– С виноградником, небось? – завистливо спросил Жеглов.
– Да, с виноградником в сто гектаров. И винными подвалами, – смущенно ответил Шарапов.
– Прадедушкино вино есть?
– Прадедушкино и даже дальше.
– Непременно к вам приеду. Крестным возьмешь?
– Возьму. Кстати, сегодня мне Бокасса опять не снился. И человечина тоже.
– Что, вообще ничего не видел?
– Нет, видел. Тебя. В форме НКВД. Она тебе шла…
– Ну вот, значит, вылечил я тебя.
– Значит, вылечил. Только мяса все равно не дают.
– Потерпишь с мясом ради дела.
– Потерплю. Что будем делать дальше?
– Дальше надо узнать, куда деваются эти органы и все такое.
– А может, лучше пойти к профессору?
– И взять его за шкирку?
– Да. Как меня и Генриетту.
– Нет, не тот это человек. К тому же, я думаю, Генриетта ему уже все рассказала, и он принял меры.
– Против тебя можно принять меры?!
– Запросто! Пули меня дырявят только так, я проверялся. Кстати, когда утром гулять шел, у Жерфаньона что-то под столом в закутке упало, судя по звуку, автомат. И еще второй день профессора Жерар повсюду сопровождает. С пистолетом под мышкой. Усек это?
– Усек. Мне говорили, Жерар – бывший стрелок одной из марсельских шаек. Прячется тут от своих.
– Кто говорил?
– Аннет Маркофф. Она живет с ним.
– Откуда знаешь?
– Как-то ходил в поселок, в магазин и видел, как он от нее выходил. Довольный, как червонец.
– Тут все живут, что ты будешь делать! Даже старушки скособоченные. Профессор, небось, сперму тоннами вывозит. Вот только я теперь один…
– Один, потому что Генриетта на тебя глаз положила. Ну и живи с ней.
– Я думал об этом… Завтра париться пойду, а там посмотрим.
– А как насчет дела? Ты говорил, что дверь та без замочных скважин, и даже без ручки?
– Надо нарисовать план комнат той части Эльсинора, может, он что подскажет.
– А ну, нарисуй. Я тут все почти все знаю.
Жеглов достал из секретера лист бумаги, карандаш. Нарисовал план цокольного этажа с мертвецкой и смежными с ней комнатами.
– Понятно. Я знаю, как туда попасть…
– Как?
– Вот тут, – взяв карандаш, стал Шарапов рисовать, – как раз напротив вертолетной площадки, есть выход из цокольного этажа. Дверь железная, замочная скважина есть, место укромное.
– Как раз напротив вертолетной площадки… – повторил Жеглов. – Понятно… Чтоб, значит, сразу с операционного стола на вертушку, а с вертушки – на операционный стол.
– Слушай, Глеб, тебе не кажется, что ты не современен? В наши время медицина достигла таких высот, что запросто пересаживаются сердце, печень, почки, легкие, конечности. Недавно даже лицо одной девушке от другой пересадили. Мне кажется, что все это нормально. Человек умирает или погибает, и его органы пересаживают больным и калекам… Что же касается спермы, ты знаешь, сколько сейчас мужчин в Европе не способны иметь потомство из-за нарушения сперматогенеза? Десятки тысяч, а может, и сотни. А жены их хотят иметь детей…
– Да понимаю я это! Другого не понимаю! Не понимаю, зачем твоей Европе нужны органы и сперма сумасшедших стариков?
– Мне кажется, Перен научился их омолаживать. Представь, берется печень восьмидесятилетнего пьяницы, помещается в хитрый раствор, и он через какое-то время превращает ее в печень здорового пятнадцатилетнего юноши. Я же, кажется, говорил тебе, что Перен пытался сделать нечто подобное с сердцем Мегре in situ[79].
– И тем убил его.
– Пусть убил! Президенты многих стран убивают тысячи людей, и некоторые из них получают от ООН за это премию Мира. А Перен убьет полдюжины сумасшедших стариков и потом вылечит всех людей мира! Почему-то считается нормальным посылать на смерть молодых людей, имеющих жен и детей, посылать ради плененного солдата или квадратного метра территории, а опыты над заключенными и смертельно больными считаются глубоко антигуманными!
– Кого-то мне твои речи напоминают…
– Кого? – остыл Шарапов.
– Переновского шпика.
– Дурак. Я говорю то, что думаю.
– Верю. И потому скажу, что каждый должен заниматься своим делом. Врачи лечить, а менты – ловить. Ловить тех, кто нарушает закон. Если будет закон ловить педиков, я возьму наган и пойду их ловить. Если будет закон ловить стариков для медицинских опытов, я застрелюсь или уйду в лес. Понимаешь мою позицию?
– Понимаю. Но ты тоже должен понимать, что часто вперед нельзя идти, не нарушая. Это как в девственных дебрях – сколько всего затопчешь и сломаешь, пока на свет выйдешь. Да ты сам так идешь…
– Я всего-то за лацканы беру или с тараканами экспериментирую. А жизни ни у кого не отнимаю.
– Ладно, хватит об этом. Давай, разберемся с тем, что здесь происходит, а потом посмотрим. Ты когда дверь ту попытаешься открыть?
– Сегодня ночью.
– Ты же не выспался?
– Чепуха. После обеда наверстаю.
– А сейчас что будешь делать?
– Пройду, прогуляюсь по лесу, а то ведь не был ни разу. Погода самое то. Похожу, подумаю, воздуха свежего глотну, а то тут он какой-то нечистый.
– Ну иди, – слегка обиделся Шарапов, что товарищ не позвал его с собой. – А я, пожалуй, к себе двину, вздремну до обеда.
В лесу было хорошо, как дома. Глеб шел по чищенным хрустким дорожкам, поглядывая на кроны сосен, уверенно подпиравших дряхло-зимнее серое небо. Он ни о чем не думал, мысленные зачатки задавливал зрением, слухом; если не получалось, отнекивался: – А! Что будет, то и будет. В этих делах толком не разберешься, только кровь себе попортишь. Лучше жизнь природную наблюдать, дышать ароматом хвои для здоровья, как рекомендовал профессор. Тут с боковой тропинки, – вытоптанной, на него вышел Сандрар. Он, с ног до головы вымзанный мокрой глиной и песком, выглядел удрученным. В руках у него был нечто, завернутое в небрежную мешковину.
– Нашел что-нибудь? – поинтересовался Глеб, поздоровавшись.
– Да, – заморгал Сандрар.
– Волшебную чашу Грааля? Или мощи Верцингеторикса?
– Верцингеторикс умер в Риме, в тюряге, – осудительно посмотрел кладоискатель. – А нашел я вот это.
Положив на снег сверток, он раскинул углы мешковины в стороны. Жеглов увидел ногу в высоком белом носке, нервозно отчлененную в коленном суставе. Ткани конечности не истлели, мумифицировались, видимо, нога покоилась в сухом песке.
– В кроличьей норе лежала. Их на поляне много, – сказал Сандрар.
– Думаешь, остальное в них?
– Думаю. А то что получается: пришел человек, отрезал себе ногу, сунул в нору и дальше попрыгал?
– Правильно соображаешь, – кивнул Глеб. – Еще бы голову найти.
– Чтоб узнать, кто это был?
– Да. У тебя есть вторая лопата?
– Есть саперная.
– Тогда пошли.
Спустя полтора часа на снегу, у самого края Кроличьей поляны, лежал труп. Лежал, как пазл, собранный из плотно подошедших к друг другу частей. Постояв над ним, Жеглов вздохнул, взял голову за волосы, завернул в мешковину, в которой была починная нога, спросил Сандрара: – Отнесешь остальное в морг? – и, получив утвердительный ответ, направился прямо к профессору.
Через десять с небольшим минут профессор кисло смотрел на голову, которую Глеб, ничтоже сумняшеся, разместил на его письменном столе, лицом, естественно, к явно не заинтересованной в объяснениях стороне.
– Где вы это нашли? – спросил, наконец, Перен. Заинтересованность, с трудом натянутая им на лицо, плохо скрывала раздражение, готовое вскипеть. Письменный стол теперь придется чистить, и он потеряет полчаса рабочего времени в добавок к тому времени, которое этот русский с его головой проведет в кабинете.
– Не я нашел, Сандрар. На Кроличьей поляне.
– В норе?
– В норах. Остальное – полный комплект, кроме головы, которая перед вами, он таранит сейчас в морг. Вы можете идентифицировать этого человека?
– Это голова Мартена де Лу, нашего бывшего пациента, погибшего при странных обстоятельствах девятнадцатого октября 1987 года.
– Его же похоронили??! Я слышал, на кладбище, его могила имеется.
– Она пуста. Двадцать первого октября упомянутого мною года труп Мартена Делу был погружен в вертолет, который должен был лететь в Париж. Едва взлетев, он совершил вынужденную посадку на старой площадке за поселком – думаю, машина была повреждена намеренно. Ночью труп был выкраден из холодильной камеры, в которую он был помещен на временное хранение. Кем выкраден, мне неизвестно.
– Вы наверняка кого-то подозревали? У кого мог быть мотив?
– Мотив мог быль у мадам Пелльтан и мадмуазель Генриетты – они были любовницами Мартена Делу. Однако представить этих дам взламывающими холодильную камеру, переносящими труп на Кроличью поляну и расчленяющими его там при помощи остро наточенной финки, я не могу.
– Но представить их нанимающими кого-нибудь для этой цели вы ведь можете?
Профессор усмехнулся.
