Он встал неподвижно, больше ужаснувшись откровению этого невероятного провала в своих мыслительных процессах, чем собственно тому факту, что он не сможет добраться до дома и что ему негде ночевать. Киф — штука подлая, подумал он, медленно двинувшись дальше.
Вернувшись на пустынную пласу, он снова уселся на край фонтана и вытащил трубку. Подлая штука или нет, но, как и алкоголь, она хотя бы делала нынешний миг сносным. Куря, он заметил, как из теней на темной стороне пласы возникла фигура и неспешно двинулась в его сторону. Когда она была еще сравнительно далеко, но достаточно близко, чтобы он разглядел в ней мужчину, несущего крупную корзину, фигура сказала:
— Salam. — (Даер хмыкнул.) — Andek es sebsi?[117]
Он поднял взгляд, не веря себе. Это невозможно. Штука была подлой, поэтому он не шевельнулся, а выжидал.
Человек подошел ближе, воскликнул. Тут Даер вскочил.
— Сукин ты сын! — воскликнул он, смеясь от удовольствия, похлопав несколько раз Тами по плечу.
Тами тоже был в восторге. Даер поел, был в хорошем настроении. Возвращение в дом, где его ждали яростные упреки, больше не ужасало. Он мог коснуться темы денег. И вот его собственная трубка для кифа, чье отсутствие он недавно так оплакивал, в руке у Даера. Но он нервничал оттого, что они стоят посреди пласы.
— У вас тут будут неприятности, — сказал он. — Это очень скверно. Я говорил вам не приходить. Если один моккадим вас увидит — «Oiga, señor, пройдемте в comisaría, поглядим на ваши бумаги, друг мой». Пошли.
Лунный свет был очень ярок, когда они оставили городок позади и шли среди оливковых деревьев. На полпути в гору, между зазубренных скал, сели, и Тами вытащил маджун.
— Вы знаете, что это? — спросил он.
— Конечно знаю. Я уже пробовал.
— Этот вас не опьянит еще час. Или больше. Когда дойдем до дома, я сделаю чай. Тогда увидите, как пьянит.
— Я знаю. Я уже пробовал, я же сказал.
Тами посмотрел на него недоверчиво и разделил комок на две неравные части, бо́льшую протянул Даеру.
— Мягкий, — с некоторым удивлением заметил Даер. — Тот, что я пробовал, был твердый.
— То же самое, — безразлично сказал Тами. — Этот лучше.
Даер был склонен с ним согласиться в том, что касалось вкуса. Они сели, тихо жуя, каждый на свой манер сознавая, что, глотая волшебное вещество, он необратимо вручает себя незримым силам, которые примут на себя командование его жизнью на много грядущих часов.
Они не разговаривали, а сидели и слушали, как вода движется вниз по заливу лунного света и тени, раскрытому прямо у их ног.
— Снова дома! — живо сказал Даер, заходя в домик, где его приветствовал спертый запах плесени, с которым он так давно попрощался. — Давайте разведем огонь, пока нам крышки не сдуло, каждому свою. — Он бросил портфель в угол, радуясь, что избавляется от него.
Тами захлопнул дверь, запер ее и уставился на него, не понимая.
— Вы уже м’хашиш, — сказал он. — Я знаю, когда смотрю на вас. О чем вы говорите?
— Огонь. Костер. Принесите дров. Быстро!
— Дров много, — безмятежно сказал Тами, показывая на патио с ящиками.
Даер вышел и принялся буйно швырять их на середину комнаты.
— Ломайте давайте! — крикнул он. — Бейте их! Тут будет дьявольски холодно без одеяла. Надо поддерживать огонь, сколько сможем.
Тами повиновался, дивясь поразительному преображению, которое немного маджуна могло вызывать в христианине. Он никогда прежде не видел Даера в добром расположении духа. Наломав огромную кучу дощечек, он сдвинул ее в сторону и расстелил две циновки, одну поверх другой, перед очагом. Затем вышел в кухню и занялся разведением огня из угольев в глиняной жаровне, чтобы приготовить чай.
— А! — услышал он торжествующий крик Даера из патио. — Как раз то, что мы хотели! — Он отыскал несколько небольших поленьев в одном углу, которые внес и свалил перед очагом. Потом зашел к Тами в кухню. — Дайте мне спичку, — сказал он. — У меня свеча погасла.
Тами сидел на корточках над жаровней и посмотрел вверх с улыбкой.
— Как вы теперь себя чувствуете? — спросил он.
— Я отлично себя чувствую. А что? Как вы себя чувствуете?
Тами передал ему спичечный коробок.
— Мне хорошо, — ответил он.
Он не был уверен, с чего начать. Вероятно, будет лучше подождать, когда они улягутся перед огнем. Но к тому времени настроение у Даера может измениться.
— Я хотел сегодня купить большую бутылку коньяка, знаете. — Он умолк.
— Ну и чего не купили? Я б сейчас не отказался выпить.
Тами потер указательный палец о большой, взад-вперед, выразительно.
— А, — трезво сказал Даер, — понимаю.
Он вернулся в другую комнату, запихал в очаг немного бумаги, сверху положил деревяшек от ящиков и поджег. Затем ушел в самый темный угол комнаты и, поглядывая на дверь в патио, вытащил из-под рубашки пять купюр. «Так он увидит, что я с ним играю честно», — сказал он себе. Вернулся в кухню и протянул деньги Тами, сказав:
— Вот.
— Спасибо, — сказал Тами. Он встал и легонько похлопал его по спине, тремя хлопками.
— Когда зайдете, я поговорю с вами об остальном.
Даер вышел в патио и постоял, глядя вверх на громадный шар полной луны; никогда не видел он его так близко или таким сильным. В воздухе над головой кратко завопила ночная птица — причудливый пронзительный звук, не очень похоже ни на что слышанное раньше. Он стоял, снова и снова слушая этот звук у себя в голове, долгую цепочку внутренних отголосков, что чертили незримую лестницу через черное небо. Потрескиванье огня внутри пробудило его. Он зашел и подбросил еще полено. Присел на корточки, глядя в огонь, следя глазами за формами пламени. В очаге тянуло хорошо; дым в комнату не шел.
Они аккуратно ставили ноги на квадратные серые плитняковые камни, что вели по траве через сад, но пришлось в одном месте сойти на промокшую почву, чтобы не наступить на шланг с насадкой разбрызгивателя. Тот вращался круг за кругом, неравномерно. Миссис Шилдз спустила все жалюзи в большой комнате, потому что солнце светило внутрь и «драпировки» выгорали, сказала она. Как только окна закрыли, гроза могла начинаться, когда ей вздумается, — она собиралась весь день. За рекой все казалось очень темным. Возможно, там уже шел дождь, но рокотание грома звучало еще дальше. Выше по долине, к проему, он стонал. Там была дикая местность, и люди не выказывали того дружелюбия, что здесь, где земля была хороша. Миссис Шилдз позволила шлангу посадить ей на платье пятна. Жалко, подумал он, приглядываясь к узору «огурцов».
Ему не хотелось быть в доме, когда они ушли. Повернувшись к пустым комнатам, где воздух до сих пор шевелился от потоков, взмутненных их спешкой в последнюю минуту, чувствуя подушку кресла, в котором сидел один из них, а потому немного теплее остальных, но теплота еще ощутима после того, как они ушли, видя, как еще почти незаметно покачивается шнур оконных жалюзи, — он не мог стерпеть ничего этого. Лучше было остаться в саду, попрощаться с ними там и подождать, а войти потом, когда дом будет совершенно мертв. И буря либо начнется, либо до вечера станет рычать по окрестностям. Виноград созревает, сказала она, когда они проходили под зеленым навесом. И парусные лодки возвращаются в гавань. Он стоял у вишневого дерева и смотрел, как вверх и вниз по грубой коре ствола бегают муравьи, очень близко от его лица. То лето было в затерянном краю, и все дороги в него отрезало.
Вошел Тами, неся горящую жаровню. Поставил ее на середину комнаты, сходил за чайником и стаканами. Пока ждал, когда закипит вода, время от времени дуя на тлеющие угли, Даер рассказал ему о своих планах. Но когда добрался до того момента, когда требовалось упомянуть сумму, что у него есть, он понял, что не может этого сделать. Тами выслушал, скептически покачал головой, когда Даер закончил.
— Песеты не годятся во Французской зоне, — сказал он. — Их нельзя обменять. Вам придется нести их к евреям, если так сделаете.
— Ну, значит, отнесем к евреям. Почему нет?
Тами посмотрел на него с жалостью.
— Евреи? — воскликнул он. — Они вам ничего за них не дадут. Дадут пять франков за одну песету. Может, шесть.
Даер знал, что текущий курс был чуть больше восьми. Он вздохнул:
— Я не знаю. Поживем увидим. — Но втайне он был полон решимости поступить так, пусть получит и всего по пять.
Тами разлил кипящий чай по стаканам.
— Сейчас мяты нет, — сказал он.
— Не важно. Главное, что горячий.
— Да.
Он задул свечу, и они остались сидеть при свете пламени. Даер откинулся назад, опершись о стену, но Тами тут же возразил.
