Вернемся, однако, на знаменитый бухарский базар…
Благочестивый Шир-Мамед, несмотря на поспешность, с которой он приближался к своей цели, все же опоздал к началу торговли — его соперники по гончарному искусству уже успели заработать немало звонких таньга и добродушно посмеивались над его нерасторопностью. А недоброжелатели и завистники — были и такие, не умеющие создавать такую же тонкую и звонкую посуду, как у Шир-Мамеда, и поэтому с желчью смотревшие на своего более удачливого в торговле соседа — со злорадством недоумевали по поводу двух его горшков, которые вместо обычного воза посуды представил гончар сегодня на суд покупателей.
Несмотря на косые взгляды жадных торговцев, Шир-Мамед и на этот раз поймал птицу удачи. Он уже укладывал вырученные от продажи деньги в пояс, когда по многочисленным рядам — оружейным, красильным, ювелирным и прочим — словно молния пролетела новость, поразившая всех, ибо эта новость касалась эмирского престола. Всякий сознательный, а тем более торговый человек понимает — какая власть, такая и жизнь. Ведь один властелин введет такие налоги, что любая торговля будет невыгодна и жизнь превратится в жалкое существование. Другой же так повернет дело, что все будут довольны. Ведь сказал один человек: «Там, где великие мудрецы имеют власть, подданные не замечают их существования. Там, где властвуют мудрецы, народ бывает привязан к ним и хвалит их. Там, где властвуют меньшие мудрецы, народ боится их, а там, где еще меньшие, народ презирает их».
— Ты слышал?! Ты слышал? — шептали многоголосые уста, а любопытные уши моментально улавливали подробности чрезвычайного происшествия…
— Ты слышал известие из эмирского дворца? — донесся до Шир-Мамеда шепот соседа. — Говорят, сегодня будет казнен великий визирь и место первого министра освободится.
— Уж не для тебя ли, почтенный Хаким, его приготовят? — весело съязвил другой сосед.
— Да где мне!.. — махнул рукой рассказчик. — Я думаю, найдется немало почтенных мужей и во дворце, готовых перегрызть друг другу глотки из-за столь почетного места.
— Вот и люди то же говорят, — примирительно произнес сосед Хакима, бросая быстрые взгляды по сторонам, — на всякий случай.
— Что, ищешь шпионов?.. Им сейчас не до нас. У них сегодня есть более важное дело, чем подслушивать то, о чем известно всем.
— Так что же случилось?
— Рассказывают, что вчера вечером принц Мухаммед был похищен и вывезен из дворца в неизвестном направлении.
— О, Аллах! — только и воскликнул слушавший.
Впрочем, слушателей было уже несколько, они тесным кружком столпились вокруг Хакима. Некоторые кое-что слышали о случившемся и хотели узнать новые подробности, другие, такие, как Шир-Мамед, только приобщались к известию.
— …Вывезти принца из дворца мимо многочисленной охраны дело не простое. А это значит, что тут замешан кто-то из больших людей… Наш пресветлый эмир хоть и нездоров сейчас, но крепко держит в своих руках все дела. На счастье принца, он зачем-то потребовался эмиру, и повелитель послал за наследником. Мухаммеда нигде не могли найти. Все были подняты на ноги, но тщетно. Эмира едва не хватил удар от такого известия. Ведь принц единственный его великовозрастный наследник. Но всемогущий Аллах смилостивился над нашим повелителем… — рассказчик сделал паузу на самом интересном месте своего повествования.
Слушатели от нетерпения заерзали, но в этот момент со стороны дворца послышался рев трубы и затем голос глашатая:
— О, правоверные жители Бухары и благочестивые гости эмира. Слушайте и не говорите, что вы не слышали… — он громогласно повторил это трижды, и базар стих, внимая посланнику эмира. — Великий, блистательный и затмевающий солнце Властитель, повелитель и законодатель Бухары эмир Бухарский повелевает вам, правоверным мусульманам, присутствовать сегодня на казни вероотступника, разбойника и пса, бывшего великого визиря Джилалбека. Казнь состоится на лобном месте сразу же после полуденной молитвы.
Прокричав три раза это сообщение, глашатай, сопровождаемый окружающей его свитой, направился на другой конец базара.
— Ну вот… что я говорил!.. Так на чем я остановился? Ах, да, Аллах смилостивился над нашим повелителем и его сыном. Принц был связан, оглушен и сброшен в арык. Но преступники просчитались. Один Всевышний знает, как удалось принцу Мухаммеду спастись.
— Откуда тебе это известно? — послышался вопрос со стороны.
— Один знакомый дервиш поделился. Святые люди много знают, — последовал ответ рассказчика. — Они и во дворце бывают…
Шир-Мамед, до этого молча слушавший рассказ, теперь активно переваривал сообщение, пытаясь состыковать события, рассказанные утром Ходжой, и услышанное сейчас от Хакима. Все совпадало, и это очень порадовало старика: «Он не обманул мои надежды, он растет честным человеком…» — повторял гончар, уже не слыша окружавшую его гудящую массу народа. В этот момент к нему подошел покупатель. Он что-то спросил. Затем в руке зазвенели монеты, и последний горшок исчез с прилавка. Шир-Мамед какое-то время тупо смотрел на то место, где только что стояла посудина. Наконец, звон монет вернул его в мир реальности, где ничто и никто не вечен под Луной — даже принц, которому, правда, на этот раз несказанно повезло — за него заступился Аллах, направив Ходжу именно туда, куда прискакали потом злодеи…
Старик гончар не был любителем кровавых зрелищ, но любопытство, требующее узнать конец всей этой истории, не позволяло ему уйти с базара. Оставалось совсем немного времени до того, как солнце войдет в зенит и… муэдзины не заставили себя долго ждать, призвав правоверных к разговору с Аллахом через их полуденную молитву…
Отдав должное Всевышнему, Шир-Мамед, как, впрочем, и все окружающие, направился к лобному месту, дабы собственными глазами лицезреть объявленную казнь. Несмотря на свой почтенный возраст, гончар опередил массу народа, заняв при этом удобное для наблюдения место. А люди все прибывали и прибывали. Они выполняли не только повеление эмира — немалая часть из них просто хотела развеять скуку однообразных будней зрелищем страшной казни.
Неожиданно завыли трубы и ударили барабаны. Затем медленно открылись массивные, окованные медью ворота дворца, из которых выбежали глашатаи:
— Дорогу эмиру! Дорогу блистательному эмиру! Дорогу повелителю правоверных!
Следом за ними выскочила стража, которая, не стесняясь в средствах, стала пробивать сквозь толпу широкий проход. Из ворот вышли два слона с высокими султанами на головах, за ними барабанщики, затем свита в золоте и шелках, вооруженная до зубов. Потом снова пара слонов и, наконец, пышно разукрашенные носилки, в которых под тяжелым балдахином возлежал сам великий эмир с сыном. Повелитель Бухары уже почти год не появлялся перед народом из-за своей болезни. Ныне же повод был особый — нужно показать свою власть. Верноподданные распростерлись ниц — простой народ мог смотреть на своего владыку с подобострастием и обязательно снизу вверх. Слуги эмира знали свое дело, проворно расстилая ковры на пути.
Шествие замыкала стража в медных, сверкающих шлемах, с копьями, щитами и саблями наголо. В самом хвосте процессии, окруженный двойным кольцом стражников, плелся полуголый избитый человек, скованный тяжелыми кандалами.
«О, Аллах, — подумал Шир-Мамед, разглядывая пленника, — как же меняется человек, лишенный звания и почестей!» Еще месяц назад он видел великого визиря, облаченного в богатые одежды и грозно-пренебрежительного, судившего других людей, и вот…
Несколько воинов тащили вслед за беднягой небольшие пушки, с которыми легко мог управиться один человек. Орудия были обязательным атрибутом в процессии эмира…
Оставим на время пушки, великого эмира, его пленника, самого Шир-Мамеда и вернемся в дом гончара…
Впрочем, домой к нему на сей раз мы не попадем, так как именно в этот момент Ходжа проскользнул в калитку и выскочил на улицу, направляясь к Ахмедке. Но по пути он изменил маршрут, помня о вчерашних событиях, и достиг дома друга окольной дорогой. Ахмедки не оказалось дома. Перед обедом он вместе с ватагой ребят умчался в неизвестном направлении. Насреддин побежал на базар, удивляясь полупустым улицам и переулкам. Добравшись, наконец, до него, Ходжа услышал:
— …Слушайте и не говорите, что не слышали… — глашатай кричал последний раз, и не разобравший последних слов Насреддин так и не дождался повторения известия.
«Какого пса Джилалбека? Неужели визирь Джилалбек… — со страхом вспомнил он грозного первого министра, которого не однажды видел перед дворцовой площадью, — …превратился в собаку и его сейчас за это будут казнить?»
