Доллары, которые ты не разменивал на квотеры, доллары-призраки, которые исчезали в окошечках банков, выпали кристаллами на дно оплаченной части займов… Не дрейфь – подписывай!.. Здесь и здесь… Не забудь – на обороте…
Отныне у тебя – забот невпроворот! С утра пораньше ты в ремонтной мастерской; потом надо выкроить время, чтобы подскочить на распродажу скатов, потом – на свалку, где распродают по частям ворованные кэбы, прицениться, сколько стоит дверца, почем крышка капота. Нужно еще приискивать и недорогой «рафик» и в «Пост» позвонить:
«ВОЗМОЖНОСТЬ ЗАРАБОТАТЬ 600 ДОЛЛАРОВ В НЕДЕЛЮ! САДИТЕСЬ ЗА БАРАНКУ ХОТЬ СЕЙЧАС!»
Теперь твой телефон станет твоим проклятием: он будет разрываться. «На день или на ночь?». Не успеешь положить трубку – опять звонят. «Да, абсолютно. Ну, зачем даже спрашивать такие вещи?.. Кэб – как птичка, как новенький…» Но каждый звонок – это деньги! Пятьдесят долларов платит тебе таксист, который получает работу и еще пятьдесят дает недотепа-хозяин, который сам не в состоянии подыскивать водителей для своих драндулетов…
Вокруг перегруженной займами корпорации будут порхать арендованные медальоны – подспорье, и твой поезд будет все набирать и набирать скорость: 12, 16, 22, 36 долларов в час! И когда ты ешь, и когда ты спишь – все крутится и крутится колесико волшебного счетчика… Но, с другой стороны, и ночных звонков, треволнений, хлопот, неприятностей, которые будут доставлять тебе водилы, станет так много, что ты призадумаешься: а правильно ли ты их выбираешь? Ведь они звонят и звонят… Ты старался отбирать для себя – самых честных, но они на поверку все подряд оказывались прохвостами. Каких только сказок они ни рассказывали, чтобы урвать из твоих денег хоть несколько долларов или, на худой конец, отсрочить платеж?!.. То выдался «мертвый» день, то полицейский придрался «ни за что», то взломали ночью багажник и украли запаску, то заболел ребенок…
Ты отдавал предпочтение пожилым, осмотрительным, семейным – они калечили кэбы. Они врезались на полном ходу в фонарные столбы, в автобусы; они превращали в груды металлолома дорогие «вольво» и «кадиллаки»… И всегда, непременно, что бы ни произошло, клялись и божились, что виноват во всем какой-то другой – «мазерфакер».[61]
Лишь со временем откроется тебе, что они – все одинаковы. Ты даешь им возможность трудиться и содержать свои семьи, но разве они это ценят?! Шоферня – это отбросы общества, выродки, мразь! Пожалеешь, уступишь – оставят тебя нищим; поезд пойдет под откос… А потому, если ты белый, сажай в свои колымаги – черномазых; если ты пархатый Хаим – нет для тебя лучшей кандидатуры, чем араб; если ты настоящий янки – бери греков и китаез: тогда тебе легче будет их презирать…
Был «мертвый» день? Но разве в хорошие дни я повышаю арендную плату?
Полицейский нарушил закон? Подай на него в суд…
Ребенок? У меня тоже есть дети!..
Хочешь работать – плати и работай. Не заплатишь – долг будет удержан из депозита, и катись на все четыре стороны!.. Дневная или вечерняя?.. Уже договорились!.. Да, мне нужен водитель с сегодняшнего дня!..
– Поднимите правую руку! – сказал судья Ванг. – Поклянитесь, что будете говорить правду. Только правду. Ничего, кроме правды.
Я поклялся, и тогда мне был задан вопрос, на который обязан ответить каждый, кто заявил ходатайство о получении американского гражданства:
– Вы ЛЮБИТЕ АМЕРИКУ? – спросил судья.
– Да, – соврал я: – Люблю…
* * *
Дожидаясь, когда ее вызовут в кабинет иммиграционного судьи, – рассказывала потом жена, – она больше всего боялась, что перепутает, кто кого приводит к присяге: Спикер Палаты – Государственного Секретаря или наоборот… Но судья Ванг не стал терзать мою жену каверзными вопросами. На собеседовании с нею судья в основном говорил сам:
– Ты русская, – сказал моей жене судья Ванг, – а потому не старайся быть американкой в большей степени, чем женщины, которые в этой стране родились… Почаще готовь русские блюда, старайся соблюдать русские обычаи и праздники, покупай для сына русские пластинки и русские книги – американскими он обзаведется сам…
Я слушал слова судьи Ванга, обращенные к моей жене, и думал о том, что смысл их относится и ко мне… Разве я не старался быть американцем в большей степени, чем любой из моих американских начальников на радиостанции? И разве в конечном итоге я не добился того, что моя работа на «Радио Свобода», о которой я когда-то мечтал, – стала моим позором?..
Пять прожитых в Америке лет, пусть немногое, но все-таки кое-что изменили в моем образе мышления, и теперь я смутно догадывался, что, претендуя на некую миссию: ГОВОРИТЬ СОВЕТСКИМ ЛЮДЯМ ПРАВДУ! – сам-то я оставался, пожалуй, «советским человеком», только – навыворот, с обратным знаком…
Каждый прожитый в Америке день делал меня чуть-чуть более похожим на людей, окружавших меня, и я постепенно начинал сознавать, что говорить правду советским людям нужно было и там; а теперь, в Нью-Йорке, жить духовной жизнью России, которую я по собственному желанию покинул, – это поза; и не надо пытаться подчинить (или посвятить) свою жизнь какой-то единственной, пусть и достойной цели (даже КРАСНОЙ ЛАМПОЧКЕ, к которой я когда-то так рвался), а надо – просто жить…
* * *
Я уже побывал по меньшей мере у десятка таксистских брокеров и на площади Колумба, и на Десятой авеню, и уже сторговал у Джерри старенький кэб и восстановил былое знакомство с Джозефом-Иоськой, но решил все же не подписывать контракт на аренду медальона, пока не наведаюсь еще раз – в рыбный магазин…
Звенели на тарелках весов смерзшиеся серые комья; черный продавец-подросток вдохновенно обвешивал, обсчитывал и развлекал толпу.
Заметив меня среди покупателей, Миша не выразил особой радости.
– Ты очень долго думал, – сказал Миша через прилавок. На место, которое некогда предлагалось мне, был взят другой человек…
Но ведь я пришел к Мише вовсе не за тем, чтобы получить работу в его лавке. Я хотел предложить богатому рыбнику – бизнес! Мы с ним на пару купим корпорацию: два такси – одно для него, а второе для меня. На своем кэбе я буду работать сам, а Мишин сдадим в аренду. Я буду следить за этой, второй машиной, как за своей, буду нанимать шоферов. Через пять лет банковские займы будут погашены, и Миша, не ударив палец о палец, утроит вложенный капитал: станет владельцем полностью выплаченного медальона… Чем плохой бизнес?
– А кто говорит, что плохой?! – откликнулся Миша и поинтересовался, сколько денег нужно вложить, чтобы купить два медальона…
– Тридцать шесть тысяч, – назвал я самую низкую цифру брокера из Южного Бронкса.
– Гит! – кивнул Миша и поинтересовался еще одной подробностью: какую часть этих денег должен дать он и какую даю я…
К неприятному этому вопросу я был, разумеется, вполне готов. Моя доля вложений составит ровно пятьдесят процентов, но – в виде восемнадцати чеков по тысяче долларов каждый, которые Миша будет ежемесячно депонировать на свой счет… Ничего больше добавить я не мог; черед говорить был Мишин, и он сказал:
– Если я даю деньги, а ты – чеки без покрытия, то, Володя, это – не называется бизнесом…
Я молчал; глупо было ожидать иного ответа – от лавочника.
– Будет лучше, по-моему, купить вместо двух такси одно, – уже откровенно куражился надо мной торгаш: – Как ты считаешь?
– Тебе виднее, – сказал я, – Покупай одно…
– Володя, ты не хочешь понять, о чем я с тобой говорю, – не унимался Миша. – Меня лично такси не интересует. Как ты смотришь на то, чтобы мы купили один медальон – для тебя?..
Только теперь я смекнул, куда он гнет:
– Какие же ты возьмешь с меня проценты?
Самодовольное лицо помрачнело:
– А зачем мне твои проценты?..
– Какая же тебе выгода одалживать мне деньги?
– Выгода? – обиделся этот торгаш. – Очень большая! Если мне хорошо, так я хочу, чтоб и тебе было хорошо – вот моя выгода…
Чего угодно я ожидал – и грубого отказа, и ростовщической ловушки, и только не оставил за лавочником права на поступок, которого мне самому покамест не довелось совершить… И потому, скомкав слова благодарности, которых Миша действительно ждал от меня, я стал распространяться о гарантиях-о заверенном у нотариуса по всем правилам долговом обязательстве, в котором черным по белому…
– Володя, если ты захочешь украсть мои деньги, – перебил меня Миша, – эта бумажка мне не поможет…
И хотя не сразу, не назавтра, и не через неделю, а месяца через три, когда медальон подскочил в цене тысяч на шесть, когда условия банковского займа стали жестче, я получил от Миши восемнадцать пачек по тысяче долларов в каждой, и с этого момента моя жизнь опять (в который уж раз!) – началась заново…
В Южном Бронксе, в конторе Майкла Росса я встретился с моим будущим партнером Стивом, таксистом, который десять лет оттрубил за баранкой гаражного кэба, собирая восемнадцать тысяч на первый взнос, – и мы поставили свои залихватские подписи под бумагами, которые свидетельствовали, что отныне медальон 4G36 принадлежит Стиву, a 4G37 – мне.
