Они направились к отелю «Король Георг». Квейль хотел отыскать Лоусона, чтобы договориться через него с Еленой Стангу. В отеле происходил какой-то банкет, в вестибюле распоряжался незнакомый швейцар. Лоусона не оказалось дома, и швейцар не знал, где он. Тэп уже проскользнул в бар, Вэйн и Ричардсон последовали его примеру. Так как вылетать надо было рано, Квейль решил присмотреть за ними. Он тоже спустился в бар.
Здесь было несколько летчиков бомбардировочной эскадрильи. Они разговаривали с Тэпом и Вэйном. Ричардсон в конце стойки пил пиво, заедая фисташками. Квейль дернул Тэпа за фалду и сказал:
— Мы опоздаем. Идем, пока вы еще в своем виде.
— Погоди минутку, Джон. Ты знаком с Дэйвисом из двести одиннадцатой?
— Еще бы! Хэлло, Дэйвис.
— Хэлло, Квейль.
— Он рассказывал мне, как над Валлоной на наши «Бленхеймы» набрасываются целые полки «КР—42».
— Выпей с нами, Квейль, — Дэйвис повернулся к буфетчику.
— Нет, спасибо, — сказал Квейль.
— А что — разве завтра вылетаешь?
— Нет. Я просто не пью.
— Ну рассказывай дальше, Дейвис. Так что же эти «КР—42»? — сказал Тэп.
— Они налетают на нас сверху. Мы летим низко над целью. А они всегда выше. Ну собьешь один, два, но вчера мы потеряли Фила Кэлхуна. Он отстал от строя, и они нагнали его. Когда же вы, ребята, явитесь к нам на подмогу? Что вы здесь, собственно говоря, делаете?
— Мы сами не знаем. Старайтесь продержаться, пока мы не подоспеем, — ответил Квейль.
Он извлек из бара Тэпа, Вэйна и Ричардсона и вернулся с ними в гостиницу «Атинай». Херси, который задержался у командира полка, вошел в большой двойной номер, служивший им общей спальней:
— Вы можете оставить здесь свои постельные принадлежности, я прихвачу их с собой на «Бомбее».
— Где мы там будем жить? — спросил Ричардсон.
— Помещение — дрянь. Бетонные бараки. А во время дежурства на аэродроме — палатки.
— А девчонки есть в Ларисе? — спросил Тэп, сидя на кровати и перелистывая книгу о насекомых.
— Конечно. Только неприступны, как стена.
— Это мелочь! — сказал Тэп.
Квейль уже спал, а он все еще читал о насекомых.
Рэтгер, водитель аэродромного автобуса, разбудил Квейля.
— Пять тридцать, мистер Квейль, — сказал он, и Квейль-со сна не сразу сообразил, зачем его будят.
— Какая погода?
— Дождь как из ведра.
— Вы принесли метеосводку?
— Да.
Он протянул Квейлю листок бумаги. Сводка гласила: облачность над Афинами — девять десятых, на высоте пяти тысяч футов видимость — нуль, скорость ветра — сорок миль в час, центр циклона движется на восток через Пинд со стороны Мисолонги. К полудню он может пройти над нами.
Остальные тоже начали подниматься. Дождь привлек их внимание.
— Неужели вылетаем? — спросил Вэйн, потирая темный подбородок. Его черные глаза от сна стали еще чернее.
— Подежурим на аэродроме, — сказал Квейль. — Летная погода может быть к полудню. Пока постараюсь раздобыть карты. Вставайте!
Позавтракав, они поехали на автобусе по безлюдным утренним улицам в Фалерон. Дождь лил сплошными потоками, небо было затянуто тучами, и никто не верил, что погода прояснится. Они вошли в оперативный отдел, свалили в кучу свое летное снаряжение и стали ждать, пока рассеются тучи. Тэп прилег на походную койку, не снимая комбинезона, так как было еще холодно, и вскоре заснул.
Они прождали все утро ясного неба или хотя бы благоприятной метеорологической сводки. Но циклоп распространился и продвинулся на север, вдоль Пинда, в сторону Ларисы. В полдень Квейль сказал, что поедет в штаб и поговорит с командиром. Вести разговор по телефону опасно. Остальные хотели увязаться за ним, но он рассчитывал увидеться с Еленой Стангу и потому объявил, что нельзя уходить с аэродрома, так как, может быть, придется спешно вылетать.
Когда он явился к командиру, тот сказал, что сегодня уже ничего не выйдет, а завтра надо вылететь часом раньше — больше шансов на благоприятную погоду. Завтра они должны быть на месте во что бы то ни стало.
Квейль отправился на поиски Елены Стангу.
Она сидела за столиком и скатывала бинты при помощи небольшого деревянного валика с ручкой. Когда он вошел, она встала и улыбнулась. На ней был светло-желтый халат, ее волосы рассыпались прядями по плечам. Улыбка не изменила очертания ее щек, лоб оставался гладким. Правильность черт подчеркивал разрез ее глубоко сидящих темных глаз.
Она сказала:
— Это вы! Войдите. Какой вы мокрый!
— Вода стечет, — сказал Квейль. И прибавил: — Я не мог прийти вчера. Очень жалею.
Она сказала:
— Да, я так и думала.
Он стоял не двигаясь, и вода с шинели капала на пол.
Она сказала:
— Я не могу уйти сейчас.
Он перебил ее:
— Я знаю, но я хотел бы увидеться с вами сегодня вечером.
— Это трудно.
Она говорила совсем тихо, чтобы другие девушки не слышали.
— Может случиться так, что я не скоро увижусь с вами. Я хотел бы встретиться с вами сегодня.
— Я буду занята до позднего вечера. Вы сможете проводить меня отсюда домой? — спросила она.
— Думаю, что смогу. В котором часу?
— В десять. Ждите меня около университета.
— Хорошо, — сказал он. Он крепко пожал ей руку. Она улыбнулась, и он вышел.
Летчики начинали уже терять терпение, когда он вернулся в Фалерон, но очень обрадовались, узнав, что сегодня они не вылетают. Делать им было нечего, и они отправились в город, в кино.
В кино жизнь всегда кажется прекрасной. На экране мистер Эррол Флинн выступал в роли Робин Гуда. Шервудский лес был показан красочно и очень эффектно, и Квейлю хотелось верить, что это действительно Шервудский лес, хотя он знал, что Шервуд совсем не таков. На мгновение его охватила тоска по родине, но в это время покойный Герберт Мундин вместе с другими актерами спрыгнул с деревьев. Очень хорошо сделали Квейль и остальные, что пошли в кино: здесь не было дождя, и сами они уже не были грязными и мокрыми, потому что забыли об этом. Нет чувства приятнее, чем душевное волнение без всякой нервозности и без всякой примеси чего-то физического. Сейчас они испытывали душевное волнение без чувства ответственности и угрожающей опасности. Это было очень хорошо в их положении; совсем иначе было бы, если бы то, что они делали изо дня в день, не разрушало, а созидало.
После того как режиссер соединил руки мистера Флинна и мисс Хэвиллэнд, был показан репортаж с фронта. Они не понимали греческих надписей, но видели скорчившихся от холода, устало и нестройно марширующих измученных греческих солдат. Они встали и вышли.
В десять вечера Квейль был у подъезда университета и стал ждать Елену. Дождь прекратился, тучи рассеялись, небо прояснилось. Он знал, что завтра будет хорошая погода. Ему не хотелось думать об этом, не хотелось покидать город. Лариса — та же пустыня, только вместо пота и пыли будут грязь и слякоть. И там холоднее, чем здесь, а это хуже, чем жара. В Афинах так хорошо: толпы людей, новые дома. Не хочется уезжать отсюда. Он знал, что Лариса — просто большая деревня со старыми домами, с добродушными спокойными жителями, на редкость приветливыми, как все эти люди; но там нет той нарядности и лоска, которые так влекут к себе после боевой обстановки.
— Это вы? — Елена коснулась его руки в тот момент, когда он следил за автомобилем, буксовавшим на мостовой.
— Хэлло, — сказал он.
— Мы поедем на автобусе. Остановка тут недалеко.
Она взяла его под руку.
Он возразил:
— Нет, мы возьмем такси.
— Солдатам такси не по средствам, — шаловливо сказала она.
— Я лейтенант авиаотряда и не женат. Мне по средствам.
— А что это за чин — лейтенант авиаотряда?
— По чину я то же, что капитан в армии.
— Значит, у вас много денег?
— Да.
— Ну как хотите. Только не ведите неосторожных разговоров в такси.
Они спокойно шагали в пропитанной сыростью тьме, дождевая вода холодно поблескивала на листьях деревьев и на асфальте мостовой. По дороге им попалось старое такси. Елена объяснила шоферу по-гречески, куда ехать, тот стукнул по счетчику, и они покатили. По мокрым белесовато-черным улицам они выехали на Кефисское шоссе, и Пентеликонские горы, темные, уходящие в необозримую высь, вдруг выросли перед ними, словно они ехали прямо на стену гор.
Одной рукой Квейль обнял Елену, другой схватил ее за руку.
— Не надо здесь. Пожалуйста, — тихо сказала она. — Не здесь.
Он отнял руки и отодвинулся в угол. Она наклонилась к нему и ласково сняла с него пилотку. Этот жест говорил о дружеском расположении, а вовсе не об отказе. Все же он чувствовал себя неловко после полученного отпора.
— Я охочусь на территории Лоусона? — деловито спросил он.
— Молчите! Не говорите глупостей. Я не территория. А если бы и была, то не принадлежала бы Лоусону.
Она положила его пилотку рядом с собой и взяла его за руку, но не придвигалась и сидела молча, пока старое такси громыхало по шоссе, подпрыгивая на выбоинах. Она остановила такси далеко от дома. Они вышли, и она кивнула Квейлю, чтобы он расплатился с шофером. Когда такси отъехало, она сказала:
