– А вы гуляли после полудня?
– Нет, не хотел быть на солнце. Все упражнения только после пяти часов. Меня приглашали поиграть в теннис, но никто не хотел играть после пяти.
– Как же вы так загорели?
– Несколько раз был на океане, чтобы убить блох, но это и все. Надевал белые перчатки, чтобы защитить кожу от солнца, но потом потерял правую. Приходилось держать руки в карманах, что не слишком элегантно.
Генри начал танцевать, а я снова раскашлялся, так что поставил воду, чтобы подышать над паром, прежде чем идти на работу. Пока вода вскипала, я удалился в свою комнату, чтобы обеспечить Генри относительное уединение. Когда чайник засвистел, я вышел. Генри танцевал под Этель Мерман.
Я наклонил голову над паром и накрылся полотенцем, чтобы добиться лучшего эффекта.
– Что я вижу? Чайник против крупа?! – воскликнул Генри.
– Да.
– Ты словно персонаж из романа Джейн Остин, хотя я уверен, что ты никогда не читал Джейн Остин… Тебе непременно нужно это делать сейчас? На меня нельзя смотреть, когда я танцую.
– Я читал Джейн Остин, – сказал я. – И видел, как вы танцуете. Мы даже танцевали вместе.
– Но мы снова незнакомцы.
– Я все равно не вижу вас из-за пара.
– Ну хорошо. Поскольку ты умираешь. Это не так плохо. В самом деле. Это все равно что жить с Китсом.
Генри танцевал, а я дышал над паром, подглядывая за ним из-под полотенца. Когда он снова оказался рядом, я осознал, как трудно и одиноко идти по жизни одному; я понял, какими тяжкими были для меня последние два месяца и каким все стало простым и легким, когда он вернулся.
Поупражнявшись, Генри уселся отдыхать на кресло-трон. Я закончил дышать над паром и сел рядом на белую кушетку.
– От музыки мне по-настоящему лучше, – сказал я.
– О да, – отвечал Генри, – Этель Мерман может вылечить от чего угодно.
– Куда вы отправитесь в Нью-Джерси?
– К Марте.
– Но там вы подцепили блох.
– Какая разница – блохи или судебные чиновники.
– Значит, вы оставите машину там и вернетесь обратно автобусом?
– Нет, я останусь там с машиной и вернусь домой в понедельник, когда мне нужно будет преподавать. Затем уеду обратно к Марте. Ради безопасности. Я не могу находиться в собственном городе. Мне предстоит жизнь беглеца!
– Вам действительно так уж необходимо ехать в Нью-Джерси? Сколько шансов, что они найдут автомобиль здесь? Город такой гигантский, – сказал я, пытаясь переубедить Генри. Я не хотел потерять его, только что обретя.
– По квитанциям можно определить местоположение большей части моих преступлений… У меня есть только один человек, которого я могу позвать на помощь, – мой друг в мафии. Он мог бы дать дельный совет… Эта страна больна, она сама толкает меня к преступникам. Ну, он не совсем из мафии, у него палатка с хот-догами рядом с колледжем. Но он действует как мафиозник. Он знает, как обойти закон. Он всегда получает штрафы на свою палатку и никогда их не платит.
Генри попытался позвонить продавцу хот-догов, но, несмотря на то, что было еще рано, того не было дома. Так что Генри упаковал маленькую сумку для Нью-Джерси. Я не смог остановить его. Во всяком случае, Нью-Джерси – это не Флорида.
– Прежде чем вы уедете, – сказал я, – есть две вещи, которые я должен вам сообщить.
– Ты женишься? Хорошо. Это то, что тебе нужно. Она белая?
– Я не женюсь. Женится Беллман.
– Что?
– Беллман женится на Вирджинии в мае в Гринвиче. Это решено. Он приходил сюда за почтой и рассказал мне.
– Это все моя вина. Я послал его туда на одну ночь, а он задержался на полгода и теперь женится. Я не должен был брать его в квартиранты. Я дал в газетах неправильную рекламу. Это было объявление преподавателя драмы. Оно привлекает психопатов.
– В рекламе, на которую я отозвался, вы написали о себе как о писателе.
– Да, писательская реклама привлекает людей более качественных, но актеров больше, чем писателей, поэтому, когда постоялец мне нужен срочно, я пишу «преподаватель драмы».
Меня немного задело, что наживка Генри была такой продуманной, но я также порадовался, что откликнулся на рекламу с писателем, поскольку, по мнению Генри, она привлекала более качественных людей.
– Беллман также сказал, что хочет, чтобы вы были его шафером.
– Он не в своем уме. Я не стану этого делать. Это все эдипов комплекс. Он хочет убить меня. Мне придется придумать хорошую отговорку. Займусь этим по дороге в Нью-Джерси.
Генри поднял сумку и направился к двери.
– Мне нужно сказать вам еще кое-что, – остановил его я. – Не у одного вас проблемы с автомобилем. Я попал в аварию.
– Насколько плохо?
– Стопроцентно.
– Это хорошо. Не придется тратить деньги на починку. Ты был пьян?
– Нет. Может быть, чуть-чуть.
– По твоей вине? А то можно было бы затеять судебный процесс.
– Это была целиком и полностью моя вина. Я проехал на красный свет, едва не врезался в мусорщика, а потом едва не задавил женщину на тротуаре, но вместо этого врезался в светофор.
– Ты живешь здесь слишком долго. Это проклятие дома Гаррисонов – несчастья с автомобилями. Позвонил хотя бы в Еврейское общество слепых? Они отлично управились с моей машиной.
– Да.
– Ну что ж, ты научился крайне необходимой вещи – жертвовать раздолбанную машину Еврейскому обществу. Гак что не стоит беспокоиться. Это лучшее, что могло с тобой случиться. Иметь машину в городе – слишком экстравагантно. Мне она нужна ради свободы, но тебе свобода нужна не так, как мне.
Генри был великодушным и понимающим. Он даже частично принял вину за аварию на себя, приписав ее моему контакту с его домом. Я рассказал ему, что ожидал, что на меня будут орать, как орал бы на меня отец. В некотором роде я хотел, чтобы Генри поступил так и я в конце концов получил наказание за то, что совершил. Но он не стал унижать меня. Он поехал прятаться в Нью-Джерси.
Я зашел в кулинарию, поздоровался с Роберто, а затем направился в «Терру». Проскользнул прямехонько в свой кабинетик. Мэри не было. Сел за стол и просмотрел накопившуюся почту от моих корреспондентов по всей стране. Мои дамы скучали по мне.
Я позвонил Джорджу со своего телефона, чтобы не идти к нему в кабинет. Его не было на месте, так что я оставил послание на автоответчике. Потом начал отзваниваться по телефонам: дела шли хорошо, все больше музеев собирались купить подписку на «Терру» в качестве подарка своим сотрудникам. Я значительно увеличил оборот фирмы. Но, разговаривая со своими телефонными подругами, я все ждал, что меня вызовут в кабинет к Джорджу и наконец-то поставят вопрос о пропавшем бюстгальтере. Я полагал, что Джордж больше не звонил мне домой, потому что хотел лично посмотреть мне в глаза.
Наконец это случилось: он остановился у моего кабинетика и попросил зайти. Пока я шагал по короткому коридору за его спиной, я чувствовал свой запах. Это был страх с примесью горелого, словно крендельки у уличного торговца. Я прижал локти к ребрам, чтобы не дать запаху распространиться.
Мы сели, и Джордж спросил:
– Как ты себя чувствуешь? Мы очень беспокоились.
– Выздоровел на девяносто процентов, хотя все еще не – много кашляю, – сказал я.
– Как конкретно произошла авария? – Джордж почесал костистый тонкий нос и поднял брови в патрицианской заботе. Ему было всего лишь лет тридцать пять, и у него все волосы были целы, но манеры он имел стариковские.
– Честно сказать, – ответил я, – замечтался, как дурак, и проехал на красный свет. Вина целиком и полностью моя.
– У меня то же самое, – кивнул Джордж. – Медитирую во время вождения. До сих пор везло, все еще жив… Послушай, мы подписали тебе карточку с пожеланиями выздоровления, но она куда-то затерялась. Наверное, сунул ее в почту. – Он вручил мне голубой конверт. Я подумал, нельзя ли использовать непогашенную марку. Взял конверт, не открывая.
– Большое спасибо.
– Я хотел поговорить с тобой еще кое о чем. – Джордж на мгновение запнулся и потупил взгляд.
За долю секунды я составил про себя речь: «У меня сексуальные проблемы. Я просто хотел посмотреть на бюстгальтер Мэри, но не смог от него оторваться. Убытки возмещу, плюс премия за моральный ущерб, и я отправлюсь к консультанту».
Джордж продолжал, улыбаясь:
– Я хотел дать тебе кое-какую редакторскую работу. Нужно отредактировать рукопись, которая пришла по почте. Мы в последнее время были все перегружены. Думаю, ты справишься. Это интереснее, чем просто телефонные продажи. – Он улыбнулся. Он чувствовал себя начальником – благодетелем, обращающимся к многообещающему подчиненному. Он не знал, что упустил с крючка извращенца. Я горячо поблагодарил его за оказанное доверие.
Вернувшись к себе, я подумал, что Мэри, очевидно, ничего не сказала. И даже если заподозрила меня, то, должно быть, решила, что это просто-напросто паранойя – думать, что тихий, хорошо одетый сотрудник может быть настолько безумен, чтобы украсть бюстгальтер.
