Ознакомительная версия.
На совсем голое тело. Нет… Ничего не получилось. Как себя Лёша ни дразнил, как ни заставлял. Все подходы к Ляле изъелозил мягким своим, непослушным, членом. Даже на живот не кончил. Ляля плакала. Но потом опять встречала на пути к дому, передавала записки, звонила, добивалась нового свидания… Вот как это всё объяснить, соразмерить, с длиной полового члена, эрекцией? Оргазмом, который женщина непременно должна испытать? Какой во всём этом был смысл? Конечно, Борюсик долго пропадал, но ведь он мог зайти в любой момент в двери, которые были открыты для него всегда. Когда-нибудь это бы обязательно случилось. Рано или поздно, но всё тайное становится явным. Шила в мешке не утаишь… Сколько бы лисица не бегала… Но вышло всё совсем по-другому. Борюсик умер. Нет, его никто не застрелил, он не врезался на скорости в бетонный столб на своём джипе. Борюсик лёг в железнодорожную больницу на плановую операцию. Ничего особенного, как у всех — камни в почках. Отделение для VIP персон. Врачи бегали перед Борюсиком не просто на задних лапках — они старались ступать на кончиках пальцев ног. Без пуантов это, конечно, адски трудно. Но возможно. Борюсик рассчитывал провести в стационаре пару дней, потом — домой. Эскулапы заверили, что операция пустяковая, не страшнее, чем удалить молочный зуб. Борюсик тискал доллары обслуживающему персоналу в нагрудные кармашки, вкладывал купюру в историю своей болезни, передавая её врачу. Правда, это только казалось, что делает он это, не глядя, зачерпнув, сколько придётся, из кармана своих треников. Борюсик всегда деньгам вёл строгий учёт. На операционном столе анестезиолог что-то не так ему впрыснул. Случился шок. Спазм. Срочно Борюсику прорезали в горле дырку, вставили трубочку, чтобы он мог дышать. До почек так дело и не дошло. Решили подождать до лучших времён. Но они так и не наступили. У Борюсика, ни с того ни с сего, обнаружилось двустороннее воспаление лёгких. А потом и почки, которые собирались лечить, стали отказывать. Тоня… Мы с Тоней приходили его навещать. Заходила в палату Тоня, я оставался в коридоре, с телохранителями. Как-то он попросил, чтобы к нему зашёл я. Он спросил Тоню — он с тобой?.. Этот твой… Журналюга… И попросил, чтобы я к нему зашёл. На кровати под тонкой простынёй лежал Борька Мерзликин. Миллионер. Которому было сейчас очень плохо, и даже его миллионы ничем не могли ему помочь. Борька похудел, лицо его было серым, и он совсем не смотрел на меня. Казалось, что он даже не обратил внимания на моё появление. Он смотрел куда-то в сторону и с усилием о чём-то думал. — Привет, Боря, — сказал я… — Как ты?.. Борюсик молчал, додумывая тяжёлую свою думу. Не поворачивая ко мне головы, ответил: — Холодно… Между нами зависла пауза, которая длилась несколько минут. — Ты её ебал?.. — наконец изменившимся, хриплым голосом спросил Борюсик. — Кого? — в ответ переспросил Борьку я. Потом добавил: — Нет… Ты же знаешь что это исключено. — Я знаю — ебал — опять просипел Борюсик. Он мог спросить по-другому, но в языке депутатов и бизнесменов не бывает других слов. Они все — друзья по бизнесу, гольфу, избирательным кампаниям, полицейские чины, братки и крышеватели пришли потом к Борюсику на похороны. Произносили на фене красивые слова. Тоня плакала. Совершенно искренне упала на полированный гроб, обнимала его, говорила какие-то безумные слова. Почти предел мечтаний каждого мужчины: «Чтобы были друзья, да жена, чтоб упала на гроб…». В конце жизненного пути должно быть именно так. Вне зависимости от того, длинный этот путь получился, или короткий. Потом, по прошествии нескольких дней, с молодой ещё вдовой мы сидели в квартире, где я прожил вместе с Тоней такое странное время. Я был евнухом в гареме султана. В гареме, который состоял из одной женщины. Евнухом, который не был ни рабом, ни слугой. Так — пальма в кадке с землёй. Мы сидели с Тоней, и я хотел с ней поговорить. Суть моего разговора была в следующем: Борюсика нет, и оставаться мне с Тоней в своём прежнем качестве не имеет дальнейшего смысла. Ведь договаривался о своей такой жизни я с Борюсиком, а не с ней. Теперь я могу уйти. И я хочу уйти. Тоня молодая, привлекательная женщина. Теперь ещё — владелица огромного состояния. После того, как пройдёт положенный по приличиям срок, она может найти себе достойную партию и снова выйти замуж. Нет, обо мне речи и быть не может — я в этих смыслах уже пожизненно бесперспективен. Да и потом — ведь нас ничего не связывает. Даже обыкновенного греха не случилось. И не случится никогда, уж тут, как ни напрягайся. А для того, чтобы людям вместе жить, грех обязательно нужен. Тоня слушала, тыкая пальцами в игрушку на мобильном телефоне. Когда я закончил, она подняла голову и посмотрела на меня мокрыми глазами.
— Да, конечно, — сказала она, — о чём тут разговаривать — ты свободен. Никто тебя удерживать и не собирается. Иди в свою, честно заработанную, отдельную квартиру и живи там, как хочешь. Я, конечно, ожидал, что могут быть слёзы. Как-никак, но я чувствовал, что, несмотря на моё увечье, Тоня ко мне более чем неравнодушна. Уходить я, правда, собирался всерьёз, но мне хотелось, чтобы меня поуговаривали остаться, не отпускали сразу. А меня отпустили. К Тоне у меня был один вопрос. Так, мелочь. Но всё же было интересно. — Тоня, — спросил я, тебе не трудно будет ответить… Ты будешь смеяться, но всё же… Вот ты ночью приходила ко мне в спальню… На тебе ничего не было, только маленький треугольник из ткани… На чём он держался? Клей, да?.. — Нет, не клей, сквозь слёзы усмехнулась-таки моя бывшая почти сожительница, — но пусть это останется моей маленькой тайной… На том и расстались. Я стал жить в небольшой однокомнатной квартире в двенадцатиэтажном доме на пересечении улиц Абулхаирхана и Алии Молдагуловой. В городе, в котором родился и вырос и который всегда любил какой-то ненормальной любовью. Я слишком был к нему привязан. Если чего-то или кого-то очень любишь — то обязательно потеряешь. Нельзя ничего любить очень сильно. Этим самым мы закладываем программу уничтожения предмета нашей любви. Вот я и допрыгался. Мне пришлось покинуть улицы, с которых делал репортажи, которые любил фотографировать в дождь и в лучах закатного солнца, улицы, про которые я сочинял стихи… В этот город, знакомый до слёз я вернулся тогда, когда он оказался уже не нужен мне для простой человеческой жизни. Но карма человеческая устроена так, что, в конце концов, исполняются все наши желания. Знать бы наперёд все причудливые сценарии их исполнения… И вот живу я, значит, в полном уединении. И провожу свой пожизненный досуг в сытости и праздности. Интернет, телевизор, прогулки по городу. Меня даже не тянуло ни с кем общаться. Кроме, разумеется, моих виртуальных друзей в Интернете. И вот как-то сижу у себя дома на диванчике, смотрю по телевизору, как наш российский политический лидер целует во все места Уго Чавеса, как тут раздаётся звонок в дверь. И кто бы это мог быть? Гостей я не ожидал. Про моё новоё местожительство и не знал никто. Пошёл открывать. Смотрю в глазок — женщина какая-то стоит симпатичная. Но уже в годах. Где-то — не побоюсь подумать — моих лет… И чего же этой старушенции от меня надо?.. Открываю дверь: — Чего, мол, вам угодно? — Здесь живёт, — спрашивает женщина, — и называет имя моё и фамилию. Отпираться я не стал. — Да, говорю, — он живёт здесь. И даже более того — стоит он сейчас перед вами собственной персоной. Дальше-то что? — Саша, Это ты? — опять спрашивает меня эта пожилая женщина и лицом светлеет, видимо, кого-то во мне узнавая. — Да, говорю, — я — Саша. Александр Иванович, если угодно. Женщине этой было очень угодно, что я Саша. На то, что я ещё к тому же и Александр Иванович, она почему-то даже и внимания не обратила. — А я — Оля. Оля Романюк, помнишь? 10-й «б», восьмая школа… Господи! Оля! Оленька!.. Как же я мог её не узнать! Ведь что делают с человеком годы проклятые! — Ой, говорю, Оля! Здравствуй! А я думаю — каким ветром занесло ко мне такую интересную женщину. Слушай, а ты почти не изменилась. Ну, может быть, самую малость… повзрослела… А я как раз про тебя недавно вспоминал. Как мы с тобой целовались… учились целоваться… Да, проходи, пожалуйста, чего мы тут, как дураки, встали в дверях. Я пропускаю эту женщину, которая назвалась моей Олей, в квартиру. Да… Оля… Оленька Романюк. Конечно, помню. Такое не забывается. Если бы не расстались тогда — Оленька переехала с родителями в другой город — то быть бы мне отцом в пятнадцать лет… Как я тогда переживал! Да, это она… Конечно, она, Оленька Романюк. Самая красивая девочка в классе. И самая умная. Это потом осталось у меня на всю жизнь: я испытывал любовь и половое влечение только к красивым и умным женщинам. Большая часть моего высшего образования — от них. Я достал из своего потайного шкапчика бутылку «Каберне»: — Садись, Оленька, рассказывай!.. Всё-таки — как ты меня нашла? Вопрос, конечно, совершенно праздный — где можно спрятаться от людей в XXI веке? Сайт «Одноклассники», чего тут уж сильно гадать, напрягаться. Оленька сейчас одна. С мужем не сложилось. Дети выросли, разъехались, у всех свои семьи. Оленька в Интернете узнала обо мне, как ей показалось, почти все: адрес, одинокое моё семейное положение. Ещё сейчас своими глазами увидела — жив, здоров. Заходила в ванную, руки помыть — никаких женских вещей, приличных для этого места, не заметила. Ох, Оленька, Оленька… Уж лучше бы они были… Беседа получилась лёгкой и непринуждённой. Поговорили обо всех. Всех вспомнили. И Таньку Огневу, и Сашку Кенбаева. Конечно, и про нас. Как ходили смотреть оперу «Риголетто» — к нам приезжали московские артисты, — как вдвоём уезжали за город кататься на лыжах. Как зимой нам нужно было целоваться, а на холоде это не только вредно, но и почти невозможно. И я попросился у сторожа пустить нас в новый пятиэтажный дом, который на-днях должны были заселять — там уже включили отопление. Тогда был социализм, и сторож пустил нас бесплатно. Правда, посмотрел на нас так, будто мы там собираемся заниматься всякими глупостями. А мы и не собирались. Просто оно как-то так само собой всё получилось… У Оленьки на спине, под левой лопаткой, маленькая родинка. Мы уже так хорошо разговорились, так насмеялись, а Оленька — та даже ещё и чуть всплакнула, что впору было мне спросить, на месте ли та родинка. И не появились ли где ещё какие-нибудь пятнышки. И я чувствовал, что уже должен об этом спросить. А в ответ мне должны сказать что-то вроде — да ну, мол, неудобно, ты что! Потом добавить — старая я, мол, уже, Саша. Ну, а я обязательно должен настоять, убедить, что нет — не старая, все ещё впереди. Лучше даже так, что — всё у нас ещё впереди. Вместо этого я вдруг замолчал. Язык вдруг застрял в горле и перестал двигаться. И Оленька заметила, конечно, эту во мне перемену. Слова, которые уже должны были прозвучать, так и остались во мне. И то, что я замолчал, превратило их, невысказанных, смысл в совершенно противоположный. Что не хочу я видеть её родинку. Что, наверное, действительно, и возраст для романтических свиданий не тот. И, что впереди у нас ничего уже не будет… Эх, Оленька… Оленька… Эх вы, женщины с миллионами светлых и радужных воспоминаний юности — сайт «Одноклассники» не всегда может подарить вам возвращение к первой любви. Прежде, чем ехать к тому, с которым собирались когда-то быть вместе даже после смерти, поинтересуйтесь — а есть ли у него яйца? Или хотя бы — в каком они состоянии? А уже потом — холост, разведён, здоров ли… С квартирой или оформил ипотечный кредит в рассрочку на пятьдесят лет… Оленька ушла из моей жизни. Теперь уже насовсем. Я в одиночестве своём, в холостячестве спал, кушал, прогуливался вечерами по проспекту Абулхаирхана. Который был когда-то проспектом Ленина, а потом его переименовывали пять раз, пока пришли к самому благозвучному названию. Любил посмотреть новости по Российскому телевидению. Там в последние два дня российский лидер целовался с каким-то африканцем африканского происхождения. Россия — преемница СССР. Её лидер, исходя из политических целей, должен обязательно целоваться с иностранцами. Везло, когда попадалась Анжела Дэвис. Она ещё без лифчика всегда ходила. Ну, а если какой-нибудь Мугабе… Всё равно тут ничего не поделаешь. Это же всё для страны, для Родины… А город Актобе — бывший Актюбинск хорошел и расцветал с каждым днём. Тому способствовали серьёзные причины внешнего происхождения. В областном центре через месяц должны были встретиться руководители великих государств — России, Казахстана, Украины… Саммит, в общем. Со стороны Казахстана президент Назарбаев. Со стороны России… В народе, когда обсуждали предстоящее событие, всё время путались: то говорили Путин, то — Медведев. Бывало, находился кто-нибудь за столиком, где играли в домино, или в маршрутке, кто переспрашивал: — А кто такой Медведев? Ему говорили, что Медведев — это исполняющий обязанности президента России. И добавляли, что Путин — это исполняющий обязанности премьер-министра России. Ещё говорили, что Путин заранее, уже давно, заказал себе в Германии клона. Потом там же, в Германии, клону сделали пластическую операцию. Документы выписали на хорошую русскую фамилию Медведев. В Актобе они должны были приехать оба — и Путин и Медведев. С недавних пор в России стали считать, что одна голова у власти хорошо, а две — лучше. Так вот. Актобе готовился к приёму дорогих гостей. В скверах и на бульварах высаживались свежие цветы, в считанные дни то тут, то там — везде, куда указывал властным своим перстом аким (глава) города Сагиндыков, возникали уличные бассейны с фонтанами. Что удивительно — фонтаны включали сразу, не дожидаясь приезда высоких гостей. Забегая вперёд, скажу, что саммит прошёл на славу. Местной ГАИ спустили план оштрафовать и отправить на автостоянки восемь тысяч автомобилей. План выполнили на двести процентов. На автозаправки города выбросили десант налоговой полиции. Почти все пришлось закрыть, потому что у королей бензоколонок обнаружилась масса всяких нарушений. Участковые полиционеры провели разъяснительную работу среди жильцов домов, прилегающих к центральным улицам и площадям Актобе — чтобы в дни саммита не высовывались и не проявляли праздного любопытства. В результате город выглядел полупустым. Ни тебе пробок на дорогах, ни — подозрительных человеческих скоплений, кроме, как в специально отведённых для этого местах. Над улицами и площадями барражировали вертолёты. На крышах домов сидели снайперы. Среди них, на самом опасном и ответственном участке, — Герой Республики, Кеншилик Найманбаев. Во время одного из последних визитов президента Назарбаева, Кеншилик заметил за километр, как сотрудник дорожной полиции прицелился в машину главы государства. Это потом выяснилось, что любознательный инспектор хотел скоростемером прикинуть, как это Нурсултан Абишевич по нашим улицам нарезает. Ну, Кеншилик его и кокнул. И получил Героя. За проявленную бдительность, за патриотизм и профессионализм. Тихо и покойно было в дни саммита в Актюбинске. Я перечисляю все эти события не потому, что они так всецело меня занимали. Сон. Прогулки. Президенты… Отвлекаясь на них, я старался забыться, уйти от мыслей, которые кололи меня, жгли, не давали покоя. Можно ли как-то отвлечься от зубной боли?.. Я думал… я вспоминал о… Тоне… Смысла в этом не было никакого. Я понимал это ещё тогда, когда мы разговаривали с ней о моём уходе. Тоня мне нравилась. Но было бы смешно и нелепо представлять, что у нас может получиться какая-то совместная жизнь. Я больше не мог находиться на правах игрушки, а жить в одной квартире с женщиной, которой ты не муж, не брат и не любовник… У Ремарка в одном из романов описывается встреча женщины с мужем, которого во время войны после ранения комиссовали. Мужчина жив-здоров, руки-ноги целы, глаза на месте и улыбается даже. Но увидела его жена, его женщина, и закричала так, как будто сейчас, в эти минуты, узнала о смерти мужа. Ему на передовой пулей оторвало яйца… Так вот — я что и думал: Тоня молодая женщина. И ей нужна нормальная жизнь с нормальным мужчиной. Пусть у него не будет руки, ноги, но пусть он будет нормальный. Калека такой категории, как я, не может ни на что рассчитывать. Нет… Всё-таки странно… Почему я, не имея уже никаких плотских желаний, всё вспоминаю об этой женщине, думаю о ней? Отчего мысли постоянно возвращаются к ней?.. Что ли совсем уже достало одиночество с этим долбаным телевизором и прогулками по родному городу? А, чтобы не было одиночества, обязательно жить с женщиной?
Ознакомительная версия.
