Его раны затягивались. Через три недели он был уже не в состоянии переносить шум и вонь. Разве жизнь перед несчастным случаем не превратилась для него в схему и не стала ему безразличной? Тогда же куда-то затерялась его жизнь, да и он сам. Сейчас жизнь была с ним, настоящая и реальная – жизнь калеки в клоаке. Только то парение, которое он узнал до этого несчастного случая, стало реальностью. Ему тогда казалось, что он не касается земли ногами, так оно теперь и было: он действительно больше не касался земли ногами.
Через четыре недели без всякого предупреждения его увезли. Однажды перед кроватью появились несколько мужчин со складными носилками, его положили на них и понесли.
– Куда вы меня несете?
– Мы должны доставить вас в реабилитационную клинику недалеко от Берлина.
– Кто вас послал?
– Если уж вы этого не знаете – то нам шеф ничего не сказал. Но если вы не хотите, можем оставить вас здесь. – Они остановились. – Так хотите или нет?
Они стояли в дверях той палаты, где он пролежал почти месяц. Нет, здесь он не останется, пусть его везут куда угодно.
Два месяца он провел в реабилитационной клинике. Привыкал к неподвижной и бесчувственной части своего тела, учился контролировать испражнения, не допускать пролежней, осваивал тренажеры и инвалидную коляску. Много времени проводил в воде, сначала в бассейне, потом в озере, на берегу которого располагалась клиника. Учась, он достиг заметных успехов и решил, что у него хватит воли и дисциплины, чтобы все заново покорить: воду с помощью купаний в бассейне, землю – на инвалидной коляске, неподвижность искалеченного тела – силой своих рук. Но когда у него уже в третий раз появился нарыв, обычный для людей, постоянно передвигающихся на инвалидной коляске, он понял, что уже никогда не сможет положиться на свое тело.
Он узнал, что транспортировку из Милана в клинику организовал его домашний врач, старый друг. Медицинская страховка покрыла эти расходы, как и его содержание в клинике. Когда понадобились деньги, чтобы купить белье, рубашки, брюки, книги, проигрыватель для компакт-дисков и сами диски, он связался со своим банком. Выяснилось, что его счет закрыт. Но чуть ли не назавтра ему были переведены и выплачены несколько тысяч марок. Через шесть недель пребывания в клинике ему исполнился пятьдесят один год. Утром ему принесли букет – пятьдесят одну желтую розу. На приложенной карточке стояли три буквы «Т», торговый знак компании по переработке и реализации какой-то продукции, не известной ему. После обеда пришел его старый друг – врач.
– Хорошо выглядишь. Даже более загорелым и здоровым, чем в прошлый раз. Когда это было? Года полтора тому назад? Или весной, на твоем вернисаже? Во всяком случае, хорошо, что скоро ты опять будешь дома.
– Не представляю, как буду жить дальше. Юте я не хотел звонить, но придется. Мне ведь полагаются пенсия по инвалидности, социальная жилплощадь и кто-то, кто будет ухаживать за мной, ну из этих, проходящих альтернативную службу.
– Я думаю, Юта уже об этом позаботилась. Она побеспокоится обо всем.
Они сидели на берегу озера, Томас в инвалидной коляске, его друг – на скамейке. Томас вдруг почувствовал, что нужно быть очень внимательным по отношению к тому, что тот говорит и спрашивает. Но им овладело любопытство, и он осторожно заметил:
– Кое о чем мне тоже хотелось бы знать.
– Все образуется само собой. Я считаю, что ты умно поступил, все поручив Юте. Тебе самому не нужно ни о чем беспокоиться. Скоро придут будни, и они будут нелегкими. – Друг положил руку ему на плечо. – Мне импонирует, что ты хочешь увидеться с Ютой лишь после того, как будешь в нормальной форме.
– И скоро это будет?
– Думаю, месяца через два. Я тут переговорил с врачами. Они считают, что твое состояние еще улучшится, и будет неплохо, если твое сердце еще немного побудет у них под контролем.
Друг оставил ему небольшую бандероль от Юты. Томас распечатал ее и нашел там каталог своей весенней выставки. Она действительно состоялась, и организовала ее Вероника в своей гамбургской галерее. Это была графика. Вероника собрала его наброски и зарисовки и выставила их на продажу по заоблачным ценам. Томас обнаружил также небольшую брошюру, якобы его авторства: «Мысли о строительстве фантастического моста через фантастическую реку». Это был доклад, который Юта сделала весной в Гамбурге от его имени. Он узнал те мысли, которые приходили ему в голову и которые он время от времени записывал в тетрадку; должно быть, Юта нашла ее и обобщила его мысли в форме доклада. Ее введение к докладу было сформулировано как вступительное слово. Юта сумела подать его публике как человека, который бежит от полнокровной жизни и отправляется в путь, чтобы, свободным и одиноким, глубже понять архитектуру мостов и придать ей завершенность форм. Поэтому и доклад делал не он. По ее мнению, максимум, на что он согласен, это перепоручить ей работу с рукописью. Поэтому и мост через Гудзон он не будет строить лично. Он поручит это ей, чтобы полностью посвятить себя проекту и не отягощать себя решением бюрократических, политических и финансовых проблем. Томас засмеялся: он никогда не ожидал от Юты, что она так ловко сможет его, Томаса, переработать и реализовать на рынке, при этом выхватив у него из-под носа мост через Гудзон. Да и Вероника тоже. И она продемонстрировала при его переработке и реализации талант, наличия которого он и не предполагал. Тут он просто расхохотался. Еще только Хельги не хватает!
Хельга приехала на новом «БМВ».
– Старый я сдала в качестве первого взноса за этот.
– Почему меня забираешь ты? Почему не приехала Юта? – Он, который раньше собирался раз-два и появлялся на вокзале или в аэропорту в самую последнюю минуту, еще со вчерашнего дня сидел возле упакованных чемоданов и ждал, когда Юта за ним приедет. Он был взволнован.
– У Юты забот полон рот. Ты что, не хочешь ехать со мной? Вызвать тебе такси или машину с водителем?
– Нет, ну а вдруг?… – Он посмотрел на свои неподвижные ноги.
– Если у тебя возникнут проблемы с катетером? Не переживай, что я, впервые в жизни вижу тебя в чем мать родила?! – Она рассмеялась. – Давай, садись, не задерживай людей и не мешай им работать.
Она вела машину быстро и уверенно, одновременно рассказывая ему о делах с клиникой.
– Через пару недель празднуем окончание строительства. Ты должен приехать и произнести речь. Тебе, кстати, сразу же придется заняться планированием аналогичных стоматологических клиник в Ганновере и во Франкфурте. Франчайзинг тут не пройдет юридически, но у меня есть одна мысль, как нам…
– Хельга!
– …добиться того же результата. Надо лишь…
– Хельга!
– Да?
– Я тебя обидел, когда просто так взял и сбежал?
– Все в порядке. Ты помог поставить клинику на ноги, со всем остальным мы прекрасно справились без тебя.
– Я не о клинике. Я…
– О других вещах пусть расскажут другие. Не то чтобы я сама не могла этого сделать, но это было бы нечестно.
Они попали в пробку, и поездка затянулась дольше, чем планировалось. У него таки возникли проблемы с катетером, и Хельга помогла ему умело, без отвращения и без сострадания, как будто это было самым обычным делом на земле.
– Спасибо. – Ему было стыдно. Эротика и сексуальность не умерли, как он порой надеялся, а порой боялся. Он просто не мог больше жить ими. Он был импотентом. Голова желала, а тело не могло. И то, что он не чувствовал позывов грешной плоти, не помогало. Не помогало и то, что Хельга была с ним холодна и держалась на расстоянии.
Инвалидная коляска четко вписалась в лифт. Хельга поднялась пешком. Когда лифт остановился, в дверях стояли Юта и Вероника.
– Добро пожаловать домой.
Он робко посмотрел на одну, потом на другую.
– Привет!
Вероника хотела покатить его коляску, но он предупредил ее движение и сам въехал в квартиру, а затем через арку на балкон. Глазам открылся столь знакомый вид на Шпрее и Тиргартен, на Бранденбургские ворота и рейхстаг. Новый купол уже был готов.
Он обернулся. В дверях стояла Юта.
– Где дети?
– У наших – летние каникулы. Мальчики в Англии, а Регула у моих родителей. Ваша малышка – у няни.
– А как вы… Как вы… Откуда вы друг друга знаете?
– Хельга свела нас вместе. Она просто однажды пригласила нас к себе.
Томас услышал, как Хельга поднялась по лестнице, зашла в квартиру и поздоровалась с Вероникой. Он повернул коляску и остановился перед Ютой.
– Мы не могли бы поговорить наедине? Дай мне объяснить тебе, как все произошло. Я не хотел сделать тебе больно. Я правда…
Юта лишь кивнула.
– Это все в прошлом. Тебе не надо извиняться. Давай-ка лучше поедем вперед. Веронике скоро уходить. – Она покатила его коляску, не обращая внимания на то, что он хотел это сделать сам, позвала Хельгу и Веронику, и они направились в соседнюю комнату.