Елена Александровна прикинула – до земли ей не достать, если даже спуститься на руках и стать на цыпочки. Но до выступа фундамента она, пожалуй, дотянется… А там и спрыгнуть можно.
Она села на подоконник, свесила ноги – нет, далеко. Обернулась, грузно легла на живот и стала потихонечку спускаться вниз. Но вдруг она почувствовала, что юбка и комбинация ползут куда-то вверх к подбородку. Только тут она заметила, что зацепилась подолом за пробой; попробовала подтянуться на руках – не вышло. Поболтала ногами – далеко ли до фундамента? Не достала… Юбка врезалась ей в ляжки и натянулась, как барабан, стукни – забубнит. Елена Александровна будто надсела, надавила задом, юбка с треском разорвалась, и она облегченно почувствовала – летит.
Удара вроде бы и не было; Елена Александровна вскочила и с криком повалилась наземь – коленку будто прострелило.
Сначала приехала «скорая помощь» – Павел Семенович вызвал по телефону. Но Елена Александровна наотрез отказалась ехать в больницу, пока представитель милиции не составит акта на месте преступления. Наконец появился Парфенов и, словно поджидая его, откуда-то вынырнула Зинка, и даже Павел Семенович вышел на крыльцо.
– Во-первых, он меня ударил по уху, – начала свое показание Елена Александровна представителю закона.
– А я тебе еще и по другому заеду! – крикнула Зинка, продираясь сквозь толпу зевак.
– Попрошу соблюдать порядок, – сказал Парфенов.
– А ты меня не проси! – кричала Зинка. – Ты вон кого проси! Ее!
Елена Александровна лежала на носилках, как та Клеопатра на софе – облокотясь, чуть запрокинув голову и прикрыв глаза.
– Она мужа моего спаивала… В постель к себе зазывала. – Зинка распахнула кофту, руками размахивала, как в драку лезла. – А у меня двое детей. Это как расценить?
– Тише, гражданка! Разберемся… Спокойно.
– Нет, товарищ участковый уполномоченный, спокойствия не будет! – торжественно, как с трибуны, произнес с крыльца Павел Семенович. – Вы ночью вместо дежурства рыбку ловили?
– Что такое?
– А то самое… Нам доподлинно известно. Вместо того чтобы откликнуться на призыв честных граждан, обуздать злостного хулигана, вы, товарищ Парфенов, личное удовольствие справляли. Вот к чему это попустительство привело… К увечью!
– Да перестаньте чепуху молоть!
– Нет уж, теперь-то я не перестану. Все инстанции пройду, но каждый получит по заслугам, свое. У нас демократия! – торжественно уперев палец в небо, Павел Семенович ушел.
Парфенов только головой покачал и начал составлять протокол.
На открытие охотничьего сезона собрался весь цвет районного охотсоюза. Для сбора, как всегда, выбрали Липовую гору – место сухое, открытое, с пчельником в липовой роще, на берегу озера Долгого, где в камышовых зарослях до самой осени хранились утиные выводки.
Директор совхоза, высокий, пухлогрудый Шинкарев, приехал на «газике» и привез ведро яиц. Пожарный инспектор капитан Стенин и участковый уполномоченный Парфенов прикатили на мотоцикле с ружьем и малопулькой – для стрельбы по дальней сидячей утке, если она к берегу не станет подходить. Павлинов прихватил с собой бредень Дезертира, который принес. ему капитан Стенин. Он выехал на «Волге» вместе с редактором районной газеты Федулеевым. Проезжая через Тимофеевку, последнее село к лугам, они решили завернуть на колхозный птичник. «Там еще убьем утку или нет – вопрос с закорюкой. А домашние, они вернее…»
За Тимофеевкой, уже на лугах, перед самым птичником они увязли прямо на мосточке. Вернее, в осушительном канале, через который было брошено четыре бревна, омываемые со всех сторон мутной водицей. Сели прочно, всем брюхом – и колес по ступицу не видать. Бросили машину, бросили бредень, всякую домашнюю снедь, взяли только ружья да по две поллитровки и топали по лугам аж до самого вечера.
На Липовую гору поднялись уже затемно. Возле пчельника вовсю полыхал костер и охотнички восседали на корточках и потирали руки.
– Сейчас я их оглоушу, – сказал Павлинов.
Он снял ружье и шандарахнул по верхушкам деревьев сразу из двух стволов: «Бум-бах!»
Моментально вскочили люди, бросились с лаем собаки и захлопали крыльями, загалдели, сорвавшись с деревьев в небо, грачи.
– Что за шум, а драки нету? – заорал, выходя на освещенную поляну, Павлинов.
– Тьфу ты, мать твоя тетенька! – хлопнул себя по ляжкам Шинкарев.
– Ты чего, Семен, чертей пугаешь? – сказал Стенин.
– Салютую, мужики! Охотничий сезон открывается… Сесть на свои места, – гоготал Павлинов.
– Надо пощупать – все ли места сухие? Никто не обмочился с перепугу? – сказал от котла егерь в фуфайке; его, несмотря на молодость, все звали почтительно Николай Иванычем.
– А где бредень? Где утки? – спросил Стенин.
– Бреднем шофер на канале лягушек ловит, а пекинские утки в газету улетели. Вот у кого спроси, у редактора, – Павлинов хлопнул по плечу Федулеева и загоготал громче всех.
– В таком случае вы нам не родня, а мы вам не товарищи, – сказал Шинкарев.
– Ах, так! Да мы вас гранатами закидаем. Р-рразойдись! – Павлинов выхватил два поллитра, поднял их кверху донцами и страшно выкатил глаза.
Федулеев вынул тоже два поллитра:
– Ну, как, принимаете?
– Дак с такой оснасткой не токмо в компанию, в рай можно проситься, – сказал капитан Стенин.
– Э-э, постой, мужики! А что вы варите? – Павлинов заглянул в котел и пошевелил ноздрями.
– Архиерейскую, – сказал Николай Иванович.
– Из чего? Из лягушек, что ли?
– А мы егерских подсадных уток ощипали, – ответил Стенин, и опять все загоготали.
– А рыба откуда?
– Из озера.
– Да вы ее чем, кальсонами, что ли, вытащили?
– Парфенов щук настрелял из малопульки.
– А может, из пистолета?
– Пистолет – оружие уставное. Не положено, – отозвался Парфенов, молчаливо стоявший в стороне.
– А ты чего такой снулый, как судак в болоте? – обернулся к нему Павлинов. – У тебя не вид, а компроментация охотничьего сезона.
– Ему выговор влепили, – сказал Стенин, – Полубояринов донос на него настрочил.
– Это который? Зубодер, что ли? – спросил Павлинов.
– А кто же.
– Энтот настрочит, – сказал Федулеев. – Он меня забомбил своими заметками. То черепицу почему не делают? Раньше делали – теперь нет. Пригласим, говорит, спецов из ГДР. Они знают толк в черепице…
– Ага. Выпиши ему из Америки клизму, а мы вставим, – сказал егерь.
– Уголь у нас перестали копать – опять заметка, – продолжал Федулеев, переждав хохот. – Он, мол, самый дешевый. У нас он в воде, а вон в Донбассе, говорит, с газом.
– Нанюхался газу-то от Марии Ивановны и очумел, – сказал Стенин.
– Сунул бы я ему вот это под нос и спросил: чем пахнет? – ввернул опять егерь, показывая кулак.
– Газ, мол, взрывается, а вода даже не горит, – рассказывал Федулеев. – И в Англии тоже, говорит, вода. Там копают уголь, а в нашей области нет. Почему? Я ему: Павел Семенович, это не в нашей компетенции. Мы же районная газета! А он мне – ты увиливаешь.
– Это все дискредитация и компроментация, – сказал Павлинов, закуривая.
– Нет, вы послушайте, – зарокотал Шинкарев. – Он меня учил, как удобрения доставать. В озерах у нас, говорит, илу много под названием сапропель. Его раньше земство со дна черпало, как нечистоты из уборных. А вы, говорит, брезгуете.
– Окунуть бы его самого в этот сапропель да за ноги подержать – вся бы дурь вышла, – сказал от котла егерь, схлебывая с ложки горячую уху.
– А за что Парфенова наказали? – спросил Павлинов.
– Там у них лабуда вышла. Соседи подрались из-за коридора. А Парфенов виноватый, что вовремя не разнял, – сказал Стенин.
– Стеганул бы ты его через газету, – обернулся Павлинов к Федулееву. – Склочник, мол, спокойно работать не дает.
– Сложно… У меня жена его работает главбухом.
– Подумаешь, какая шишка, – усмехнулся Шинкарев.
– Как-то неудобно, – произнес Парфенов. – Ведь он инвалид.
– Чего?! – спросил егерь. – Подумаешь, хромой. Да еще без костыля ходит. Он поболе нас с тобой заколачивает.
– Ты на мотоцикле ездишь, и то на служебном. А он на личном автомобиле, – поднял палец Шинкарев.
– Постой, а на него вроде бы жалобу подали соседи, что он незаконно отхватил часть общего коридора, – сказал Стенин Павлинову. – Вот и прикажи ему перенести дверь обратно.
– В том-то и беда, что по закону. Дура Фунтикова успела провести через исполком это решение.
– Катька, что ль?
– Она. На старости лет за инвалидами ухлестывает.
– Сладкую жизнь с Овсовым вспоминает.
– Га-га-га!
– Уха готова!
– Мужики, хватит трепаться! За дело. Где кружки? Федя, Коля, позовите-ка пасечника! Пусть меду сюда тащит. Да ложек деревянных… А то железными рот обожжешь.
На другой день пополудни Федулеев вызвал к себе в кабинет сотрудника газеты Сморчкова и сунул ему жалобу, подписанную Зинкой и Еленой Александровной.
