— Сьюзен, — дернул я спутницу за рукав, — знаешь, кто здесь протестует против военных действий?
— Кто?
— Видишь ту Токийскую Розу?[134] Моя жена.
— Она? — прошептала Сьюзен.
— Угу. С агитационным значком на груди.
— А что, симпатичная.
— Согласен: поистине дьявольское обаяние. Пошли отсюда, все равно ничего не слышно. Ну же!
— Она выше ростом, чем я представляла по твоим рассказам.
— Потому что встала от восторга на цыпочки. Дрянь! Подавай ей национальную независимость всюду и везде, а рабство в браке вынесем за скобки… Глянь-ка, полицейский вертолет. Подсчитывают число участников митинга. Пойдем, завтра узнаем всю правду из газет.
— Питер, куда же ты…
— Если она за мир, то я за бомбардировки Ханоя. «Доктор Спок не одинок»! Берегитесь, доктор, — она распугает всех ваших сторонников!
После той антивоенной акции от Морин не было ни слуху ни духу вплоть до телефонного звонка в мою рабочую квартирку весной 1966 года. Голос беззаботный. Надо встретиться «лично» и «наедине».
— Хочу поговорить с тобой о разводе. Пора серьезно обсудить необходимые формальности. Мне до твоего адвоката никак не дозвониться, он форменный идиот, а Дэна с ним просто не соединяют.
О чудо! Что произошло? Неужели близка счастливая развязка?
— Он не идиот, а специалист по бракоразводным процессам.
— Он идиот и к тому же лжец, но дело не в этом. Не будем тратить время на перебранку. Ты хочешь развестись или нет?
— Дурацкий вопрос. Конечно хочу.
— Тогда мы с тобой вдвоем должны сесть и все оговорить.
— Ты оговаривала меня уже сотню раз, — не удержался я от шутки. — Нам нечего делать вдвоем.
— Не пойму: кто жаждет развода?
— Не заводись, Морин.
— Никто и не заводится. Я могу прийти к тебе вечером после групповой психотерапии. Сгладим все разногласия, мы ведь взрослые люди. Эта тягомотина порядком мне надоела. Есть на свете и другие заботы.
— Приятно слышать, Морин. Но встречаться у меня никак не возможно.
— Где же тогда? На улице?
— Где-нибудь на нейтральной почве. Скажем, в «Алгон-куине»[135].
— Хороша нейтральная почва! Мне надо встретиться с тобой, а не с твоими дружками. Ты прямо как ребенок. Маленький лорд Фаунтлерой[136] из Уэчестера.
— «Уэчестер» — до сих пор ругательство? А «Плющевая лига» — непотребство? Как была, так и осталась дочерью ночного сторожа из Элмайры. Цивилизация тебя не затронула.
— Ну и зануда! Будешь оскорблять меня или договариваться? Впрочем, как хочешь. Плевать я хотела. У меня есть собственная жизнь, есть флейта, а больше ничего и не надо.
— Если я правильно понял, миссис Тернопол играет теперь на флейте?
— На ней. В небольшой музыкальной группе. И ходит в Нью-Скул[137].
— И не работаешь.
— Мой психотерапевт считает, что об этом еще рано говорить. Сначала нужно восстановить нервы.
— У тебя есть нервы?
— А тебе нужно продемонстрировать остроумие или развестись?
— Ноги твоей не будет в моем доме.
— Что ж. А я не стану обсуждать серьезные вопросы в подворотне или за стойкой бара. Если это твое последнее слово — пока, я вешаю трубку.
— Ладно, приходи сюда, но говорить мы будем только о разводе. И ни о чем другом.
— А о чем еще с тобой говорить? Так я прихожу вечерком.
— «Вечерком» — это когда? — Что за тон у нее! Что за вечная неопределенность!
— В десять, — ответила Морин.
— Не нравится мне все это, — сказал Шпильфогель, когда я по телефону сообщил ему о грядущем свидании.
— Мне тоже, но если она заведет речь о чем-нибудь кроме развода, я вышвырну ее вон. Вылетит как пробка. Не мог же я отказать! Вдруг она и впрямь решила дать мужу вольную.
— Посмотрим. Ничего теперь не поделаешь.
— Можно позвонить и отменить встречу.
— Вы хотите позвонить и отменить встречу?
— Я хочу развестись. Глупо было бы упускать такую возможность. А если Морин начнет опять выяснять отношения… Что ж, я готов на такой риск.
— Только удержитесь от рыданий и не смейте — слышите, не смейте — рвать на себе одежду!
— Не дождется. С этим покончено.
— Желаю вам удачи, — сказал Шпильфогель.
— Спасибо.
Морин явилась ровно в десять. Шелковая блузка, строгого покроя шерстяной пиджак, расклешенная юбка. При мне она никогда так изящно не одевалась. Ни следа былой мальчишеской небрежности. В уголках губ и глаз обнаружились морщинки. Лицо загорелое. Оказывается, Морин только что пять дней отдыхала со своей психотерапевтической группой в Пуэрто-Рико. Скинулись, кто по скольку мог. На мои деньги ездила, паразитка кровососущая! И шерстяной, костюм сшила на мои деньги. Стриги, стриги старого барана, сидящего напротив тебя!
Окинула изучающим взглядом комнату — несколько сотен на новую обстановку дала мне Сьюзен. Меблировка была достаточно простой, но, благодаря усилиям миссис Макколл, уютной: толстая циновка на полу, пара некрашеных деревянных кресел, письменный стол с лампой, книжные шкафы, кушетка под индийским пледом, купленная по случаю качалка с темноголубой обивкой; шторы того же цвета: Сьюзен сама выбрала материал и подогнала на машинке под размер окон.
— Очень мило, — сказала Морин, задумчиво глядя на поленья в корзине перед камином, — просто картинка из журнала «Дом и сад».
— Я удовлетворен.
— Еще бы! Моя берлога в два раза меньше. — Задумчивость в глазах сменилась живыми искрами неприкрытой зависти.
— Бывал в таких квартирах. Их, кажется, называют спичечными коробками.
— Питер, — глубоко вдохнула она, словно решившись бултыхнуться в омут, — я должна кое-что сказать. — Никуда она не бултыхнулась, а просто поудобней устроилась в кресле, намекая, видимо, на длительность визита.
— Мы заранее оговорили тему беседы.
— Я не собираюсь с тобой разводиться. Я не разведусь с тобой никогда.
— Немедленно выметайся! — Напрасно Морин собиралась выдержать многозначительную паузу, я отреагировал незамедлительно.
— И еще кое-что.
— Я же сказал: убирайся.
— Это важно. Правда.
— Правда? Да как у тебя язык поворачивается произнести такое? Ложь, ложь, сплошная ложь! Три часа назад ты обещала толковать со мной только о разводе!
— Я сочинила рассказ и хочу тебе прочесть. Он в сумочке. Я уже показывала его на семинаре в Нью-Скул. Всем очень понравилось. Преподаватель обещал помощь с напечатанием. Я почти уверена, ты не согласишься с общим мнением — в тексте очень мало от Флобера, но все-таки считаю, что нужно ознакомить тебя с этим рассказом до публикации.
— Морин, либо ты сейчас же встанешь и уйдешь на своих двоих, либо вылетишь за дверь головой вперед.
— Пальцем до меня дотронься, и загремишь в каталажку. Дэн Иген знает, что я здесь. Он знает, что ты пригласил меня в гости.
И он знает, как ты без толку молотишь кулаками. Поостерегись, я всегда могу позвонить адвокату. Кстати, если ты думаешь, будто в. Пуэрто-Рико я ездила на твою вшивую сотню, то ошибаешься. Дэн помог мне с деньгами. Иначе бы группа развалилась.
— А одевает тебя кто? Адвокат? Психотерапевт? Или психи из твоей группы пускают шапку по кругу?
— Не смешно. Костюм дала мне Мэри Иген. Купила в Ирландии, но он ей не подошел. Так что не переживай, я не очень-то шикую на крохи, которые ты в поте лица зарабатываешь в Хофстре за четыре часа в неделю. Игены мои друзья, лучших друзей у меня еще не бывало.
— Вот и отлично. А теперь дуй отсюда.
— Сначала выслушай мой рассказ, — и она вытащила из сумочки большой конверт, — не один ты можешь высасывать сюжеты из своей жизни и разносить их по всему свету. — Из конверта появилось несколько листков. — Называется «Витязь в мамашином исподнем».
— Сейчас вызову полицию. Пусть она удалит тебя из моего жилища. Тут уж Иген только руками разведет.
— Ты позвонишь в полицию, а я — Сэлу Валдуччи.
— Никому ты отсюда не позвонишь.
— Ах, Пеппи, почему бы тебе не вызвать на помощь миллионершу с Парк-авеню? Если сама мигом не прискачет, так пришлет шофера, чтобы вызволить миленка из западни. Не таращься, существование миссис Макколл, жалкой уродины, рот гусиной гузкой, бери меня, кто хочет, — не секрет. У тебя вообще нет от меня секретов, муженек. (Гадкий смешок.) За тобой глаз да глаз.
— За мной — что?!
— Слежу я за тобой, вот что. По пятам! Большие деньги, конечно, но зато сколько удовольствия.
— Зачем? Я же готов развестись с тобой в любую минуту! За каким чертом тебе понадобилось нанимать детективов, кому это надо?
— Только не учи меня, кому что надо. Не я завела миллионера, чтобы покупать запонки от Картье! Я сама прокладываю себе дорогу в этом мире!
