«И что с того, что мы оба бедны? Зато молоды и здоровы, а может быть, и талантливы! Если мы будем бороться за своё благополучие, то наверняка достигнем успеха. А где успех — там и деньги. И будут у нас и квартира, и машина, и дом у моря. Дети будут. Всё будет!»
Сашка задумчиво поглядел в окно.
Не слишком ли много «если»? Внутренний голос издевательски хмыкнул.
«Если мы талантливы, если мы будем бороться!..», — ёрничая, проскрипел он. — Прямо как комсомолец на митинге. Кто талантлив? Ты, что ли? Ты бездарен, как мешок, набитый опилками! Пора бы уже уяснить это себе раз и навсегда! Забыл, куда тебя послали с твоими фотографиями? Или, может быть, у твоей избранницы выдающиеся способности? Она что-то говорила про какую-то свою работу, которую кто-то там заметил… Наверняка соврала! Или была какая-то случайность, которая необязательно превратится в закономерность.
И где ты собрался бороться за своё благополучие? В продажном обществе? А кишки не надорвёшь? Пробиться наверх можно только с помощью денег и связей. Они у тебя есть? Нет! А раз так, то будешь всю жизнь надрываться за копейки. И никакие квартира-машина-дача тебе не светят. Без вариантов!»
Сашка прикрыл глаза. Внутренний голос был, как всегда, прав. Когда нет денег, то невозможно наладить достойный быт. А когда не налажен быт, то какая уж тут любовь?
Парень решительно поднялся с дивана и принялся одеваться. Червячок сомнения, раздавленный железным каблуком рассудка, больше не грыз его. Сашка принял решение — единственно верное, как ему казалось. Он расстанется с Ирой. Если он не сделает этого, то любовь затянет их обоих в болото нищеты, из которого они не выберутся уже никогда.
Больше всего на свете Сашка не хотел жить в бедности — это он знал наверняка. Пусть он бездарен, пусть у него нет денег и связей. Но это ведь далеко не все способы достичь желаемого. Есть ещё и другие…
Вот только с принципами надо разобраться и прикинуть, как можно сделать деньги, не особо отягощая себя мыслями о нравственности…
Ира ему на этом пути будет только помехой.
Ну надо как-то осуществлять свои мечты?! Не ждать же, пока их в лотерею выиграешь, честное слово!!!
Сашка потянулся за пультом телевизора.
А это ещё что такое?
Пульт лежал на огрызке бумаги, на котором корявым почерком было написано:
«В среду после семи будь дома. Заеду. Славка».
Ну вот, и брат объявился. Слава богу! Сегодня у нас что? Среда. Значит, после семи надо никуда не ходить, поджидать брата. Хотя бы за квартиру его поблагодарить.
Нажав на кнопку пульта, Сашка включил телевизор. Рыжий лохматый парень, окружённый длинноногими девицами, опять поведал ему, что купил пиво и выиграл миллион.
«Интересно, а кто-нибудь, на самом деле, выигрывает эти миллионы? Когда я уже дойду до ларька с пивом? Вдруг правда выиграю миллион! Все проблемы отпадут тогда сами собой. Эх, было бы у меня много денег…»
Сашка не успел додумать, что было бы, как в дверь позвонили.
Кто бы это мог быть? У Славки ключи, он звонить не станет. Неужели Ира вернулась? Нет, только не это!..
Выяснять отношения с девушками Сашка не любил.
Звонок тренькнул снова, на этот раз более требовательно. Парень убавил звук телевизора и на цыпочках подошёл к двери. Заглянул в глазок, но ничего не увидел.
«Дзззы-ынь!» — назойливый звук огласил маленькую квартиру в третий раз. Сашка выдохнул: «Только бы не Ира!» — и отомкнул замок. На пороге стояла тётя Галя — Славкина мать.
Сашка узнал её сразу, несмотря на то что не видел десять лет. Тётя Галя почти не изменилась. Те же вытравленные пергидролью и накрученные на бигуди волосы, та же слишком яркая красная помада и крупные бусы на шее. Родственница не располнела и не похудела, и платье на ней, казалось, было то же самое, которое она носила десять лет назад. Только глаза были явно другие — потухшие, что ли. Безжизненный взгляд очень уставшей женщины.
Когда Сашка видел её последний раз, она смотрела совсем по-другому. Бойкая и весёлая тётя Галя, несмотря на возраст, любила похохотать и напропалую кокетничала с мужчинами, за что регулярно получала нагоняй от мужа. Интересно, сколько ей было тогда лет? Сорок пять, сорок шесть? А сейчас сколько? Пятьдесят шесть? Старая совсем уже…
— Здравствуй, племянничек! В дом-то пустишь или так и буду на пороге стоять? — произнесла родственница.
Опешивший Сашка спохватился.
— Да, конечно, здравствуйте! Проходите, тёть Галь!
Галина Сергеевна шагнула в квартиру, неся за собой тяжёлую сумку. Подождала, пока племянник закроет дверь, придирчиво оглядывая обстановку.
— Ну что, иди поцелую тебя, что ли. — Опустив поклажу на пол, она неловко загребла Сашку в объятия. Тот поддался, смущённо покашливая. Поцеловать оказалось несколько затруднительно, так как ростом женщина доходила парню ровно до груди. Ей пришлось задрать голову и руки высоко вверх, а Сашка согнулся чуть ли не пополам.
— Вон как вырос! Похорошел! — Тётка отстранилась и принялась рассматривать родственника. — На отца покойного сильно похож — царство ему небесное. Такой же красавец. От девок, небось, отбою нет? А?
— Ну… так… — промямлил Сашка.
Выпустив племянника из объятий, Галина Сергеевна принялась прохаживаться по квартире, заглядывая во все двери.
— Значит, вот как мой Славик живёт, — произнесла она.
— Ну да… — смущённо кашлянул родственник. — А вы разве не знали?
— Нет, — ответила тётя Галя, — Не была здесь ни разу, всё недосуг. А теперь вот повод появился — на тебя посмотреть. Заодно и апартаменты оценю, где мой сыночек обитает. Хорошо здесь!
— Ну да…
— А я тебе гостинцев привезла! — указала женщина на сумку. — На кухню-то можно пройти? В холодильник надо всё выложить.
— Конечно! — закивал Сашка.
Скинув туфли, Галина Сергеевна схватилась было за свою поклажу, но племянник предусмотрительно опередил женщину и сам внёс сумку на кухню. Тётка, шлёпая по полу босыми ногами, последовала за ним.
— Здесь вот помидоры свеженькие, с грядки, — принялась распаковывать она газетные свёртки. — Огурцы… знаешь, какие вкусные! Картохи тебе привезла, отварила даже. На, бери, прямо в кастрюле, тёплая ещё. Барабульки нажарила. Помнишь вкус барабульки-то? Продают её у вас, в Москве? Раньше не продавали. Другую рыбу продавали, а барабульку нет. А ты мальчонкой уж больно её любил. Когда мы к матери покойной в Белькино приезжали, барабульку с собой привозили. А ты летом там всегда жил, помнишь? Ольга тебя только на выходные забирала. Ох ты и лопал рыбку-то! Аж за ушами трещало.
— Помню, да, — улыбнулся парень. И тут же сглотнул слюну, уловив знакомый с детства запах жареной рыбы.
— Что, голодный? — усмехнулась тётка. — С утра небось не ел ничего? Давай, садись, позавтракай. Где тут у вас тарелки-то?
Галина Сергеевна принялась распахивать дверцы кухонных шкафчиков в поисках посуды. Через несколько минут Сашка уже с аппетитом поедал жареную барабульку с варёной, рассыпчатой картошкой. Закусывал он мясистыми сладкими помидорами и хрустящими зелёными огурчиками.
— М-м-м, — стонал парень от удовольствия.
— Что? Вкусно? Ешь! — приговаривала тётка, наблюдая, как племянник уплетает за обе щеки.
— Прямо как в детстве, у бабы Люды, — прошамкал Сашка. — Сейчас бы ещё молочка парного, из-под коровы! Ох!
— А вот это извините — чего нет, того нет! Коров мы здесь не держим, — ответила тётя Галя. — За коровой уж больно много уходу. Мама, покойница, держала у себя в Белькино, а я здесь не держу. Корове хлев нужен, сено на зиму. Летом пасти надо целый день, а где у меня время? Нет, мы и без коровы хорошо живём. Вот кур пяток есть, да. Кстати, на вот, яички варёные, домашние, кушай.
Тётя Галя подвинула Сашке миску с яйцами.
— Угу, угу, — закивал тот, с готовностью разбивая скорлупу.
— Посиделки-то у бабушки помнишь? — снова принялась за воспоминания Галина Сергеевна. — Как столы на улицу выносили? А пироги её? Ох, какие пироги она пекла! В русской печке. Мы с сестрой выросли на этих пирогах. Бывало, мать с четырёх утра на ногах — корову подоит, поросятам задаст, а потом пойдёт тесто замешивать. Мы с Ольгой проснёмся, а уж запах опары на весь дом. Значит, к обеду пироги будут. Вот, помню, всё утро и хожу вокруг кадки с тестом. Опара пышная, из кадки лезет, а я кусочки отщипываю — и в рот. Любила сырое тесто. Мать меня шлёпнет: «Куда сырое лопаешь, живот заболит!» Вот позавтракаем, и мама принималась пироги печь. Начинка всегда разная — и с яблоками наделает, и с капустой, и с яйцами. Противень у неё такой большой был, штук двадцать пирожков помещалось. Вот загрузит она его полный — и в печь. Запах! На всю деревню. Ребятня со всей округи к нам сбегалась. Мама всех угощала. Кто ни постучит, всяк с гостинцами уходил. По три-четыре ведра пирогов напекала, а к вечеру ничего уж не было. Что сами съедали, а что раздавали. Никогда родители не скупились, хотя жили-то бедно. Денег у нас мало было, считай, только своим хозяйством кормились. Папка, дед твой, с войны контуженный пришёл. На оба уха не слышал. Слава богу, хоть руки-ноги на месте. На тракторе работал. Работящий был мужик, непьющий. И обязательный. Если что обещал, непременно выполнит. Помню, обещал мне к осени пальто новое купить — день и ночь работал, но купил. Такой вот был у нас папка. А мамка дояркой в колхозе работала. Аппаратов доильных тогда, после войны, не было. Руками доили. И спина болела, и руки болели. Но ничего — жили, не жаловались, нас с сестрой вырастили и выучили. Родители сами неграмотные были, а мы с Ольгой и школу закончили, и профессии получили. А ты вон уже и высшее образование имеешь. Внук тракториста МГУ закончил — шутка ли? Жалко, померли дед с бабкой, не увидели, как ты журналистом стал. Да, Саш?
