Зара оглядел членов комиссии. Возражавших не было. Тогда Иисус сказал:
— Уважая мнение присутствующих, скажу все же, что делать подобный вывод комиссия не имеет полномочий. В Израиле, где светское и религиозное — одно и то же, преступление против закона является преступлением против Всевышнего. Преступление же против Всевышнего, согласно обычаю, идущему от Моисея, должно наказываться смертью. В настоящее время, однако, закон подразделяется на религиозный и светский. В отношении нерелигиозного преступления выдвигать обвинения и требовать наказания за него должен светский орган власти. Вы можете наказать меня отлучением от паствы верующих, но не в вашей власти превратить преступление против веры в преступление нерелигиозного характера. Я говорю это только для того, чтобы вы были лучше осведомлены, и уступаю вашим недостойным интригам, которые я разоблачу, если хотите, перед теми из вас, кто не столь искушен в подобных делах. Просто…
Зара не дал ему договорить:
— Комиссия была снисходительна к подсудимому. Комиссия теперь лишь спрашивает: каково мнение подсудимого относительно обвинения? Хотя это всего-навсего простая формула вежливости, и ответ теперь не более обязателен, чем сам вопрос.
— Я скажу ужасные слова, — произнес Иисус. — Очень скоро вы увидите, как откроются небеса и Божьи Ангелы сойдут на воскресшего Сына Человеческого. Воскресшего, чтобы вершить суд — не человеческий, но Божий.
— Комиссия принимает решение, — начал Каиафа, поднимаясь, — суть которого в том, что ты должен быть препровожден к представителю оккупационных властей — прокуратору Иудеи. Он обладает полномочиями проводить судебные разбирательства, выносить приговоры и приводить их в исполнение. Отец Аггей, будь любезен вызвать стражу Храма.
Аггей кивнул и встал. Идя к двери, он посмотрел на Иисуса снизу вверх и прошипел: «Дерзость. Никогда мы прежде не выслушивали подобной дерзости». Он поднял руку для удара, но Иисус быстро перехватил ее и опустил вниз. Удерживая ее с такой легкостью, будто это была рука девочки, он обратился к комиссии, которая комиссией уже не была — просто группа встающих со своих мест людей, многие из которых намеревались снова пойти спать.
— Уважаемое собрание, процесс, который вы начинаете, будет не столь простым, как вам представляется. Вот достаточно простое рассуждение. Человек, который претендует на то, чтобы быть Мессией, претендует и на то, чтобы быть царем Израиля. Но царь Израиля, который происходит из народа Израилева, ставит себя в положение противника власти кесаря. Мессия — Помазанник — царь. Вот ваш довод. Но я никогда не претендовал на царство. Я говорил о Царстве Небесном, которое не является ни царством Израиля, ни царством кесаря. Мне больше нечего сказать, но прошу вас, ради спокойствия ваших душ, помнить мои слова.
Все время, пока Иисус говорил, Аггей безуспешно пытался высвободить свою руку. Иисус посмотрел на разозленного священника, будто вспомнив о нем, и позволил ему уйти. Потом он и Зара ждали прихода стражи. Иисус был погружен в себя, а Зара молча читал какой-то свиток. Аггей вернулся с четырьмя вооруженными людьми.
— Вот теперь ты увидишь, как Понтий Пилат обращается с наглецами, — произнес со злорадством Аггей, держась при этом от Иисуса на некотором отдалении.
Рано утром представитель римских властей (Понтий Пилат был в то время еще на пути из Кесарии) официально объявил, что в этот день в Иерусалиме произойдет три распятия. Он объявил также, что казни и погребение тел должны быть проведены непременно до начала субботы, поскольку оккупационные власти уважают религиозные чувства местного населения, придающего столь священное значение следующей за Пасхой субботе. Преступниками, которых ожидала казнь, были Иисус Бар-Аббас, обычно именуемый Вараввой, и двое его сообщников — Иовав и Арам. Когда на рассвете, а затем еще несколько раз рано утром делалось это объявление, зелоты громко выражали свое недовольство. При виде Иисуса, шедшего в окружении стражников в сторону дворца прокуратора (принадлежавшего некогда Ироду Великому), толпа закричала: «Предатель! Ты отдал его в руки врагов!» — и кто-то швырнул камень, который задел шею Аггея. Тот, от ярости совсем потерявший сходство со священником, позвал на защиту римлян. Повсюду хватало римских легионеров, которые были очень рады пройтись своими мечами — плашмя, конечно же плашмя — но спинам немытых евреев.
В то утро у властей было очень много дел. Деньги, отвергнутые Иудой, решено было возвратить казначею Храма, но тот заявил о неприемлемости и возможной незаконности их принятия Храмом, назвав эти монеты кровавыми. Один толковый молодой чиновник городского казначейства заявил, что наконец-то появилась ниспосланная небом (его начальник возражал против этого определения) возможность реализовать давний замысел — об этом всегда много говорилось, особенно во время Пасхи, когда в городе был наплыв приезжих, но никогда не делалось по причине отсутствия денег, — а именно: откупить участок земли и превратить его в общественное кладбище, где хоронили бы чужеземцев. Этот толковый молодой чиновник знал одного человека, который владел горшечной мастерской, располагавшейся на участке земли площадью около акра. Горшечник не раз говорил, что бросил бы свое дело, если бы смог найти покупателя на землю. Чиновника послали договориться о покупке, внести задаток и оформить документ о передаче прав на имущество. Он пришел к горшечнику и сказал:
— Большое Иерусалимское Кладбище для Чужеземцев! Превосходно звучит, не правда ли?
— Ладно, согласен. Тридцать монет. Но до меня дошли нехорошие слухи про эти деньги. Кровавые деньги. Их Храм не принимает.
— Деньги — это деньги. Они не кровавые и не чистые. На них покупается место для богоугодного дела. И не будет никаких вопросов, кто где умер и как. Ладно, поставь вот здесь крестик.
Поскольку на этих деньгах была кровь, участок земли, на них купленный, в народе вскоре стали называть Акелдамб, то есть «Земля крови». Полагаю, вы можете взять на себя смелость предположить, кто там был погребен первым. Никто не задавал никаких вопросов. Благое дело. У его безымянной могилы резвились кошки.
В то утро произошло много событий. Прокуратор Понтий Пилат прибыл в свою резиденцию. Крики зелотов раздражали его. Прокуратор был голоден и принялся за завтрак из хлеба, меда и легкого сладкого вина, а его помощник Квинтилий быстро и кратко перечислил то, что в этот день предстояло сделать. Пилату было за сорок, и выглядел он сурово, но в действительности имел довольно мягкий нрав. Он начинал тяготиться своим теперешним положением и мечтал оставить должность прокуратора Иудеи. Квинтилий отличался умом, хитростью и честолюбием. Теперь он высказывал Пилату свои соображения:
— Смерть будет слишком суровым наказанием за столь мелкие нарушения. Они не заслуживают такой участи. Я говорю о тех троих, которых должны казнить сегодня, — о евреях, арестованных за публичное выражение недовольства…
— Кто они такие? Этот Иисус Бар-Аббас один из них? Его проклятое имя звенело у меня в ушах все время, пока я шел сюда. Один из так называемых еврейских «патриотов». Так что там с ним? Или с ними?
— Именно о нем, главным образом, я и думаю, сиятельный. Некоторые граждане мне посоветовали, что было бы выгодно совершить акт милосердия, освободив его. Казнить тех двоих, а Варавву отпустить.
— Выгодно? Я не ищу никакой выгоды от этих евреев, Квинтилий. Да и в Риме милосердие не в цене. Избавиться от всех троих, будь они прокляты, — вот что будет хорошим примером для остальных «патриотов».
— Сейчас время Пасхи, сиятельный. Город на грани бунта. А Иисус Бар-Аббас личность популярная. Его освобождение обойдется нам дешевле, чем хлопоты, связанные с поддержанием здесь порядка в то время, когда обстановка так накалена. Патриотические настроения среди местного населения, кажется, усиливаются. В этот праздник каждый, видимо, вспоминает, что было время, когда евреи находились в рабстве у египтян. Они ведь когда-то вышли из Египта. Тогда они и сложились как народ. Это было давно, но все они помнят об этом.
— Да, национальная религия и маленькое местное божество, — произнес Пилат и сделал глоток. — Когда же они поумнеют?
— Хороший вопрос, сиятельный.
— В чем суть преступления этого типа? Я имею в виду Варавву.
— Он сломал римское знамя. Находился в состоянии крайнего возбуждения, что, очевидно, было вызвано речами известного проповедника, которого именуют Иисус из Назарета. Совпадение, как видишь, — одно и то же имя. Правда, довольно распространенное. Одна из форм имени Йешуа. И еще одно совпадение. Этот Иисус из Назарета сам оказался под арестом… некоторым образом. Он арестован не нами.
— Если арестован не нами, то он вообще не арестован.
