ПУСТЬ ВАШИ ВУЛКАНЫ ИЗВЕРГАЮТ МРАМОР! ПУСТЬ ВАШИ СТОНЫ СТАНУТ СОСТАВАМИ, ИДУЩИМИ В МИР ИНОЙ!
ПУСТЬ НЕЖНЫЙ ПЛОД РАСКРОЕТСЯ, ПОГРУЖЕННЫЙ В ЕДКИЙ РАСТВОР!
«Продолжим праздник осеменения! Да здравствуют мощные орудия Посланников! Да будет семя их плодоносным!» Механические движения — раз-два, раз-два, — возобновляются. Содрогания прекратились. Генерал с глазами сатира и похотливостью в голосе читает стихи, сводящие женщин с ума. Нам нечего здесь делать. И мы медленно удаляемся, вступая на все ту же дорогу, надеясь, что однажды она приведет нас к рассвету.
ИЩИ В ЛЕСУ ТАЙНОЕ И ЧУТКОЕ МЕСТО,
РАЗРОЙ ЗЕМЛЮ ТОПОРОМ,
ПРОНИКНИ В ГЛУБОКУЮ МОГИЛУ,
НАЙДИ ТАМ ВОДЯНОЙ ГРОБ.
ОТДЕЛИ ОТ НЕГО ШИРОКИЕ ЧЕШУИ,
НАЙДИ ЩЕЛЬ, УДАРЬ В НЕЕ,
ОТРУБИ, ДОЙДИ ДО ПОСЛЕДНЕГО ОБРАЗА,
ОБЕЗГЛАВЬ ПЕРВОЕ ВОСПОМИНАНИЕ,
ЗАЛЕЙ КРОВЬЮ МЫСЛИ,
СОТРИ В ПРАХ НЕВЫНОСИМЫЙ ЛАБИРИНТ,
ПОЛНЫЙ СНОВ, ЭТИ ЗАРАЗНЫЕ ИЗГИБЫ,
ЧТО РАСТУТ И РАСТУТ ВШИРЬ,
СЛОВНО СГНИВШИЙ НОСОРОГ
В ПРОЧНОМ ЯЩИКЕ.
Мы приноравливаем наш шаг к колебаниям его голоса, который все слабеет и слабеет, пока не затихает совсем в плотной тьме.
Пляж залит водой и словно стонет от близости терпкого океана. Едкая вода увлажняет сероватыми испарениями грунтовую дорогу. Почти рядом с нами проплывает рыбачья лодка. У человека, сидящего на веслах, вместо левой руки — чешуйчатая клешня, верхнюю часть черепа ему заменяет ржавая пластинка, а правая щека раздулась. Он машет нам рукой, чтобы мы вошли в лодку, и пристраивает для этого к борту толстую доску. Похоже, что-то мешает ему говорить — например, камешек во рту. Впереди тошнотворная вода залила немалую часть дороги. Мы вынуждены принять предложение и забираемся в лодку. Приложив палец к губам, рыбак показывает нам свой телевизор. Генерал сперва кажется задумчивым, потом воодушевляется.
ТАМ, ГДЕ НЕТ ОППОЗИЦИИ, НЕТ И ПОЗНАНИЯ! РЫБА НЕ МОЖЕТ ОСОЗНАТЬ, ЧТО ЕСТЬ ВОДА, ПОКА НЕ ВЫБЕРЕТСЯ ИЗ НЕЕ! КАК СОЛЯНАЯ СТАТУЯ МОЖЕТ ИЗМЕРИТЬ ГЛУБИНУ МОРЯ, ПОГРУЗИВШИСЬ В НЕГО?.. ТО, ЧТО НЕОБХОДИМО, ВОЗМОЖНО! ЛЮБАЯ ЖАЖДА НЕМЕДЛЕННО ТВОРИТ ВОДУ! СЕЙЧАС БОЛЬШЕ, ЧЕМ КОГДА-ЛИБО, Я ПРЕДЛАГАЮ ВАМ ПУТЕШЕСТВИЕ В НЕВОЗМОЖНОЕ!
Рыбак гребет в открытое море и, не выключая телевизора, кладет его в черный пластиковый мешок и привязывает к якорю, погружая, таким образом, в воду. Припухлость на щеке не мешает ему разговаривать с нами:
— Быстро! Скажите, что вам известно?
— Ничего. Мы утратили память.
— Правильно! Это вы и есть! Слова «Мы утратили память» — несомненный признак профессиональных убийц. Какое облегчение! Лжецы, безумцы и шарлатаны стали для страны настоящей язвой. Теперь трудно доверять людям. Надеюсь, вы вооружены.
— Мы? Вооружены?
— Правильно! Никогда не следует об этом спрашивать. Какой убийца путешествует без пистолета? Позвольте пошарить в ваших плащах.
— Зачем?
— Чтобы окончательно убедиться. В наши времена осторожность не повредит. Видите, ладонь моя раскрыта, в ней нет ничего. Я поищу в подкладке. Вот! Доказательство! У каждого из вас — пистолет с глушителем.
— Странно. Мы даже не знали, что носим с собой оружие.
— К чему продолжать эту комедию? Здесь нас никто не видит. Нет микрофонов, а телевизор, шпионящий за всеми, погружен в море, или, вернее, то, что от него осталось. Проклятому Генералу удалось отравить все воды, и вот они превратились в кислоту. Все, что осталось, — узкая прибрежная полоса, шириной не больше километра. Если мы, несчастные рыбаки, заплываем дальше, лодки растворяются в океане. Поэтому страна стала гигантской тюрьмой. Никто не может ни приехать, ни уехать. Как Генерал, только ради этой презренной цели, смог убить море — колыбель жизни? Все рыбы исчезли. На пляжах остались одни белые раки и морские ежи, которые все растут и растут — некоторые уже сделались размером с дом. Один мой старый товарищ, впавший в нищету, проложил себе путь между шипов, очистил панцирь от тошнотворной слизи и стал жить в нем. Сегодня целые деревни живут внутри отвратительных ежей. Смотрите на меня! Я потерял руку в борьбе с громадной акулой, а эта пластинка в голове напоминает о славном деле с китом: удар хвостом — и полчерепа как не бывало. Раньше никто не видал целого рыбака: одни больше, другие меньше, но все приносили дань морю, теряя по частям самих себя. А сейчас в деревнях полно попрошаек, к нашему общему стыду, там живут одни молодые рыбаки, целые и невредимые, даже шрама не отыскать. С кем им бороться? В наши дни не видно ни прекрасных вдов утопленников, ежевечерне смотрящих на прилив со слезами на глазах, ни героических сирот былых времен, мечтающих однажды отправиться на поиски острова потерявшихся лодок. Сегодня есть только расслабленные мальчишки, которым ничего не нужно от жизни. Они пробираются между черных игл, ни разу не увидев перламутрового блеска чешуи. Вот эти чешуйки на моих клешнях — больше, чем просто украшение. Позвольте показать вам живого рака — он у меня за щекой. Каждый рыбак днем и ночью носит во рту такое вот животное, чтобы не забывать: Генерал превратил нас в жалких ловцов раков. Мы знаем, что здесь ничего не изменить, и все же хотим заявить о нашем отчаянии. Желаете ли вы точно выполнить свой контракт?
— Какой контракт?
— Правильно! Вы профессионалы. Контракта не существует без оплаты. Вот этот чемоданчик — для вас. Там мои сбережения за много лет. Я дам вам вторую половину, когда вы убьете мать Генерала. Ее нельзя уничтожить.
— Если так, как же она сделается уязвимой для нас?
— Все знают, что она — не настоящая, это одна из теток Генерала, которую выдают за мать. Ежегодно убивают одну из них. Ну, а с этой Генерал, возможно, даже не знаком.
— Тогда какой смысл в нашей работе?
— Меня удивляет ваш вопрос, друзья мои!
— Хорошо, это нас не касается. Вы платите, мы делаем, что нужно, и кончено. (Мы — профессиональные убийцы, отрицать невозможно, все говорит об этом: отсутствие памяти, пистолеты с глушителем, бесцельные блуждания). Если надо убрать несчастную безумную женщину, мы совершим это. Но в общем-то, вы бросаете деньги на ветер.
— Нет. Символы реальнее самой реальности. Мы тоже не знаем, есть ли у Генерала мать. Иногда мы верим, что он родился от горы в Андах, осемененной молнией. Или что он родился зрелым человеком, — одна старуха семьсот лет вынашивала его в себе. Или что он появился в общей могиле, из гниющих влагалищ. Но неважно. Важно то, во что верит народ. А он убежден, что мать Генерала — девственница. Всякий раз, когда очередная сумасшедшая объявляет себя матерью Генерала, ее окружает толпа горячих, рьяных обожателей. Мы убиваем одну, но на следующий год возникает новая, как если бы это безумие воплощалось заново в другом теле. Убить одну из них — значит выразить глубинное возмущение, вонзить клинок справедливости в сердце страны. Генерал уничтожает наш океан, а мы, рыбаки, уничтожаем его матерей! Полное равновесие.
— Мы принимаем условия контракта и готовы приступить к выполнению. Когда и где?
— Это будет на побережье, вблизи от дороги. Чтобы усилить символический смысл деяния, вы должны стрелять прямо в сердце. Все остальное пусть будет неповрежденным. Если вы не пробьете сердце или пуля попадет в другую часть тела, мы не заплатим. Договорились?
— Договорились! Все пули направятся в сердце!
— Вам нужно высадиться на побережье и провести там ночь. Она приедет утром. Вот куски дерева, чтобы разжечь костер. Да пребудет с вами точность! Теперь надо вытащить из воды обязательный для всех телевизор. Проклятый хнычет, чтобы его пожалели. Но кто поверит ему?
МАТЬ МОЯ, ЖИЗНЬ МОЯ, ДУША МОЯ, СВЯТАЯ МОЯ, ВЕРЬ МНЕ, ПРОШУ ТЕБЯ, КЛЯНУСЬ ТЕБЕ НАШЕЙ СВЯЩЕННОЙ РОДИНОЙ: Я НИКОГДА НЕ ИСПРАЖНЮСЬ В ТВОЮ ВАГИНУ И НЕ ЗАСТАВЛЮ ТЕБЯ ПОЕДАТЬ МОЮ ТЕНЬ. Я НИКОГДА НЕ ВОТКНУ БУЛАВОК В ТВОЮ ПУХЛУЮ ПЛОТЬ И НЕ УКРАДУ МОНЕТ, СПРЯТАННЫХ У ТЕБЯ В ЗАДУ - Я НИКОГДА НЕ ОТРАВЛЮ ЗАРОДЫША В ТВОЕМ ЖИВОТЕ И НЕ ОБРЕЖУ ЧЕРНЫМ НОЖОМ РЕКИ ТВОИХ ГРУДЕЙ. Я НИКОГДА НЕ ПЕРЕЛОМАЮ ТЕБЕ КОСТЕЙ, НЕ ВЫРВУ НИ ХРУСТАЛИКОВ, НИ ЯЗЫКА. НИКОГДА, НИКОГДА Я НЕ ОБРАЩУ ТВОЕ ТЕЛО В КРОВАВОЕ МЕСИВО, КЛЯНУСЬ, ПОЙМИ МЕНЯ, РАЗ И НАВСЕГДА. МАМА, «ПРОСТРАНСТВО» — ЭТО МЕСТО, ГДЕ НАХОЖУСЬ «Я»! МАМА, «ВРЕМЯ» — ТО, ЧТО ПРИХОДИТ НА СМЕНУ «МНЕ»! МАМА, «СОЗНАНИЕ!» — ТО, ЧЕМ ЯВЛЯЮСЬ «Я»! Я ОТКАЗЫВАЮСЬ УМИРАТЬ, ПОГРУЖЕННЫЙ В ТВОЮ МАТЕРИЮ!
Рыбак уходит прочь. Свет от экрана бросает на его лицо мертвенные отблески. Мы усаживаемся на песке, ежась от холода, рядом с чахлым костром. Кажется, мы заснули. Заря, которая не приходит, окрашивает горы красным. Мы замечаем вход в пещеру, убранный бумажными цветами, приношениями, свечами и тысячами костылей. Возле нас сгрудились сотни паломников, словно большой свинцовой круг, и стонут. Здесь старые оборванцы, накрашенные проститутки, слепые, прокаженные, персонажи, насквозь пропитанные алкоголем. У всех широкополые шляпы, как у нас, все опираются на какие-то костыли. Бодрый старик открывает глаза, встает, хлопает себя ладонями по ляжкам, кукарекает по-петушиному. Народ просыпается и начинает яростно чесаться. Звук от трения ногтей по заскорузлым телам, умноженный эхом из гор, заставляет крабов телесного цвета бежать к морю, которое разъедает их, превращая в зловонную массу. Словно опьяненное стадо, мужчины и женщины направляются, толкаясь локтями, в сторону грота, без конца испуская жалобные вопли. Они повторяют одно и то же слово: «Святая, святая, святая.» Может быть, эти охваченные религиозным пылом люди способны видеть нас такими, каковы мы на самом деле. Попробуем заговорить с ними.
