Где-то после двадцатых годов на землю опустилось тайное одиночество, настолько пронизывающее и настолько всеохватывающее, что только сейчас мы начинаем осознавать его масштабы. Эта научная, психическая изоляция и тщетность стали ещё худшей тюрьмой для духа, чем были старые викторианские ценности. Та поездка на трамвае с Лайлой так много лет тому назад. Такое же ощущение. Нет возможности когда-либо понять Лайлу, и она никогда не сможет понять его, ибо всё время мешают интеллект и отношения, его продукты и приспособления. Они утратили в какой-то степени реальность. Они живут как в кино, проецируемым интеллектуальным, электромеханическим аппаратом, созданным для их счастья, гласящим:
РАЙ > РАЙ > РАЙ >
но который ненароком закрыл перед ними дверь к самой жизни и разъединил их самих.
Лайле чудилось, что она в каком-то сне. Когда он начался? Не вспомнить. Когда она напугана, мозг всегда начинает работать всё быстрее и быстрее. Зачем ему было брать таблетки из кошелька? С таблетками было бы не так страшно. Он вероятно подумал, что таблетки — какой-нибудь наркотик или ещё что-либо. Вот почему их забрали. Она определяла свою потребность в них по степени страха. Сейчас они очень нужны ей.
Надо было забрать свой чемодан ещё днём, как она и хотела. Тогда не надо было бы идти сейчас на яхту вот так. А уже стемнело.
Проклятый официант. Мог бы дать сколько-нибудь денег, чтобы выручить. Тогда она смогла бы взять такси. Теперь же у неё нет ничего. Он вёл себя так, как будто она лжет. Но она ведь не лгала. И он это понял. Он мог бы заявить на неё. Но это уж неважно. Он же представил дело так, как будто бы она что-то сделала не так, а ведь знал, что ничего плохого она не сделала.
Стало холодней. Ветер продувает даже сквозь свитер. Улицы здесь такие грязные. Всё так паршиво. Всё истаскано и холодно.
Начинается дождь.
Она даже не представляет себе, туда ли идёт. Вроде бы подходит к реке.
Посмотрев в конец улицы, она увидела магистраль, по которой быстро двигались машины. Но парка, который она ожидала увидеть, не было. Может быть, она потеряла ориентацию и идёт не в ту сторону? Дождь сверкал в свете фар. Она помнит, что когда они с капитаном шли с судна, там был парк.
Может быть взять такси и не платить. Она заметила одно на подходе с выключенными огнями. Хотела было махнуть ему, но не стала. В прежние времена она так бы и поступила. И плюнула бы ему в лицо, если бы потребовал плату. А теперь она так устала. И скандалить ей совсем не хотелось.
Может попросить у кого-либо денег. Нет, ничего не выйдет. Никто ей не даст. По крайней мере не здесь. В этом городе опасно обращаться к людям без причины. Могут сделать что угодно.
Можно обратиться к полицейскому или куда-нибудь в приют.
… Но тогда её раскроют. В этом городе если уж раз попадешься, то больше с ними связываться не захочешь.
Не хочется идти вдоль реки до самой яхты. Да и вряд ли ей там понравится. Она будет идти по этой стороне дороги, пока не увидит пристань, и только тогда перейдет шоссе.
Тот человек, который смотрел на неё в окно ресторана. Плохо дело. Лет десять-пятнадцать назад он бы ворвался в дверь, даже если бы его не пускали. А теперь он просто прошёл мимо. Ей вспомнилось, как говаривала Алли: «Ты ничуть не меняешься, милочка, а они меняются». Она также повторяла: «Когда не надо, так их пруд пруди. А когда тебе кто-то нужен, так не найти».
Интересно, где сейчас Алли. Ей наверно уж лет пятьдесят. Наверно она стала старушкой-побирушкой, как те, что она видела вчера. Вот такой станет и Лайла. Бомжихой. Будет сидеть где-нибудь на решетке теплотрассы, стараясь согреться в старом накутанном на себе тряпье…
… Как та ведьма в витрине. С большой бородавкой на носу, нависающем над подбородком…
Надо бы поправить прическу. Выглядишь как крыса. Ветер так намочил волосы, что она должно быть очень похожа на ведьму.
Должен быть большой замок с высоким зелёным шпилем на крыше, высоко взлетающим в небо. Это ей запомнилось. Когда доберётся до замка, надо будет спуститься к реке, и там должная быть яхта. Она запомнила это, когда они уходили оттуда.
Туфли у неё стали хлюпать. Одежда тоже промокла, да ещё эти рубашки. Может стоит остановиться и подождать, пока не перестанет дождь. Но тогда ведь не доберёшься до замка. Пока не достигнешь замка, остановиться просто негде.
И почему только она не разучилась злиться на людей? Всегда полагаешь, что кто-то подвернётся и спасёт тебя, но на этот раз слишком поздно. Кто-нибудь милый придёт и спасёт тебя. Как вот капитан. Ты ведь всегда надеялась на это, не правда ли? Но теперь они все исчезли, Лайла. Капитан — последний. Их больше не будет, Лайла. Он был последним.
Вот об этом дал ей понять тот человек, что смотрел в окно.
Рубашки, что она купила капитану, совсем промокли. Теперь он даже не отдаст деньги за них. Может, если бы она переждала где-нибудь в подъезде, пока не кончится дождь, то рубашки были бы сухими. Надо было не выбрасывать пакет, в котором они лежали. Тогда бы они не вымокли. Тогда можно было бы вернуть рубашки в магазин и получить деньги хотя бы на такси. Но ведь, чтобы вернуться в магазин, тоже надо взять такси. К тому же магазин уж наверно закрылся.
И чек был в пачке с деньгами. Может они вспомнят её. Да где там…
… А вдруг на яхте есть деньги. Можно пойти туда и поискать во всех ящиках и подобных местах. А затем она вспомнила, что попасть внутрь не сможет. Она ведь не знает кода. Ей придётся просто ждать, пока не появится капитан и не впустит её внутрь. А коль он будет там, то она уже не сможет рыться в ящиках. Может он даст ей денег. Нет ведь он был так сердит. Ничего он ей не даст.
А что, если ей придется идти всю ночь, а реку так и не найдёт? Что если она уже прошла мимо замка? Тогда будешь идти и идти, и так и не найдёшь. Она даже не может спросить, где находится судно. Она ведь не помнит, как называется то место, где осталась яхта. Ей просто подумалось, что это в этом направлении. А вдруг она вовсе не найдёт ничего, и тогда лишь придётся идти и идти.
А потом капитан вернётся и отплывёт без неё, и она больше не увидится с ним. И все её вещи там! Он хочет забрать её чемодан! Со всем содержимым! А ведь там всё, что у неё только есть!
Не видно никаких признаков реки. Можно было бы спросить у кого-нибудь, где находится пристань для яхт, но она не соображала, что надо спрашивать. Дома медленно менялись, пока она проходила мимо. Она не узнавала ни одного из них.
Кто-то едет на велосипеде. Проехал совсем рядом. Становилось всё тише и спокойней. Квартал вроде бы получше, но сказать трудно. Обычно такое случается тут.
Наверное, она ушла слишком далеко. Ничего вокруг не узнать. Не надо было удаляться от реки. Скоро она очутится где-нибудь в Гарлеме, а ей этого не хочется. Уж во всяком случае не ночью. Некоторые из окон зарешечены и снизу опутаны колючей проволокой.
Никакого замка нет. Замок должен бытьвысоким, с зелёным шпилем, похожим на космический корабль, но ведь нет этого.
И с чего это она пошла туда и стала обзывать капитана, а он рассердился? Теперь даже не знаешь, что делать. Если бы только она была полюбезней с ним, вместо того, чтобы ругаться, то сейчас бы уже ехала с ним во Флориду.
Не надо было пытаться заставить его брать с собой Джейми. Она вспомнила, как он весь напрягся, когда она заговорила об этом. Не надо было об этом и заикаться.
Зря она с ним спорила. Если не будешь лебезить перед ними и любезничать, то они тебе это припомнят. Заставят поплатиться. Им надо показать, какие они важные и сильные. Если только пискнешь, что сомневаешься в их силе и важности, они тебя возненавидят. Этого они не могут принять. Они просто обязаны быть такими. Джейми дал ему понять, что он слабак. И это ему не понравилось.
Ей же всего лишь хотелось показать капитану, какова она на самом деле. Ведь он говорил, что хочет знать о ней всё. Он хотел понять, какова она в действительности. Она и попробовала показать ему это и посмотреть, что из этого выйдет. Джейми понял, что он из себя представляет. Он раскусил его сразу.
Не нужно говорить об их секрете: как они слабы. Тогда считают, что ты этого не замечаешь. Если же сказать об этом, они страшно сердятся. И тогда они воистину начинают ненавидеть тебя. Начинают обзываться. Так это было в Рочестере. Но она всё же говорила им правду. Поэтому они стали говорить, что она больная. Правды слышать они не хотят. И если сказать им её, они постараются сделать с тобой что угодно.
Сильно болят ноги. Надо бы снять туфли и пойти босиком. Несмотря на холод. Босиком будет приятно пройтись. Она пройдётся ещё немного. И если не покажется река, то она пожалуй снимет их. А может быть разденется совсем.
Ей припомнилось, как однажды она шла домой, и пошёл дождь. А на ней было новое платье. Она старалась укрыться под деревьями, и чувствовала себя ужасно. Она знала, что дома ей попадёт, так оно и вышло. Одежда на ней была такая мокрая, как будто бы она купалась. Пока она шла, туфли хлюпали, она села у обочины в своём новом платье и заплакала, а дождь так и хлестал. Затем ей стало лучше.
