«Беговой дорожки» здесь нет, поэтому я подпрыгиваю на месте: ноги врозь, хлопки в ладоши над головой. Когда это упражнение надоедает, перехожу к другим: попеременно разрабатываю грудные мышцы и делаю «альпиниста», потом приседания с грузом и выпады, потом отжимания — до тех пор, пока руки не подкашиваются и я не утыкаюсь лицом в ковер. Я предпочла бы более изнуряющую физическую нагрузку, но на сегодня и так сойдет.
Готовлю одежду на завтра, все подписанные Марго документы убираю снова в рюкзак. Жаль, что на дом ничего не задали. Я слоняюсь по гостиной. Мой взгляд падает на кипу газет, которые Марго складывает у входной двери, и я вспоминаю, что почти две недели не просматривала объявления о рождении детей.
Я хватаю газеты, листаю их, пока не нахожу нужную полосу. Данный раздел в первой газете вызывает разочарование. Ничего нового. Сплошь традиционная «классика» и новомодный бред: я бы кошку так не назвала, не то что ребенка. Моего имени, конечно, там нет, но я ищу не свое имя. Я просмотрела четыре газеты: три Александра, четыре Эммы, две Сары, куча имен, оканчивающихся на «ден» (Джейден, Кейден, Брейден — брр!), еще куча таких, что вообще не отложились в памяти, и одно, достойное висеть на моей стене. Я вырезаю его из газеты и хватаю свой лэптоп. Подключаюсь к Интернету, жду, когда загрузится стартовая страница. Через несколько секунд я уже смотрю на оформленный в розово-голубых тонах очаровательный сайт детских имен, который приветствует меня каждый раз, когда я выхожу в сеть.
В поисковой строке печатаю только что найденное новое имя — Пааво. Оказывается, это финский вариант имени Пол. Разочарование.
Мне нравятся имена. Я коллекционирую их: имена, их происхождение, значение. Имена коллекционировать просто. Они ничего не стоят, не занимают пространства. Мне нравится смотреть на них, воображая, что в них заложен какой-то смысл. Может, смысла в них нет, но мне приятно думать, что есть. Большинство из этих имен висят на стене в моей комнате дома. Дома — это там, где я раньше жила. Я коллекционирую только те имена, которые о чем-то напоминают. Хорошие имена, со значением. Не ту ерунду, что сейчас в популяре. Мне также нравятся иностранные имена; необычные имена, которые редко встречаются. Будь у меня ребенок, я выбрала бы для него одно из таких имен, но детей я не предвижу в своем будущем, даже самом отдаленном.
Я складываю газеты, убираю их на место, напоследок бросаю взгляд на кипу. Краем глаза выхватываю со страницы имя «Сара» и улыбаюсь, ибо мне сразу вспоминается один забавный случай, свидетелем которого я стала сегодня.
Между уроками я бежала к своему шкафчику, и мне пришлось спрятаться за углом, потому что я увидела Дрю и «Барби». Они о чем-то жарко спорили, стоя через два шкафчика от моего. Я решила из двух зол выбрать меньшее: лучше уж опоздать на урок, чем помешать их словесной перепалке. Мне ничего не стоит уклониться от его приставаний и толстых намеков, когда я сталкиваюсь с ним один на один, но мне совершенно не хотелось выслушивать непристойные предложения Дрю в присутствии его подружки. Это определенно новый пункт в моем вечно удлиняющемся списке ненужностей. Поэтому я прислонилась к стене и стала ждать, когда они уйдут.
— Дай мне двадцать баксов, — потребовал у нее Дрю.
— Зачем? — Очевидно, недовольство — единственная интонация, присущая ее голосу.
— Потому что мне нужны двадцать баксов. — Его тон подразумевал, что это вполне веская причина.
— Нет. — Раздался стук. Должно быть, она захлопнула дверцу шкафчика. Со всей силы.
— Я же отдам. — Нет, не отдашь.
— Не отдашь. — Умная девочка.
— Ну да, твоя взяла. Не отдам. — Выглянув из-за угла, я увидела, как он нахально улыбается ей. — Что? Я же честно признался.
— Иди у шлюх своих проси. — Ни фига себе.
— Ни одна из них не любит меня сильнее, чем ты.
— Не старайся. На меня, как ты знаешь, твоя идиотская улыбка, в отличие от всех остальных девчонок и женщин в школе, не действует. Так что забудь.
— Сара, ну чего ты ерепенишься? Все равно ведь дашь.
Сара. Я улыбнулась. Идеальное имечко: пресное, традиционное, абсолютно неоригинальное. А главное — оно означает «принцесса».
Сара шумно выдохнула, и я увидела, как она копается в сумочке. Серьезно? Неужели даст? Выходит, я его недооценила. А ее, пожалуй, переоценила. Не скажу, что у меня особо развито чувство собственного достоинства, но у нее самоуважения вообще ни на грош. Она достала двадцатку и сунула ему.
— Держи. Только оставь меня в покое. — Дрю схватил деньги и пошел прочь. — Не вернешь, маме скажу! — крикнула она ему вслед.
Маме? О.
Это маленькое открытие меня развеселило, но заставило усомниться в своих наблюдательских способностях. Как же я так опростоволосилась? Мы с моим братом Ашером тоже были горазды пререкаться, но наш порог враждебности находился на три уровня ниже, чем их.
Я бросила последнюю газету на громоздившуюся у двери кипу и вернулась к своему компьютеру, пытаясь придумать, что бы такое еще посмотреть в Интернете, чтобы убить время. В социальных сетях я больше не зарегистрирована, поэтому входить в них нет смысла. Можно, конечно, помучить себя: под именем и паролем Ашера залезть в сеть и справиться о людях, с которыми я некогда дружила. Нет, пожалуй, не стоит. Ничего не хочу о них знать.
За окном беспрерывно сверкают молнии, каждая вспышка, озаряющая небо, словно дразнит меня. Мой телефон на кровати, шепчет мне на ухо, будто бутылка виски завязавшему алкоголику. А дождь через окно продолжает насмехаться надо мной. Меня душит отчаяние, я готова выскочить и под ливень. Мне просто необходимо пробежаться.
Снова прыжки на месте: ноги врозь, хлопки в ладоши над головой. Упражнения с гантелями. Отжимания. Снова подъем груза. Допустим, «беговую дорожку» я здесь и не поставлю, но что-нибудь вроде боксерской груши приобрести можно, пусть даже портативное. Вряд ли Марго позволит мне повесить в гостиной громоздкий мешок, но я не привередлива. Соглашусь на любой снаряд, по которому можно бить.
Печенье. Нужно испечь печенье. Это самое лучшее средство от безысходности, не считая бега. Не совсем, конечно, но я люблю печенье и ненавижу то дерьмо, что продается в пачках — как раз его покупает Марго. «Орео»[1] вполне подойдет. Потому что это — «Орео», и, как бы вы ни старались, воспроизвести его нельзя. Чистую правду говорю. Я не один день провела на кухне, пытаясь испечь «Орео». Ни разу не получилось. В общем, «Орео» в самый раз, а вот фабричное печенье с шоколадной крошкой со сроком хранения шесть месяцев — это совсем другая история. Жизнь и так слишком коротка. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
Я роюсь на кухне Марго. Сама не понимаю, почему меня удивляет, что у нее нет ни муки, не пищевой соды, ни ванилина, ни вообще каких-либо ингредиентов, необходимых для печива. Правда, сахар и соль я нахожу, а также — о чудо из чудес! — набор мерных стаканов, но мне это мало что дает. В эти же выходные зайду в гастроном, решаю я. Без печенья — или без торта — я долго не протяну.
Смирившись, я съела полпакета «желейных бобов». Шоколадные оставила: они противные на вкус. Потом пошла в душ, чтобы смыть с себя дерьмо минувшего дня. Ожидая, когда кондиционер впитается в волосы, веду сама с собой увлекательную беседу. Делюсь впечатлениями о дурацком расписании уроков. О музыкальном классе, в который я угодила по жестокой иронии судьбы. Интересно, по нелепости он превосходит класс риторики? Вслух спрашиваю себя, есть ли в школе хоть одна особа женского пола, будь то школьница или преподаватель, невосприимчивая к чарам некоего блондина по имени Дрю. И отвечаю: Я. Ну и Сара, конечно, хотя ему, похоже, удается ею манипулировать.
Периодически я разговариваю сама с собой, дабы убедиться, что у меня все еще есть голос, — на тот случай, если захочу снова им воспользоваться. Я всегда планировала однажды вернуться в речевой мир, но порой сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет. Обычно у меня не бывает волнующих новостей, поэтому я просто повторяю имена или случайные слова, но сегодняшний день заслуживает внимания, и я прибегаю к полноценным предложениям. Иногда я даже пою, но это в те дни, когда особенно сильно ненавижу себя и хочу причинить себе боль.
Я залезаю в постель. Одеяло серовато-зеленое, с цветочным узором — точно такое, каким я укрывалась дома. Скорее всего, мама постаралась, а не Марго. Думаю, она никак не может понять, что я стремлюсь забыть ту свою комнату, а не таскать ее с собой. Я приподнимаю матрас, вытаскиваю спрятанную под ним толстую тетрадь. Скоро придется подыскать для нее более надежный тайник. Остальные тетради из этой серии лежат в глубине шкафа, в коробке, под потрепанными книжками в мягкой обложке и ежегодниками за предыдущие классы. У этой, что у меня в руках, черно-белая обложка, на которой красным маркером выведено: «Тригонометрия». Как и во всех остальных, первые несколько страниц — якобы школьные записи. Я беру ручку и начинаю писать. Заполнив три с половиной страницы, убираю тетрадь в тайник и выключаю свет. Интересно, какой новый ад готовит мне завтрашний день?
