Ознакомительная версия.
И что-то еще такое – ревниво-наивное, злое.
«Кудима! Почему у них так много цветов? Где в Москве увидишь столько цветов? Почему у них цветы никто не рвет и не ворует? Кудима!.. Вот вчера я ездила с Николаем Петровичем в Лазенки. Там кругом розы, там везде розы… Там тысячи роз… Понимаешь, Кудима, там целые леса роз… Но их никто не ломает и не крадет… Почему?..»
И читала стихи.
Ну да, что-то про человека, которого били.
В этом мире постоянно кого-то бьют. Правда, того человека, про которого читала стихи Тоня, кажется, били и день, и два. А может, всю неделю. А человек не сломался. Такой оказался человек. Железного характера человек. Это все к вопросу о памяти. Тоня все время задавала такой вопрос. Головой его колотили по столешнице по дубовой… А все равно тот человек молчал. Ничего, кажется, не выколотили из того человека.
Валентин молча смотрел на Тоню.
Тоня, или ее двойник, лежала на голом полу, очень по-женски подогнув в колене левую ногу, лицом в содранный с дивана старенький клетчатый плед. Будто ей было страшно.
Валентин не видел лица Тони. Но ему и не надо было видеть ее лицо. Бизнес-вумен с Красного проспекта в светлом деловом костюме вдруг необратимо превратилась в Тоню. Она действительно зачем-то была здесь, в квартире крутого деда Рогожина, и лежала на голом полу, зарывшись лицом в чужой клетчатый плед.
А днем раньше Валентин видел ее на Красном проспекте.
Конечно, он знал, настоящая Тоня давно лежала на Митинском кладбище в Москве, настоящая Тоня давно получила там свою последнюю прописку, но, видимо, Тонина великая комсомольская гордость никак не могла смириться. Честная и преданная своему делу комсомолка Тоня даже мертвая хотела активно помогать Родине. Она и мертвая продолжала активно перемещаться по российским городам, наводя в них необходимый и долгожданный порядок, как когда-то ее учил Николай Петрович Шадрин. Ездила, пока однажды, именно сейчас, установившийся порядок не был нарушен.
Тогда Тоню убили во второй раз. Убили руками некоего Лени Чирика, официально прозванного чемпионом по убийствам. Для Чирика не было разницы – трупом больше, трупом меньше. И убил Чирик Тоню, возможно, потому, что инструмент, предназначавшийся Тоне, каким-то образом попал в руки Валентина.
Судьба любит такие связки.
Впрочем, в любом случае Тоня была обречена.
Чирик в данном случае играл роль чистильщика.
По сценарию Чирикн, видимо, должен был убрать человека, который произведет выстрел из снайперской винтовки. Этим человеком оказалась Тоня, и тем самым она оказалась обречена.
Валентин молча смотрел на Тоню, обречено зарывшуюся лицом в чужой клетчатый плед, и никак не мог увязать воедино ту давнюю тоненькую, лепечущую стихи романтично-наивную, но и жесткую, может, даже в чем-то жестокую юную комсомолку, давно исчезнувшее, как затонувшее в омуте времени, уютное варшавское кафе «Под крокодилом», долгий горький, как бы все еще не развеявшийся в воздухе нежный запах варшавских гвоздик и эту пыльную запущенную квартиру какого-то крутого деда Рогожина, в чей потертый клетчатый плед так обречено зарылась лицом Тоня.
– Дядя Валя, вы знаете эту женщину?
Валентин помолчал, потом покачал головой:
– Нет.
– А почему вы так смотрите на нее?
– Ей неудобно лежать… Мне кажется, ей неудобно лежать… Видишь, у нее плед под головой сбился…
Он протянул руку, но Куделькин предупреждающе крикнул:
– Ничего не трогайте, дядя Валя, ни к чему тут не прикасайтесь! Не надо вам оставлять следы. Никаких следов. К черту! Немедленно уходите. Прямо сейчас. Иначе вы не сможете улететь из Новосибирска. Я-то знаю, что вы попали в квартиру деда Рогожина случайно, как бы даже не по своей воле, но если вас тут застанут, даже я, дядя Валя, ничем не смогу вам помочь. Кроме того, оставшись здесь, вы можете здорово навредить мне. Немедленно уходите! И уезжайте. Сразу. Вы еще успеете на самолет.
И спросил без всякой надежды:
– Возьмете мой «дипломат»?
Валентин кивнул.
– Тогда забирайте и уходите.
Подняв «дипломат» с деньгами и коньяком, Валентин направился к двери.
Он ни разу больше не обернулся.
Проводив взглядом бывшего чемпиона, Куделькин-младший внимательно прислушался к привычным глухим шумам дома. Потом присел на краешек дивана, не отводя взгляда от бессмысленно красивых мертвых ног убитой женщины, и сказал в трубку радиотелефона:
– Иван Федорович? Да, Куделькин говорит. Приезжайте. Прямо сейчас. Я из квартиры Рогожина говорю. Да, прямо сейчас, – подтвердил он. – Здесь, в квартире, два трупа.
Спрятав радиотелефон, Куделькин-младший закурил.
Я, кажется, сгорел, спокойно подумал он. Акция сорвалась.
Труп Чирика лежал на полу коридора лицом вниз. Странно, как в кино, торчал из-под задравшегося белого воротничка рубашки клок встопорщившейся бороды. В трупе Чирика пять пуль, машинально отметил про себя Куделькин. Я выпустил в Чирика пять пуль. Конечно, несколько, переусердствовал. Не без этого. Теперь все пули сидят в Чирике… А еще у него разбито лицо. Впрочем, в последнем как раз нет ничего страшного. Как раз разбитое лицо объяснить будет совсем не трудно. Ударился при падении. Так бывает. Правда, еще у Чирика странно вывернута нога. Похоже, напрочь разбита коленная чашечка. Это работа дяди Вали. Силен чемпион! Да и разбитую коленную чашечку легко можно объяснить. Какие проблемы? Ведь свидетелей нет. Дядя Валя, наконец, уехал.
Почему-то на этот раз Куделькин-младший был стопроцентно уверен в том, что через час бывший чемпион будет находиться в самолете. Ну, а разбитую коленную чашечку объяснить можно. Не трудно, собственно, объяснить. Скажем, необходимая самооборона… Когда я, услышав шум, якобы прибежал в квартиру деда Рогожина, Чирик, естественно, бросился на меня. Пришлось остановить его жестоким приемом. А потом, когда Чирик выхватил нож, пришлось стрелять…
Теперь женщина, покачал головой Куделькин.
С женщиной вообще никаких проблем. Это забота полковника Лыгина. Полковник, несомненно, спланировал что-то вроде заказного убийства. Кому оно необходимо, вычислить можно, симпатии полковника Лыгина и независимого кандидата в губернаторы общеизвестны. Вот только почему женщина? Не мог найти киллера покрепче? Или в приглашении женщины был какой-то особый смысл?
И еще… Почему бывший чемпион так странно смотрел на убитую?
Ну да, невесело подумал Куделькин. Убитая Чириком женщина действительно чем-то неуловимо походит на проститутку Лёльку Кирш. А бывший чемпион искал какую-то женщину, похожую, по его описаниям, именно на Лёльку. Сам говорил, что ищет. Сперва потерял, как всегда бывает, а потом искал. Какую-то там фам фаталь. Так что, если даже он вдруг и нашел ее, бывшему чемпиону сильно не позавидуешь. Потому он так и дергался. Потому ему и было так не по себе… Наверное, бывшему чемпиону, подумал Куделькин, как и моему отцу, никак не удается простить себе то, что он успел потерять в жизни.
По-настоящему, правда, что считать потерянным? – уже успокаиваясь, уже холодно и трезво сказал себе Куделькин. Что, собственно, потеряли отец и тот же бывший чемпион? Удачу? Кто ее не терял? Судьбу? Вот невидаль! Страну, о судьбе которой они так много говорят?
Страну… Не похоже, чтобы в той бывшей, давно уже исчезнувшей стране, сохранившейся теперь только на картах, отцу и бывшему чемпиону жилось очень уж хорошо, но они все время помнят и говорят о своей потерянной стране. Они сами ее потеряли, они сами не удержали ее в руках, они сами сделали все, чтобы потерять ее, и все-таки они говорят и говорят о ней.
А ее нет! Давно нет.
Зато у нас есть страна, холодно сказал себе Куделькин-младший, невольно подчеркивая это «у нас». Мы сами добыли себе страну. Она наша. И хватит сентиментов! К черту!
Думай, Куделькин!
Через пять минут здесь появится полковник Лыгин и начнутся раздражающие расспросы. Через пять минут здесь появится полковник Лыгин и думать станет попросту некогда. А отец… И этот упрямый бык… Да ну их всех к черту!.. – взорвался Куделькин.
Ему вдруг стало нехорошо. Его замутило от вида трупов. В который раз вспомнил он бледное лицо полковника Зимина, по которому уверенно, по-хозяйски бежал муравей. На этот раз ничего у нас не получилось, подумал Куделькин-младший, мрачно разглядывая «дипломат» со снайперской винтовкой, валяющийся на полу. Особая группа не выполнила поставленные перед нею задачу. Смерть полковника Зимина смешала все карты.
А может, не смерть?
Может, совсем не смерть, а кто-то живой, во плоти и голосе, смешал карты?
И вдруг подумал: ладно, ничего страшного… Это хорошо, что винтовка оказалась здесь… В квартире деда Рогожина… Там, где она и должна была находиться…
Куделькина пробила холодная испарина.
Если бы винтовки здесь не оказалась, как бы отстранено подумал Куделькин, я прямо сейчас мог бы на всем поставить жирный крест. Очень жирный траурный крест. Не лучше пришлось бы и бывшему чемпиону. Не мало пришлось бы поизворачиваться перед начальством и полковнику Лыгину. Но Лыгин та еще бестия, он бы вывернулся, а вот я на своей карьере прямо сейчас мог бы поставить жирный траурный крест. Ведь это я, а не кто-то другой перепутал «дипломаты»… Ведь это я вчера ночью унес в квартиру деда Рогожина не тот «дипломат»… Не вернись из аэропорта бывший чемпион, не верни он так вовремя снайперскую винтовку, о судьбе которой я еще час назад ничего не знал, мне нечем было бы оправдаться… Но бывший чемпион приехал… Так что, теперь все просто… Оправдываться, объяснять и снова оправдываться… И чем дальше с каждой минутой будет находиться от Новосибирска бывший чемпион, тем лучше…
Ознакомительная версия.
