История врача-пульмонолога Жени Красиковой — особая даже для сегодняшней Туркмении. Ее попросили (попробовал бы кто отказаться от такой просьбы!) переписать Книгу Великого Яшули латинскими буквами. На туркменском языке![1] Женя переписала, отнесла. И там ее какой-то чин из администрации вдруг спросил: «Сколько лет Огуз-хан был падишахом?» Она ответила, как в книге написано, — 116 лет. Но добавила, что такое долголетие дается лишь героям сказок. Что тут поднялось! «Вы не уважаете нашу историю! Вы посягаете на священную книгу туркмен!..»
И нет теперь в Туркмении еще одного хорошего врача, а скоро не будет и гражданки Красиковой, и ее дочери Оли — задушевной, с детского сада, подружки Айдым.
— А что, разве тетя Женя не права? — спросила Айдым. — Если Огуз-хан правил 116 лет, то должен прожить как минимум 140 лет. А в то время люди умирали от инфекций, средний возраст был 35–40 лет. Даже сейчас уровень медицины не позволяет…
— Замолчи! — выкрикнула Сельби.
Айдым посмотрела на нее, пожала плечами и, как взрослая, заговорила не повышая голоса.
— Если будете требовать, чтобы я молчала, как немая, уйду из дома. В пустыню уйду, как Айдым из «Джан». Буду жить у чабанов, учить их детей русскому языку. Или уеду в Москву, и мы с Олей в университете будем учиться вместе. А вас мне жалко…
Айдым ушла в свою комнату и закрыла за собой дверь.
Абдулла и Сельби сидели как оглушенные.
— Кто скажет, что она только в пятом классе? — прошептала Сельби. — Боюсь, хлебнем мы с ней горя.
— Еще неизвестно, с кем мы больше горя хлебаем, — ответил Абдулла.
На другой день Абдулла явился в театр на двадцать минут раньше обычного. У входа стоял Таган — директор театра, он же главный режиссер.
— Пошли в кабинет, поговорим.
Они вместе учились в институте, было время, даже в одной комнате жили. Приводили девочек с улицы. Таган просил, чтобы Абдулла расхваливал его, говорил, что он знаменитый артист, сыграл уже Гамлета и Отелло, что его в Англию пригласили… прямо завтра улетает… Абдулла смеялся: Таган не понимал, что девочки с улицы, наверно, впервые слышат имена Гамлета и Отелло. И уж никак не может важничать перед ними человек, улетающий завтра в Англию… Для Тагана и в те юные годы главное было — пустить пыль в глаза.
— Ну, говори, что за дела у тебя на стороне появились?
Таган, подражая старым мастерам сцены, сейчас изображал строгого, но справедливого начальника — персонажа известной пьесы. Никто уже не помнил, был ли Таган когда-нибудь самим собой. Он весь состоял из заученных театральных штампов. Кто-то из старых друзей на пирушке спросил при всех: «Таган, а когда ты спишь, то кому подражаешь?»
— Где ты вчера пропадал. Мы тебя обыскались.
— Узнал, что репетиции не будет, — и ушел. Что-то случилось?
— Нумад заболел, а тебя на подмену нет. Пришлось снимать вечерний спектакль.
Абдулла обрадовался. Он-то уж думал, что…
— Вот черт! — выругался с облегчением. — Надо ж так совпасть. А что с Нумадом — совсем с ног свалился?
— С ним еще хуже — из театра вылетит, как из пушки. Сказал, что заболел, а сам в Стамбул рванул за товаром. Он у нас артист-мешочник, артист-челнок — ты не знал?
— Первый раз слышу…
Абдулла врал. В таком городе, как Ашхабад, ничего нельзя утаить, даже если очень захочешь. Тем более — челночные поездки в Стамбул за товаром. Многие, кто имел возможность, так прирабатывали. Но сорвать спектакль, сослаться на болезнь и умотать в челночный рейс — чересчур. Есть закон профессии — умирай, а играй. А тут — «за товаром»! Мало того, Нумад подставил и его…
— Черт с ним, с Нумадом, — сказал Таган. Он принял позу Интеллигента В Раздумьях — положил ладонь на лоб, потом сжал большим и указательным пальцами подбородок. — Думаю, ты знаешь, что я готовлю новую постановку.
— Слышал.
— Мне поручили поставить спектакль из жизни Президента.
— Поздравляю. Но недавно прошел слух, что слово «спектакль» запретят, верно?
Таган сдвинул густые брови.
— Президент — наш Вождь. Про Вождя не спектакли разыгрывать надо, а только правду показывать. Что, если я доверю тебе роль отца Вождя?
Таган умолк, наслаждаясь произведенным эффектом. Любой должен быть счастлив, получив такое предложение. А уж Абдулла так и вовсе осыпан милостями. Вчера — роль Гюн-хана, завтра — роль отца самого Вождя.
Абдулла молчал, сам не понимая своего молчания.
— Ты в последнее время мне сильно не нравишься, — сказал Таган. — Какой-то стал безразличный ко всему. Как старый друг предупреждаю — нельзя быть безразличным в наше время!
Абдулла спохватился.
— Я не безразличный, просто устал, дочка растет, подростковые проблемы.
Как хорошо говорить, ни словом не соврав, — усмехнулся он про себя. — И не сказав и полслова правды.
— Нельзя быть безразличным, — вещал тем временем Таган. — Ты должен усвоить одну истину — сейчас пришло время национальных идей, пришло время, когда надо служить национальному интересу! Я сам, моя семья, моя Родина, мой народ, мой Вождь — это совокупные национальные ценности, одно от другого нельзя отделить.
Абдулла смотрел на него с интересом. Вот как заговорил Таган. Где только слова выучил. У них там, среди начальства, политические спецкурсы проводят, небось…
— Мы даже можем назвать Вождя диктатором, если это соответствует национальным интересам. Не надо этого бояться. На начальном этапе независимости диктаторы могут сыграть историческую роль. Главное — диктатор из своих, а не из чужих. Ведь «меч не режет собственные ножны». Только у туркмен нет такого слова и понятия — диктатор. Туркмены испокон называют своих национальных лидеров сердарами — то есть воителями, вождями. Мы ничего не придумываем — мы возрождаем национальные традиции. У истоков любой национальной идеи стояла великая личность. И наоборот — национальная идея выводит на арену истории большую личность. Даже Сталина создала идея. Видимо, умные люди поняли: не сотворив кумира, не удастся вести народ в нужном направлении…
Слова Тагана постепенно превращались в ровный шорох осыпи мелких камней. Вдруг перед глазами возник пестрый камень, который летел вниз. Абдулла знает, кто там стоит, внизу, а Таган не ведает…
— Ты слушаешь меня?
— Да, слушаю…
— И что скажешь?
— Вот думаю, а что если нам «Гамлета» поставить? Ты — хозяин театра, я еще не стар для роли Гамлета, и Офелия своя есть. Скажи Джамал — она в пять дней похудеет на десять кило. Поставим вопрос ребром: «Быть иль не быть?» Самое время в эпоху национального самосознания, как считаешь?
Таган, сжав губы, смотрел в упор.
— Ты это серьезно?
— Разве я похож на шутника?
— А знаешь, чем это пахнет?
— Не знаю. Запах другой?
— Это ты поймешь, когда тебя самого заставят нюхать.
— А что, и на «Гамлета» запрет?
— Сейчас не время вопросов — сейчас время ответов на вопросы! Какую идею собираешься ты выразить, сыграв Гамлета в стране, только обретшей национальную независимость?
Сейчас Таган вошел в образ Ленина. Таким, каким его изображал знаменитый актер. Засунув одну руку в карман брюк, прошелся до окна и обратно.
— А знаешь, кто твой Гамлет, если взглянуть на него с позиций XXI века? — спросил он.
— Ну-ну… — усмехнулся Абдулла.
— Террорист — вот кто!
Абдулла опешил.
— Да-да! — разгорячился Таган. — Конечно, с долей условности, но…
Таган выдержал театральную паузу.
— Шекспировский Гамлет хочет отомстить дяде. А твой Гамлет кому должен мстить? Мы прозевали караван, проходивший мимо нас. Когда мы на сцену выводили в качестве спасителя Назара Чагатаева, именно в это самое время нашу империю разрушали изнутри. Ушло время бесполезных поисков, сплетен, споров, которые способны отвлечь внимание от высоких целей! «Быть иль не быть?» Перед кем ты собираешься ставить вопрос? Народ не хочет задаваться пустыми вопросами, народ хочет спокойной жизни. Нынешний туркмен уже не тот средневековый туркмен с безумной отвагой и горячей кровью. Не знаю, на пользу это нам пошло или нет, но факт есть факт.
А ведь он в чем-то прав, думал Абдулла, покидая директорский кабинет и вспоминая сборище в поселке у железной дороги.
Абдулла получил письмо от сына из армии. Обычно к нему ездила Сельби. На этот раз Хыдыр просил приехать отца. Значит, что-то случилось.
Абдулла был в войсковой части лишь раз, в самом начале службы. Поговорил тогда с командирами, они заверили, что к Хыдыру у них отношение особое, он и здесь будет работать по гражданской специальности. Так и сказали: по специальности. Сын прошлым летом окончил художественное училище, получил диплом оформителя сцены. Сам Абдулла в армии не служил, но по рассказам товарищей знал, что художников там ценят. Выкликали перед строем, и если призывник «по гражданской специальности художник», спрашивали: «Маркса — Ленина нарисовать сможешь? Тогда ступай в клуб».
