Саперы решили вытащить ее, и когда сапер остался один, он, аккуратно раскопав мину, стал ее извлекать, а в это время разомкнулся контакт и сработала мина, которая была соединена полевыми проводами с миной, заложенной за дувалом. Местность с дувалом была подобранна духами намеренно. А сколько всяких подлян они наделывали по всему Афгану, не сосчитать.
Приходилось сталкиваться с отрядами наемников, хоть и не часто это бывало, но запомнилось надолго. У меня до сих пор стоит перед глазами эта жуткая картина с перевернутыми, горящими машинами и обгорелыми трупами.
Нас тогда подняли по тревоге, как обычно, но ротный, почему-то всех чижей отправил обратно, а нам по пути сказал, что наемники посреди бела дня обстреляли колонну наливников и сбили вертушку.
Через несколько километров на горизонте показался черный дым, а еще через какое-то время начали доноситься выстрелы. Мы разделились на две группы, два БТРа съехали с бетонки и поехали в обход, а два БТРа, в одном из которых был я, помчались по бетонке в сторону выстрелов.
Когда подъезжали к колонне, по нам влупили с гранатометов, но расстояние было большое, и гранаты легли метров 100-150 в стороне. Мы попрыгали с БТРов, чтоб не быть мишенью для прицела, и дальше стали пробираться перебежками. У нас было два ручных гранатомета, два АГСа (автоматический гранатомет), один НСПУ (крупнокалиберный пулемет, на базе ДШК), остальные с АКСами.
Приближаясь к колонне, мы увидели, что все машины горят, это были в основном МАЗы: половина из них валялись в кювете, остальные горели на бетонке. Колонна была не военная, и шофера были местные, из афганцев, а может советские таджики или туркмены, точно я не знаю, живых там не было. Вертушка была наша, она крутилась поблизости, и поэтому первая подлетела к колонне, но была сбита, а потом уже подъехали мы.
Не успели мы подойти, как по нам начали долбить с пулеметов и гранатометов, мы залегли за бетонкой. Было видно, что воюют не дилетанты, а натренированные боевики, они не давали нам даже голов высунуть из-за бетонки. И нам пришлось бы долго лежать там, если б не вторая группа, которая пошла в обход. Они долбанули по духам сзади, а те не ожидали этого удара и, потеряв нескольких человек, начали отходить к горам. А мы с двух сторон стали долбить по ним. Когда мы их увидали, то удивились, боевиков всего-то было человек пятнадцать, не больше, и они так конкретно разбили колонну из двадцати машин (шофера там тоже были вооружены), и сбили вертушку, да еще нам, сорока вооруженным военным, такой отпор дали. И можно сказать, почти все скрылись в горах, за исключением троих человек, которых мы замочили – они не ожидали, что мы так быстро появимся, да еще с двух сторон.
Один труп они забрали с собой, потому что он был белым, скорее всего, европеец, а двоих черных бросили, по ним не поймешь, кто они, наемники или нет. У нас было двое легко раненных, и то раны не пулевые, а осколочные.
Отходили они тоже профессионально, тремя небольшими группами, одна отходит, другие две прикрывают, и так, чередуясь, они ушли в горы. Пацаны, которые были в другой группе, сказали, что среди них были репортеры, которые снимали на пленку весь бой. Может даже труп, который духи утащили с собой, был трупом репортера.
Потом началась масштабная операция перехвата, прилетели вертушки, подтянули артиллерию и начали долбить по горам, но толку уже не было, наемники исчезли так же лихо, как и появились. А колонну разбили капитально, она шла без охранения, потому что дело было днем, и к тому же в двадцати километрах находились два полка. И вообще диверсии такого масштаба на бетонке было делом редким, духи не решались днем нападать на колонны, идущие по ней. Со стороны обстреливали – это было часто, но чтоб вот так в открытую, это поистине дерзкий выпад, ведь по бетонке постоянно мотались военные, сторожевые заставы были везде по натыканы, и вертушки туда-сюда летали. Такое могли учудить только наемники, или боевики, подготовленные на спецбазах в Иране и Пакистане, на границе вдоль Афгана этих баз было навалом. Больше с наемниками встречаться не приходилось, они в открытый бой старались не ввязываться, а действовали неожиданно и наверняка, чтоб не оставлять следов. А вот с духами – это дело другое, это наши родные. Приходилось даже разок побеседовать и взаимно помочь друг другу.
Как обычно рота выехала по тревоге в сторону старого Герата. Ротный сказал, что в кишлаке предположительно находится банда, разведчики доложили о каком-то передвижении в районе кишлака, но было темно, и поэтому на сто процентов они утверждать не могут. Кишлак был небольшой, мы его блокировали десятью БТРами, и решили ждать до утра. Утром должны были подлететь вертушки, обработать кишлак, а после мы уже его прочешем.
Наш БТР стоял возле дороги идущей в кишлак, а с другой стороны был небольшой овраг. Мы наставили в овраг растяжки и стали следить за дорогой. Ночь была лунная и дорогу более или менее было видно. Находились мы все внутри БТРа, пулеметы наставили в сторону дороги, а сами по очереди следили за ней в триплексы. Экипаж наш состоял из двух дембелей и дедов, тревожиться особенно было нечего, то ли есть духи в кишлаке, то ли их там нет, это не известно. Но волнение все же было, дембель как ни как в опасности. В то время действовал приказ – «дембелей на боевые действия не привлекать», но выполнять его не спешили, да и мы были не против, это лучше, чем в полку торчать, да и в рейдах время быстрей идет.
Просидели мы так часа два, накурились чарса, и стали распределять, кому и когда быть наблюдающим. Вдруг Шавкат крикнул:
– Духи на дороге!
Он сидел возле пулемета и увидел их в прицел. Мы обалдели, ни фига себе, они что погнали, идут в открытую по дороге! Потом Шавкат сказал, что они машут белой тряпкой. Мы подумали, и решили узнать, что они хотят. На встречу с ними пошли я и Шавкат, двое шли сзади метрах в десяти, чтоб нас прикрывать, если что, остальные остались в БТРе. А еще накуренные как удавы, я на изменах весь, в кармане две гранаты и автомат на взводе. Шавкату проще, накуренным быть – его нормальное состояние, он таджик и курил эту дрянь с рождения.
Духов было двое, и были они без оружия, Шавкат стал с ними о чем-то болтать, таджикский и афганский языки похожи. Я стоял рядом и смотрел по сторонам, от духов можно ожидать всего, поэтому расслабляться не следовало. Шавкат сказал, что духи просят выпустить их с кишлака, говорят, что завтра будет бой, а здесь женщины и дети, и они не хотят устраивать здесь бойню. Я сказал, что надо поговорить с мужиками, нам тоже не нужна эта бойня, сейчас пусть они идут с нами к БТРу, а там, если мы договоримся, один останется с нами, а другой пойдет передаст решение своим. Шавкат перевел это духам, они что-то ему ответили, но и без перевода было ясно, что они согласны, потому что другого выхода у них не было. Мужики, не долго думая, согласились выпустить духов, никому не нужна была эта перепалка, ни им, ни нам. Решили, что они выйдут по оврагу, а растяжки мы поснимаем. Один дух ушел в кишлак, а другой остался с нами, пока все не выйдут.
Часа через два-три вернулся второй дух, и сказал что в кишлаке никого нет, все женщины, старики и дети вышли с ними. Взяли мы с этих духов несколько лепешек чарса и отпустили на все четыре стороны. Между собой договорились никому из наших об этом не говорить, а то в то время нас не так бы поняли. А наутро вертушки пропахали кишлак, и пехота пошла на проческу. Одни мы шли спокойно, потому что знали, что там никого нет. Впервые за два года я шел в кишлак и не боялся, что кто-то выстрелит в меня из-за какого-нибудь дувала.
По возвращению в полк нам надолго расслабиться не дали, и на следующий день полк отправился в рейд на Иранскую границу – погонять караваны. В первую же ночь колонну обстреляли с гор духи, но урона никакого не нанесли и все остались целы. Немного постреляв по горам, мы двинулись дальше. Примерно в километре от места, где нас обстреляли, находился кишлак, и мы в него въехали. В кишлаке находились старики женщины и дети, мужчин не было. Полкач приказал пехоте вытащить на улицу всех стариков, чтобы у них узнать, где мужчины. Мы так и сделали, повытаскивали стариков, кого встретили, и построили их, потом полкач подозвал Шавката и попросил, чтобы тот побыл переводчиком. Командир спросил старейшин:
– Где мужчины, где твой сын, твой, твой?
Шавкат перевел, и старики ответили что-то, показывая в сторону гор.
– Они говорят что их сыновья там в горах, стреляют в вас, – перевел Шавкат.
Командир крикнул:
– Переведи, если хоть один патрон найдем в кишлаке, всех расстреляем!
И мы рассыпались по кишлаку, вламываясь во все дома без разбора и переворачивая все вверх дном. В помещении я увидел старика возле входа в другую комнату, завешанного какой-то мешковиной, этот старик, расставив руки, как бы загораживал вход. Я подумал, чего это он стал на входе? Может там что-то не так – и направился к нему, подошел и наставил ему в лоб дуло автомата, а он как стоял, так и стоит. И тут сзади подошел какой-то офицер с другой роты:
