Я не дала себе труда удивиться. Не стала говорить ничего вроде: «Ах, чудесно!» — и не пыталась запомнить свои ощущения, чтобы потом как-нибудь сказать своему ребенку: «Я видела тебя, когда ты был еще вот таким пузырьком».
Я ничего не знала об этой женщине-враче, которая делала пересадку. Мой дорогой доктор сейчас в Париже, потому что его дочь выходит замуж за юриста-француза. Этот мужчина с длинным сумрачным лицом напоминает мне нашего бухгалтера-налоговика. Очень плохой признак! Возвратов по налогам мы никогда не получаем. Мой врач обычно без умолку трещит обо всем, что приходит в голову, но эта не проронила ни слова, пока не закончила. А потом показала нам эмбрион на ультразвуке.
— Хорошо… Он в нужном месте, — бросила она, как будто моя матка была промышленным оборудованием.
На ультразвуке она выглядела, как и все остальные: звезда — дрожащая, светящаяся.
Я знала, что светиться она будет недолго.
Я отвернулась от экрана, посмотрела на Бена и увидела, что он внимательно изучает свои ладони.
Одни плохие знаки!
Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…
Когда мясники закончили свой «мозговой штурм», я поднялась на сцену и объявила, что моя помощница Лейла закончит с ними семинар, словно так и было задумано.
Когда она поднялась со смущенным видом, мясники дружелюбно поаплодировали.
Я спустилась. Эта мерцающая звезда не выходила из моей проклятой головы.
Алиса подходила к школьной библиотеке — ее тело как будто знало, что нужное место находится за этой красной двустворчатой дверью в самом углу двора, — когда появился Доминик. У него был взволнованный, даже сердитый вид.
— Алиса, — начал он, — я заметил тебя через окно. Никак не могу до тебя дозвониться!
— Извини. Все время забываю заряжать. Память дырявая!
— Я и Нику позвонил. — Он даже не улыбнулся. — Едет.
— Ты звонил Нику? Зачем?
Что, он собирался драться с ним из-за ее руки? Вызвать его на дуэль? Вот только Ник больше не хотел ее руки. Так что, может быть, драться и не стоило. «Конечно, парень, забирай ее».
— У нас неприятность, — сказал Доминик. — Серьезная неприятность с Мадисон.
Домашняя работа, написанная Элизабет для ДжеремиКогда я вышла с семинара, мне позвонил Бен. Голос у него был колючий, как наждачная бумага.
— Почему ты мне не сказала? — без предисловий начал он.
Я отключила телефон.
Его тон мне совсем не понравился.
— Что с ней?
От ужаса у Алисы к лицу прилила кровь и подкосились ноги, так что ей пришлось опереться на руку Доминика.
— Ничего страшного. — Доминик рассеянно улыбнулся и похлопал Алису по ладони. — С ней все в порядке. Просто кое-что случилось, и в этот раз мы уже не можем закрывать глаза.
— Кое-что?
— Кое-что очень обидное.
— Кто-то обижает Мадисон?
Она задушит этого ребенка. Она потребует встречи с родителями. Кто-то обидел Орешка, и она готова была разорвать этого кого-то на части. Ярость просто кипела в ней.
— Алиса! — строго начал Доминик: теперь он выглядел как настоящий директор школы. — Это Мадисон виновата.
— Кого она могла обидеть? — спросила Алиса.
Она знала свою дочь. Они были знакомы всего пять дней, но она ее хорошо знала.
Да, конечно, временами та бывала не в настроении, могла быть и немного агрессивной с братом и сестрой, когда те выводили ее из себя, но это было нормальным соперничеством младших и старших. Алиса так надеялась. Сердце у девочки было хорошее. Как она помогала Оливии ставить танец бабочки! Как на днях она помогала Тому делать домашнее задание по географии! Ну да, Том жаловался, что она дразнила его, и все закончилось тем, что она вылетела от него в слезах, а Том хлопал себя по лбу и закатывал глаза, точь-в-точь как отец, но все-таки… Нет-нет, дочь Алисы никого не могла обижать.
— Ты еще… не пришла в себя? — осторожно спросил Доминик.
— Не совсем, — откровенно призналась Алиса.
— Ну, с Мадисон у нас не первый раз такое. Вот совсем недавно мальчику из младших классов после стычки с ней пришлось наложить швы.
«Ага», — подумала Алиса. Так вот о каком «случае в школе» говорила Кейт Харпер тогда, в спортзале.
— Я знаю, что ей нелегко после смерти Джины, после вашего развода, — продолжал Доминик, морща лоб от волнения. — Но, Алиса, прошу прощения, это уже… это просто…
Тут его голос изменился — у Алисы за спиной кто-то стоял.
— А, вот и твой… э-э-э… твой…
Алиса обернулась и увидела Ника. Он был в костюме и при галстуке и на ходу говорил по телефону. Его деловой вид, решительный настрой человека, привыкшего возглавлять заседания, во время которых ему ни в коем случае нельзя мешать, были совершенно чужды этому залитому солнцем школьному двору, где из открытого окна слышалось пение детского хора.
— Неловко, — заметил Доминик, перехватив ее взгляд.
— Да уж.
Ник подошел ближе, и они услышали окончание разговора:
— Ну, скажем, два лимона. Договорились? Отлично. Пока.
Он захлопнул крышку телефона, и Алисе очень захотелось сказать: «Ник, дорогой, ну не будь ты таким противным!»
— Доминик, верно? — Ник протянул руку, как будто тот намеревался что-то продавать им.
— Да, это я. Как дела?
Доминик был примерно на голову выше Ника и смотрелся рядом с ним точно долговязый школьник. Алисе хотелось обнять и его, и Ника. Оба походили на мальчишек, натянувших на себя взрослые тела.
— Полагаю, вы вызвали нас обоих не просто так, — резко сказал Ник.
— Да, — не менее резко ответил Доминик. — Мадисон угрожала Хлое Харпер ножницами. Она обстригла ей волосы и ткнула лицом в торт. Я вынужден временно исключить ее из школы, по крайней мере до каникул. И по-моему, ей не помешает консультант.
— Понятно… — протянул Ник и на глазах как-то сдулся, осел.
Доминик стал хозяином положения.
— Это неспроста, — заявила Алиса. — Ведь была какая-то причина, почему она это сделала!
— Почему — не столь уж важно, — парировал Доминик, чуть высокомерно для человека, который претендовал на звание друга Алисы. — Это просто неприемлемо! Можете себе представить, как на это отреагирует Кейт Харпер. Она, кстати, едет сейчас сюда.
Значит, Хлоя — это дочь жуткой Кейт Харпер. Вот оно что… Тогда все ясно.
— Я предлагаю… Да, я предлагаю выплатить компенсацию, — промямлил Ник.
— Деньги тут ничего не решают, — отрезал Доминик.
— Я имел в виду не…
— Девочки ждут у меня в кабинете, — перебил Доминик.
Алиса с Ником пошли за ним, как нашалившие школьники. Алиса посмотрела на Ника так, точно хотела сказать: «Ну не ужас ли?» — а он состроил ей гримасу.
В кабинете у Доминика Мадисон и та, другая девочка сидели на стульях перед его столом. Пострадавшая душераздирающе рыдала, сжимая что-то в руках, и Алиса, замерев от ужаса, поняла, что это длинная светлая коса. Все ее лицо и форма были перемазаны шоколадным тортом с кремом и вишнями, и на фоне черного воротничка резко выделялась белая линия оттяпанных кое-как волос.
— Мадисон! — вырвалось у Алисы. — Ну как ты могла?
Мадисон была бледна как полотно, глаза ее метали молнии. Она сидела очень прямо, сжав кулаки, и напоминала убийцу-психопата, доставленного в участок на допрос.
— Придется тебе кое-что объяснять, милая барышня, — сказал Ник.
Алиса чуть не захохотала. Он вел себя так, точно играл сердитого отца в плохо поставленном любительском спектакле.
Мадисон не произнесла ни слова.
— Ты хочешь рассказать родителям, что натворила? — спросил Доминик.
Мадисон затрясла головой, как будто отказывалась выдавать своим мучителям государственные секреты.
— Все молчит, — сказал Доминик Алисе.
— Посмотри на мои волосы! — Маленькая девочка, не переставая реветь, затрясла перед ней своей косой. — Моя мама тебя убьет, Мадисон! У меня волосы такие красивые! Когда они теперь отрастут? Лет через сорок? Я знаю, почему ты так сделала! Ты мне завидуешь! Ты даже не сказала… — Она задохнулась, как будто от ужаса, и договорила: — Ты даже не сказала: «Прости меня».
— Хлоя, все понятно, — сказал Доминик. — Успокаивайся.
— Мадисон, проси прощения у Хлои, — неожиданно угрожающе произнесла Алиса, да так, что не узнала собственного голоса. — Извиняйся сейчас же!
— Прости, — буркнула Мадисон.
— Не извиняется она! — завопила Хлоя, глядя на Алису и Ника. — Это она просто так! Вот сейчас моя мама приедет…
— Знаете, — начал Доминик, — мне кажется, не нужно ждать. Думаю, мистер и миссис Лав могут забирать Мадисон домой. — Он присел на корточки перед Мадисон и заглянул ей в лицо. — Мадисон, с сегодняшнего дня я временно исключаю тебя из школы. Если учишься в нашей школе, так вести себя нельзя, понимаешь? Это очень, очень серьезный проступок!
