* * *
Но мысль о Ларисе не исчезла, а лишь коварно притаилась и ждала своего часа. Он не мог никого завоевывать, добиваться, делать какие-то усилия прибрать, выкинуть мусор, пригласить женщину, очаровать умными речами или мужественным приставанием... Он не мог - и как бабочка с хрупкими крыльями, порхал, порхал... а потом взял да и полетел в огонь... А Лариса, оказывается, по-прежнему жила рядом, снимала крохотную комнатку, работала художницей... Он легко нашел ее среди примерно такого же мусора, как у него. Она была, как всегда, полуодета, что-то малевала большой щетинистой кистью... отбросила кисть - и они упали тут же на пол... пока не раздался настойчивый стук - стучали по трубе сверху или снизу - стол, к ножке которого она привалилась, таранил и таранил стену...
В тот же вечер она притащила к нему свою раскладушку и поставила на кухне - чему-то она научилась за эти годы и старалась не нарушать его жизнь... а он на следующий день уже с ужасом смотрел на эту раскладушку пришел в себя, захотел остаться один и попытался избавиться от Ларисы, хотя понимал свое вероломство и был еще слабей, чем обычно.
Несколько недель продолжалась борьба. Она приходила в ярость от его намеков, заталкивала его в угол, задавливала сверху подушкой, тащила, потного, задыхающегося, в постель, раздевала... и когда он приходил в себя, видел перед собой голую женщину, которая пыталась что-то сделать с ним, то в конце концов его одолевал мрачный восторг от своей ничтожности, от ее похоти, от их общности, побеждающей страх и замкнутость перед лицом враждебного мира...- и они сливались в одно существо, со стонами, скрежетом зубов... и на миг он побеждал ее - она стихала, а он уже с ужасом чувствовал, что никогда, никогда не останется один, и всегда, всегда вместе с ним будет эта странная женщина, которой нужен он, он и только он. И почему-то с ней у него все прекрасно получалось, он не стеснялся ее... Она еще долго стелила себе на кухне, еду готовила отдельно, держала в своих кулечках, а он - в своих, и часто они не могли найти эти кулечки среди мусорных куч, но постепенно стали объединяться... и вот уже все чаще он говаривал мечтательно: "Сварили бы вы, Лариса, варенье..." А она ему: "Деньги на сахар дайте". Он был скуп, но варенье пересиливало, и он вытаскивал деньги...
Лариса с годами не менялась. Она по-прежнему говорила о духовности, а он по-прежнему был в ужасе от ее напора, от глупости, постоянной болтовни, курения до одури и бесконечного просиживания за столом... от всего, всего, всего... И он вспоминал то, что она кричала ему в ярости, тогда, вначале, безумная почти что женщина: "Вы не человек еще, вы полузверь... вы не любите никого..." Может быть, она думала, что, насилуя его, приучит к любви и добру... и научит любить себя? Кто знает, может, за этой нелепостью что-то было... Он не мог этого понять, чтобы ее понять - ее следовало полюбить, а он смотрел на ее зад и ноги с любопытством и интересом иногда, а в остальное время - со страхом и недоумением, как маленький восточный мальчик, откупоривший старую-престарую винную бутылку, и в то же время, взрослый человек, он понимал, что непростительная слабость души и тела привела его и поставила на колени перед ее яростной любовью.
Но приходил вечер, и что-то другое он начинал видеть в ней. Он снова видел ее большой серой кошкой... а он уже был котом, таким вот симпатичным коричневым котиком... Потом снова приходило утро, и он, маленький и тонкий, со страхом смотрел на ее мускулистую спину, на крупную ногу, поросшую толстым светлым волосом. Все, что вчера вызывало особое вожделение, утром казалось отвратительным... и эти ее разговоры о гороскопе, гадания, и полное непонимание всего, что он так ценил в минуты трезвости разума наука, искусство, его палиндромы, книги и марки... Самых интересных людей она отвратила от его дома... (а может, они сами исчезли?). Столичные знакомые ценили его, он считался человеком мягким, интеллигентным и понимающим в искусстве. Бывало, собирались у него гости - приходил в кожаной куртке известный театровед, не у дел, потому что единственный театр закрыли, пел иногда певец голосом хриплым и отчаянным, были и другие - и все рассеялись, исчезли... Жизнь становилась лихорадочной и мелкой, были еще интересные смелые люди, но не стало среды развития и воздуха... а народ жил привычными трудами, промышлял кое-какую еду, растил солдат, возводил здания...
Да-а, с переездом к нему Ларисы люди стали появляться совершенно иные. Одной из первых приехала красавица Зара в золотистом платье - главная телепатка и прорицательница, лечившая выжившего из ума важного старика. За ней стали приезжать все новые пророки и маги. Одни лечили теплом своих рук, другие ловили и концентрировали какую-то энергию, которая разлита всюду и приходит к нам со звезды, они говорили - с какой точно. Потом были такие, кто знал досконально о тайной силе различных нервных узлов и об энергии, которую они излучают и переливают друг в друга. Йоги были долгим увлечением, многие часами стояли на голове и почти перестали дышать... а потом начали прыгать под музыку, нескольких человек вынесли без сознания, остальные продолжали, пока не приехал следующий волшебник, сказал, что надо бегать и голодать. Здесь тоже появились свои фанатики, потом голодалыциков сменили ныряльщики в проруби, и скоро все смешалось... Еще хуже обстояло дело с питанием. То говорили, что есть надо только растительные жиры, то это убедительным образом опровергалось, то голодать - то не голодать, то есть сахар, то его не есть, то вредно есть часто, то-полезно - и за всем этим надо было успевать и, кроме того, ничего не есть из магазина, потому что все отравлено... И за козьим молоком бегали куда-то через лес, в любую погоду, и овощи везли из райцентра, потому что местные ядовиты, и воду пить стало нельзя, и ничего нельзя... Лариса за всем успевала, но и она стала уставать, а Антон совершенно замотался и мечтал, чтобы наконец или все стало нельзя, или все разрешили. Теперь он точно знал о себе - он любил поесть и выпить. Но он был рад тому, что Лариса занята, а он может иногда полежать в темноте и ни о чем не думать, на все наплевать... К сорока годам все казалось исчерпанным... Что дальше?.. Он не знал.
И кажется, мало кто знал, ведь эта суета вокруг своего здоровья и неуклюжие попытки поверить хоть во что-то среди сползающей к полному хаосу страны... они скрывали растерянность людей и непонимание ими жизни, которые были во все времена, но теперь стали всеобщим явлением... может быть, потому, что с невиданной силой от них требовали подчинения - и восхищения этим подчинением, а будущее отняли: вера в рай на земле сама по себе рассеялась, а вера в бессмертие души не вернулась.
Зато многие стали говорить о душе и ее свойствах, о биополе и различных лучах... говорили о всемирном разуме, а один человек, Либерман, твердил, что бог есть гигантская вычислительная машина, от нее все и пошло... Тем временем филиппинские хирурги удаляли аппендикс голыми руками, и стали появляться пришельцы - об их приметах были написаны книги, которые бережно передавались из рук в руки и переписывались. Пришельцы делились на синеньких и зелененьких, их классифицировали также по размерам и числу отростков... Наконец, обнаружили своего пришельца на балконе одной квартиры. Пришел домой муж и обнаружил это существо. Жена утверждала, что это пришелец, а он тем временем совершил гигантский прыжок и скрылся в кустах внизу. Все сошлись на том. что это был действительно пришелец, поскольку он был в форме пограничника, а откуда могут взяться пограничники в городке за тысячи километров от границы... и потом, его прыжок был совершенно нечеловеческим и привел бы к увечью любое земное существо...
Затем пошли снова гороскопы, столь близкие сердцу Ларисы, гадания по старинным книгам... Или это было раньше?.. Сейчас уже трудно восстановить порядок, в каком все распространялось. Но за гаданиями уж точно было вызывание духов, столы с блюдцами, странные сдавленные звуки в темноте, которые долго обсуждались и расшифровывались... Наконец, эти встречи в темноте пришлось прекратить, потому что стали пропадать вещи... Подозрение пало на основателей кружка, в числе которых была Лариса. Она рыдала и требовала от Антона, чтобы он кому-то набил морду, но это было настолько нереально, что она сама отступилась и прибегла к старой тактике - залезла на балкон своего недруга и страшно перепугала всю семью... На этом все и кончилось... Но возникли новые увлечения...
От всего этого мельтешения Антон иногда все же взбрыкивал. После очередной сходки телепатов сидел мрачно за кухонным столиком, справа носок, слева - кусок хлеба с маргарином, и говорил Ларисе:
- Скорей бы война, тогда я избавлюсь от вас... А она ему в ответ тоненьким голосочком:
- А я к вам в вещевой мешок сяду и поеду с вами...
И он верил, что действительно - сядет... А потом приходила ночь, и Лариса была ему нужна... И так все шло и плыло... Все распадалось, и эти кружки распадались. Институт закрыли, Антон стал работать в совхозе налаживать счетные машинки...
