— Ты только что пришел сюда и уже рвешься выйти в кафе? Проведи хотя бы какое-то время со своей дочерью.
— Невыносимо смотреть на нее такую…
— Что ж, привыкай. Она не выйдет из этого состояния. Вчера я звонила своему брату Фреду. Он связал меня со своим другом — ведущим неврологом Бэй Эриа.[153] Мне удалось по электронной почте переправить ему всю информацию по состоянию Меган. Он был куда более прямолинеен, чем доктор Клайд. «При таких травмах мозгового ствола вероятность полного выздоровления составляет — менее пятнадцати процентов, и больше пятидесяти процентов, что она никогда не выйдет из вегетативного состояния».
— Пятнадцать процентов — это все-таки не ноль…
— Но все равно слишком мало. Я без конца ругаю себя за то, что не повезла ее в школу… Я так торопилась на встречу с этим чертовым адвокатом, который пытается помочь мне избежать тюрьмы.
— Не думаю, что федералы всерьез считают тебя причастной к порнобизнесу Робсона.
— Похоже, ты хорошо информирован о моем падении. И это, должно быть, доставляет тебе огромное удовольствие.
— Никакого удовольствия я не испытываю. И давай не будем ссориться у постели Меган.
— Почему бы и нет? Она же все равно нас не слышит. Да даже если бы и могла, что бы она подумала? Как замечательно иметь таких самовлюбленных идиотов-родителей?
— Я уверен, она сильно переживала все, что произошло за последний год. Но это не значит, что она нас ненавидит. И если мы хоть как-то сможем наладить отношения ради нее…
— Хватит утешений, мистер Бромид. Она уже не выкарабкается, Гарри. Мы потеряли ее. Она — невинная жертва всего этого кошмара. В то время как мы…
Сьюзан снова забилась в истерике, схватившись за металлические прутья кровати. Примчавшаяся дежурная медсестра обняла мою жену за плечи и вывела в коридор. Я стоял у кровати и тоже держался за металлические прутья, стараясь не раскисать, стараясь убедить себя в том, что смогу помочь дочери, чего бы мне это ни стоило.
Медсестра вернулась через несколько минут.
— Вашу жену осмотрит доктор. Вероятно, он признает у нее нервное истощение, и мы найдем для нее место в стационаре. Она на грани срыва, бедняжка, — да разве такое выдержишь? Если вы хотите увидеться с ней после того, как доктор…
— Думаю, ей меньше всего хочется сейчас видеть меня.
Медсестра на мгновение задумалась над моими словами, потом сказала:
— Может, вам что-нибудь принести?
— Стакан воды, пожалуйста. И я бы хотел побыть здесь еще какое-то время…
Я просидел у постели Меган пять часов. Я держал ее теплую руку, прислушивался к монотонным сигналам кардиомонитора и периодически проваливался в дрему, укачиваемый шумными вздохами аппарата, вентилирующего легкие. Я сидел так и думал, думал, думал. Незаметно для себя я начал шептать:
— Хорошо, Маргит. Я вернусь к тебе завтра. Я больше не пропущу ни одного нашего свидания. Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь. Только верни нам Меган.
Около полудня я совсем задремал и очнулся в три. Меган по-прежнему была неподвижна, ее глаза застыли под опущенными веками. В пять я заставил себя подняться с неуютного металлического стула, наклонился и поцеловал дочь на прощание. Потом отыскал дежурную медсестру и объяснил, что мне пора возвращаться в Париж.
— Пожалуйста, передайте Сьюзан, что я свяжусь с ней по телефону в ближайшие сутки.
Такси до аэропорта, часовой перелет в Чикаго, два часа ожидания стыковочного рейса, семь с половиной часов над Атлантикой… Еще одна бессонная ночь с кашлем и удушьем; при заходе на посадку у меня вновь возникло ощущение, будто я тону.
Как только мы приземлились, я сразу рванул в туалет, склонился над унитазом, и меня вырвало сгустками красноватой слизи. Освежив лицо холодной водой, я направился к стойке паспортного контроля для иммигрантов — признаться, этой несложной процедуры я боялся как огня. А вдруг копы из комиссариата Десятого округа уже предупредили пограничников о том, что я тот самый американец, без которого Франция вполне может обойтись.
Я подошел к кабинке. Полицейский изучил мой паспорт, заглянул в компьютер и спросил:
— Снова к нам?
— Мне здесь нравится.
— Вы работаете?
— Я писатель. Работаю на себя, ничьих рабочих мест не занимаю…
— И как долго вы пробудете у нас на этот раз?
— Несколько недель — соврал я. — Не больше.
Штамп, штамп. Я вернулся во Францию… с трехмесячной визой.
Портье отеля на улице дю Драгон встретил меня улыбкой и вручил ключ от номера.
— Ваша дочь поправилась?
— Еще нет.
— Прогноз хороший?
— Нет.
— Даже не знаю, что сказать, кроме «сожалею».
— И на том спасибо.
— Если вы хотите сейчас отдохнуть, комната готова.
— Пожалуйста, разбудите меня в четыре, если я сам не проснусь.
Я проспал весь день. Из отеля вышел в половине пятого. Ровно в пять я был уже у дома Маргит. Вернулся в параллельный мир.
Она открыла дверь сразу, как только я постучал. И вот тогда я сильно ударил ее кулаком, угодив прямо в челюсть. Она упала на кровать.
— Ты, сука… ты наказала меня, попытавшись убить дочь…
Маргит встала, держась за щеку.
— У тебя нет доказательств.
— Чтобы я больше не слышал этой фразы! — вскричал я влепил ей пощечину. Она снова рухнула на кровать, но тут же повернулась ко мне с улыбкой.
— Ты забыл, Гарри, — боли я не ощущаю. А вот для тебя боль — реальность. Вся твоя жизнь состоит из боли, знаешь, что ты сейчас продемонстрировал? Что ты такой же, как все мужчины, кого я когда-либо знала. Обнаруживая свою беспомощность, ты бросаешься с кулаками… а ведь ударить женщину — это значит расписаться в том, что ты… импотент. Но ты продолжай, Гарри. Бей меня снова. Сдирай с меня одежду, издевайся надо мной, если тебе этого хочется. Главное, чтобы тебе стало легче.
— Мне станет легче только после того, как моя дочь выйдет из комы и полностью выздоровеет, без всяких последствий.
— Ты слишком много просишь, Гарри.
— Ты должна мне помочь…
— По-моему, я должна помочь ей. Но такое возможно лишь при одном условии: если ты будешь играть по правилам. Здесь, с пяти до восьми, раз в три дня, без всяких сбоев…. Если ты скажешь «да», но не явишься на следующее свидание, твоя дочь умрет. Но пока ты здесь…
— Я обещаю, что буду здесь.
Долгая пауза. Она села.
— Что ж, договорились. Теперь ты можешь идти. Мы начнем все сначала на нашем следующем свидании, как будто ничего не произошло. Но знай: если ты еще когда-нибудь меня ударишь…
— Я никогда тебя не ударю.
— Ловлю тебя на слове, Гарри. А теперь иди.
— Прежде чем я уйду, мне необходимо кое-что выяснить. Эти наши свидания… они что, будут продолжаться бесконечно?
— Да. A bientot…[154]
На обратном пути в отель я остановился у таксофона и позвонил Сьюзан на сотовый. Когда я объяснил ей, что вернулся в Париж, она пришла в ярость.
— Это в твоем духе, черт возьми, сбежать в самую трагическую минуту…
— У меня не было выбора. Сегодня у меня собеседование с работодателем, а тебе теперь понадобятся деньги на жизнь…
— Не надо загонять меня в угол, Гарри.
— Почему, почему ты постоянно видишь во мне врага, в то время как все, что я делаю…
— Ты без конца напоминаешь мне, что я потеряла эту чертову работу, и теперь мне остается только молиться чтобы «Голубой крест» оплатил счета за госпиталь. И это полное банкротство и…
— Что там у Меган? Есть признаки улучшения?
— Пока нет.
— Тебе удается хоть немного отдохнуть?
— Иногда.
— Пожалуйста, позвони мне, как только что-то изменится.
— Хорошо, — сказала Сьюзан и дала отбой.
Прошел день. В госпитале у меня был назначен осмотр у лечащего врача. Он сделал рентген и жестко отругал меня, увидев состояние легких.
— Вы летали самолетом, не так ли?
— С моей дочерью случилось несчастье, и я был вынужден…
— Пойти на самоубийство? Я же предупреждал вас, monsieur, об опасности декомпрессии. Но вы предпочли проигнорировать мои рекомендации и тем самым навредили себе, отсрочив процесс полного выздоровления. Теперь мне понятно, почему в слизи столько крови. Еще раз подниметесь в воздух, и летальный исход неизбежен. Вы прикованы к земле еще на шесть месяцев как минимум. Это понятно?
Вернувшись в отель, я пересчитал наличность. После оплаты билетов в Штаты оставалось около тысячи восьмисот долларов.
