Ознакомительная версия.
Но теперь я чувствую страх и неопределенность. Начинаю раздувать из вчерашнего вечера нечто намного большее, чем он на деле являлся, представлять, что уже встречаюсь с парнем из Уэльса, хотя тот даже не оставил мне свой адрес электронной почты. Я рисую наше будущее во всех подробностях, даже представляю, как мы ссоримся, потому что он курит. Задумываюсь о том, не повредит ли моему путешествию (писательской карьере, жизни в целом), если я снова сойдусь с мужчиной, и так далее. Однако немного романтики не помешает. Слишком долго я хранила целибат. (Помню, Ричард из Техаса однажды дал мне совет по поводу личной жизни: «Надо, чтобы кто-то положил конец этой засухе. Пролил бы дождь на твою почву».) Я представляю Иэна с его накачанным торсом героя взрывного отряда, несущегося на мотоцикле, чтобы заняться со мной любовью в моем саду — вот было бы здорово! Но от этой не совсем чтобы неприятной мысли меня почему-то перекореживает, и фантазия вдребезги бьется о нежелание снова остаться с разбитым сердцем. После чего я вдруг начинаю скучать по Дэвиду, сильнее, чем за многие месяцы, и даже думаю: может, позвонить ему и спросить, не хочет ли он начать все сначала… (Но очень вовремя в голове возникает голос моего старого друга Ричарда, который говорит: «Гениально, Хомяк, неужели вчера ты не только наклюкалась, но и сделала лоботомию?») А от размышлений о Дэвиде недалеко и до пережевывания обстоятельств моего развода — и вот голова уже полна мрачных мыслей о бывшем муже и разводе, совсем как в старые добрые времена…
А я-то думал, с этим покончено, Хомяк.
Но потом на ум отчего-то приходит Фелипе, тот самый симпатичный, пусть и немолодой, бразилец. Он очень милый, этот Фелипе. Считает меня молодой и красивой и говорит, что я прекрасно отдохну на Бали. И ведь он прав. Я должна расслабиться и развлечься. Но сегодня утром мне почему-то невесело.
Все потому, что я разучилась общаться с мужчинами.
— Почему жизнь такая? Ты понимаешь? Я — нет. Вайан рассуждает о жизни.
Я снова у нее в ресторане, поглощаю вкуснейший и питательный особый мультивитаминный ланч в надежде, что это избавит меня от похмелья и тревожных мыслей. Армения, наша подружка из Бразилии, тоже недавно заходила и выглядела как обычно: словно по пути сюда заглянула в салон красоты, а до этого провела выходные в спа. Малышка Тутти сидела на полу и рисовала домики, впрочем как всегда.
Вайан только что прослышала, что контракт на аренду помещения, где находится ее лавка, подлежит продлению в конце августа, то есть через три месяца. А это значит — ей поднимут ренту. И скорее всего, им с Тутти снова придется переезжать, так как остаться здесь будет не по карману. Но в банке у нее всего пятьдесят долларов, и куда переезжать — нет ни малейшего представления. Тутти снова придется бросить школу. По балинезийским меркам — совершенно негодная жизнь.
— Почему люди вечно страдают? — вопрошала Вайан. Она не плакала, всего лишь устало задавала простой вопрос, на который не было ответа. — Почему все должно повторяться снова и снова, без конца, без передышки? Сегодня ты работаешь не покладая рук, но завтра опять должна работать. Сегодня ты ешь, но на следующий день голодна опять. Находишь любовь — она уходит. Человек рождается ни с чем — у него нет ни часов, ни даже майки. Трудится, но умирает тоже ни с чем — ни часов тебе, ни майки! Сегодня ты молод, завтра — стар. И как бы усердно ни работал, старости нельзя избежать.
— А ты на Армению взгляни, — пошутила я. — Она-то не стареет.
— Это потому, что она — бразильянка!
Вайан, кажется, начала понимать, как устроен мир. Мы хором рассмеялись, но то был смех висельника, — в обстоятельствах жизни Вайан на данный момент не было ничего смешного. Факты говорят сами за себя: одинокая мать с ребенком, развитым не по годам; собственное дело, которое едва позволяет сводить концы с концами, угроза оказаться на улице без гроша в кармане. Куда ей идти? Очевидно, что не в дом бывшего мужа. А семья Вайан занимается выращиванием риса и живет в глухой деревне на грани нищеты. Если она отправится жить к ним, ее врачебной практике в городе конец — пациенты попросту не смогут ее найти. И уж точно не стоит рассчитывать, что с деревенским образованием Тутти сможет поступить в ветеринарный колледж.
А потом я узнала еще кое-что. Помните двух робких девчушек, которых я заметила в первый день, когда те прятались в кухне? Выяснилось, что это сиротки, удочеренные Вайан. Обеих зовут Кетут (это чтобы внести еще большую путаницу в повествование), а мы называем их Кетут Большая и Кетут Маленькая. Несколько месяцев назад Вайан увидела их на рынке, голодных и просящих милостыню. Их бросила там женщина, словно сошедная со страниц романа Диккенса, — вероятно, их родственница, организовавшая мафию детей-попрошаек Каждое утро она высаживала осиротевших детей на различных рынках Бали, заставляя их клянчить деньги, а вечером сажала в фургон, забирала выручку и отвозила в какую-нибудь лачугу переночевать. Когда Вайан нашла Большую и Маленькую Кетут, те не ели несколько дней, кишели вшами и паразитами, — короче, полный набор. По расчетам Вайан, младшей должно быть около десяти лет, а старшей — тринадцать, но сами они не в состоянии назвать свой возраст и даже фамилию. (Маленькая Кетут знает лишь, что родилась в один год с «большим поросенком» в ее деревне, однако это не помогло нам установить точную дату.) Вайан взяла сироток к себе и стала заботиться о них так же нежно, как о своей Тутти. Все четверо спят на одном матрасе в единственной спальне за магазином.
Каким образом одинокая мать с Бали, которой грозит выселение, нашла в себе мужество принять в дом двух бездомных сирот? Этот поступок опрокинул все мои прежние представления об истинной глубине человеческого сострадания.
И мне захотелось им помочь.
Вот что это было. Та странная дрожь, что пробрала меня до костей после первой встречи с Вайан. Мне захотелось помочь этой одинокой матери, ее дочке и двум приемным сироткам. Выбить им теплое местечко в лучшей жизни. Просто тогда я еще не понимала, как это сделать. Но сегодня, когда мы с Вайан и Арменией обедали, по привычке то говоря друг другу комплименты, то подкалывая, я взглянула на Тутти и заметила, что та делает что-то странное. Она ходила по лавке кругами, держа на поднятых ладошках маленькую квадратную керамическую плитку ярко-голубого цвета и пела что-то вроде мантры. Я наблюдала за ней, желая узнать, что будет дальше. Тутти долго играла с плиточкой, подбрасывала ее в воздух, что-то нашептывала ей, пела, толкала перед собой, как игрушечную машинку. Наконец она уселась в тихом углу с закрытыми глазами и стала гудеть себе под нос, словно отгородившись от мира таинственной невидимой стеной.
Я спросила Вайан, что она делает. Та объяснила, что Тутти нашла плитку на стройке многозвездочного отеля в конце улицы и прикарманила ее. И с тех самых пор то и дело твердила: «Может, когда у нас однажды будет свой дом, пол в нем можно будет выложить вот такой красивой синей плиточкой?» Теперь, добавила Вайан, Тутти частенько усаживается на крошечный голубой квадратик и может сидеть так часами, закрыв глаза и притворяясь, будто находится в собственном домике.
Ну что тут сказать? Когда я услышала эту историю, взглянула на ребенка, сидящего на маленькой голубой плитке в состоянии глубокой медитации, все решилось само собой.
Я извинилась перед подругами и вышла на улицу, чтобы покончить с подобной несправедливостью раз и навсегда.
Однажды Вайан сказала, что когда она лечит пациентов, то превращается в открытый канал, по которому течет любовь Господа, и в такие моменты она совершенно перестает думать о том, что нужно делать дальше. Разум останавливается, интуиция обостряется, и все, что нужно, — открыться потоку божественной сущности. «Как будто порыв ветра уносит мои руки», — говорит Вайан.
Тот самый порыв, наверное, и вынес меня в тот день из лавки Вайан, разогнал похмельное смятение по поводу того, готова ли я снова начать ходить на свидания или не готова, и привел в ближайшее интернет-кафе, где я села и написала — легко, с первой попытки — письмо с просьбой сделать пожертвования. И разослала его всем своим родным и знакомым по всему свету.
В письме я написала, что в июле у меня день рождения и мне исполнится тридцать пять. Что нет ничего в этом мире, в чем я нуждалась бы и чего хотела, и жизнь моя никогда еще не была столь счастливой. Будь я сейчас дома, в Нью-Йорке, то наверняка бы планировала глупую шумную вечеринку в честь дня рождения и заставила бы всех явиться. Всем пришлось бы покупать подарки, приносить с собой бутылки вина, и праздник обошелся бы в абсурдно великую сумму. Однако, объяснила я, есть гораздо менее затратный, но более приятный способ отпраздновать этот юбилей. И попросила всех моих друзей и родных сделать благотворительный взнос, чтобы помочь женщине по имени Вайан Нурийаси купить дом в Индонезии, где она могла бы жить со своими детьми.
Ознакомительная версия.
