деталями. В основе рассказа лежит эпизод, случай, происшествие. А состоит рассказ из завязки, кульминации, развязки. И обязательно нужно уметь выделить узловое событие!
