– Я давно хотела вас встретить на книжном салоне, но вы там редко бываете, да?
– Я… я…
– Откуда у вас эта страсть к Раю и всему потустороннему? – спрашивает она, пока я только вдыхаю и выдыхаю воздух.
Натали задумчиво делает несколько глотков зеленого чая.
– Я читала в одном из интервью, что вы используете ваши сны. В таком случае, должна вам сказать, что они очень похожи на мои. Когда я прочла вашу первую книгу, я была поражена, что вы описали Рай именно так, как я его себе представляла: светящаяся спираль с разноцветными частями.
– Я… я…
Она колышет длинными черными волосами в знак понимания. Я наконец могу говорить. Мы говорим долго. Рассказываем про свои жизни. Они тоже похожи. Все мужчины, которых Натали знала, разочаровали ее. Она решила жить одна.
Она говорит, что у нее такое впечатление, что она меня знала всегда. Я ей отвечаю, что у меня тоже это ощущение встречи после долгой разлуки. Мы опускаем глаза, стесняясь, что так быстро высказали общее интуитивное ощущение. Время замедляется. Я вижу сцену, как в замедленном кино. Я признаюсь, что сегодня мой день рождения. Что лучшим подарком на мое двадцатишестилетие стал этот разговор с ней. Я предлагаю ей немного прогуляться. Мона Лиза подождет свой паштет. Я не позволю кошке себя тиранить.
Мы гуляем несколько часов.
Она рассказывает о своей работе. Она гипнотерапевт.
– Шестьдесят восемь процентов моих пациентов – это те, кто хочет бросить курить, – рассказывает она.
– И получается?
– Только у тех, кто еще до встречи со мной решил бросить.
Я улыбаюсь.
– Еще я помогаю дантистам. Есть люди, которые не переносят обезболивающие средства. Я им помогаю гипнозом.
– Вы заменяете анестезию?
– Вот именно. Раньше я программировала своих клиентов таким образом, чтобы кровь не текла, когда вырывают зуб. Но оказалось, что тогда кровь не свертывается и рана не заживает. Теперь я говорю:
«Три капли, только три капли». Наш мозг действительно может все. И вытекают всегда только три капли крови, ни больше ни меньше.
– Табакокурение, вырванные зубы, а что еще?
– Под гипнозом я предлагаю людям вернуться в прошлое, и они выдают мне своего «жучка», ошибку в программе, которая ставит их в проигрышные ситуации, которых невозможно избежать. Когда этого недостаточно, я ищу «жучка» в их предыдущих жизнях. Это довольно увлекательно.
– Вы надо мной издеваетесь.
– Я знаю, это кажется довольно… странным. Я не делаю выводов. Но если ограничиться только наблюдениями, я должна констатировать, что мои пациенты очень подробно рассказывают о своих предыдущих воплощениях и потом чувствуют себя лучше. Как я могу проверить, правда ли то, что они рассказывают?
– То, что они это говорят, уже само по себе является достаточной терапией.
Она улыбается.
– Я видела, как многие люди впадают в иррационализм: мистики, шарлатаны, прорицатели, ясновидящие… Я посещала клубы, ассоциации, гильдии, секты. Я своего рода турист духовности. Я думаю, во всю эту кучу нужно внести немного деонтологии.
Она рассказывает мне о своих предыдущих жизнях. Она была танцовщицей на острове Бали, а перед этим прожила длинный ряд людей, животных, растений и минералов. Она думает, что родилась до Большого взрыва в другом измерении, в другой вселенной, похожей на нашу.
Мне все равно, если ее признания – чистая выдумка. Я говорю себе, что это даст почву для длинных историй, которые мы будем рассказывать друг другу долгими, зимними вечерами, сидя у огня. Мне так много нужно узнать о ней. Хватит ли нам одной жизни, чтобы рассказать друг другу все, учитывая, что мы можем посвятить этому только пять или шесть часов в день?
Я закрываю глаза и приближаю мои губы к ее губам. Пан или пропал. Или я получу пощечину, или…
Ее губы касаются моих. Ее темные зрачки сверкают. Искорка проскакивает на уровне ее сердца и встречается с моей искоркой.
Натали. Натали Ким.
В 22 часа 56 минут я беру ее за руку. Она ее сжимает. В 22 часа 58 минут я целую ее глубже, и она отвечает. Я прижимаюсь к ней, чтобы почувствовать ее тело. Она обнимает меня еще сильнее.
– Я так долго тебя ждала, – шепчет она мне в ухо.
Я говорю себе, что, даже если моя литературная карьера не дала мне ничего, кроме этого мгновения, это стоило усилий. Все мои разочарования, все отказы, все провалы разом исчезают.
В 22 часа 59 минут, впервые в жизни, я думаю, что все-таки моя планета не такая уж плохая.
История реальная и история рассказанная: История, которую мы учим в школе – это история королей, битв и городов. Но это не единственная история, отнюдь нет. До конца XIX века более двух третей населения жило вне городов, в деревнях, лесах, горах, на берегах морей. В битвах участвовала лишь незначительная часть населения.
Но История с большой «И» требует письменных свидетельств, и писари были в большинстве своем придворными, хроникерами, подвластными хозяину. Они рассказывали только то, что король велел рассказать. Поэтому они записывали лишь то, что беспокоило королей: битвы, замужества принцесс и проблемы наследования престола.
История деревень неизвестна или почти неизвестна, потому что у крестьян не было писарей и они не знали грамоты. Поэтому они передавали свою историю в форме устных саг, песен, мифов, сказок, даже шуток и анекдотов, которые рассказывали, сидя у огонька.
Официальная история предлагает нам дарвинистское видение эволюции человечества: выживают наиболее приспособленные, исчезают наименее приспособленные. Она подразумевает, что австралийские аборигены, американские индейцы, племена из джунглей Амазонки, папуасы исторически неправы, поскольку они слабее в военном отношении. Однако вполне возможно, что эти так называемые отсталые народы могут своими мифами, социальными организациями, медициной дать то, чего нам не хватает для будущего благополучия.
Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4
Уткнувшись взглядами в сферы, мы присутствуем при поцелуе.
Стоя позади, Эдмонд Уэллс соглашается с нами:
– Вы успели как раз вовремя. Но все-таки вам повезло, вам попались «хорошие» клиенты.
Я не могу забеременеть.
Поскольку мы оба хотим иметь ребенка, Рэймонд предлагает искусственное оплодотворение. Мне имплантируют семь оплодотворенных яйцеклеток, чтобы хотя бы одна из них развилась до конца беременности.
Теперь мой живот растет, и я теряю форму.
Без Рэймонда мне было бы очень трудно пережить это. Я вспоминаю то время, когда страдала булимией. Беременность – самое сильное ощущение из всех, что я знала. Благодаря УЗИ я прекрасно вижу зародыши пяти девочек и двух мальчиков. Кажется, что если у тебя девочки, значит, ты любишь маму. Так что у меня пять из семи. Мальчики спокойные. Девочки наоборот. Одна даже все время приплясывает в околоплодной жидкости. Может быть, реинкарнация Саломеи.
Все мое тело меняется. Раздувается не только живот, но и грудь. Лицо округляется. Мое сознание тоже.
В противоположность тому, что говорят врачи, все семь эмбрионов прижились. Так что я превратилась в большую бочку, которую легче катить, чем заставить ходить. Эти семеряшки действительно лучшая шутка, которую могла нам дать судьба. Как можно лучшее решить мои проблемы с близнецом, чем не глядя, как они решат их со своими?
Наступает прекрасный день рождения. Рэймонд делает кесарево сечение и одного за другим извлекает семь маленьких розовых шариков, сперва липких, а вскоре визжащих.
Я теперь лучше понимаю свою маму. Родитель – это такая профессия, в которой невозможно преуспеть. Нужно ограничиться тем, чтобы причинять как можно меньше зла.
Ночью Рэймонд встает, чтобы покормить весь выводок из соски.
Нам хорошо вдевятером. Дети растут потихоньку, и я ухаживаю за ними дома. Вечером Рэймонд возвращается всегда с цветами, или шоколадом, или игрушками для малышей, или видеокассетами, которые мы смотрим вечером в кровати перед тем, как заснуть.
Мне больше нечего желать. Все, что я хочу, это чтобы завтра было как сегодня. В особенности чтобы не было развития, сюрпризов, изменений. Я мечтаю, чтобы жизнь была как одна и та же бесконечно крутящаяся пластинка, чтобы каждое утро я видела Рэймонда Льюиса, готовящего мне завтрак с кашей, свежевыжатым апельсиновым соком, холодным молоком и бананами.
Я редко ощущала такую полноту бытия. Чтобы уберечь себя от возможных неожиданностей, я полностью отказалась от профессии актрисы. Это замечательно. Люди не будут видеть, как я старею, и навсегда сохранят в памяти мой образ Мисс Вселенной, каким они его обожали в фильмах.
