– Что?!
– Я хочу. Чтобы. Отец. Думал. Что я. Жива. – четко сказала Вик.
– Зачем тебе это?
– Я люблю его, – просто сказала Вик. – Люблю и все. Хотя, честно говоря, любить его особенно не за что… Каждый год, поздравляю его с днем рождения. Посылаю открытку… Иногда он мне отвечает. Редко. И никогда не подписывает открытки. Слов нет, просто картинка. Три года назад это был Большой каньон. Пять лет назад – Статуя Свободы. Банальщина … Но лучше, чем ничего. Так вот, я хочу, чтобы он продолжал получать открытки после моей смерти. Конечно, вряд ли он заметит, если они вдруг перестанут приходить… Но… Исчезать бесследно противно. Чем-то напоминает сперму, высыхающую на простыне.
– Там как раз след остается… – вставил я.
– Отстань. В общем, я хочу, чтобы ты отправлял открытки моему отцу, после того как… Ну, сам понимаешь.
– Нет. Не понимаю. Называй вещи своими именами. Говори: после того, как я убью себя. Или: после того, как я умру.
– Зачем? И так все понятно…
– Если ты скажешь это, может быть, тебе станет понятнее, что ты собираешься сделать.
– Отстань.
– Я серьезно.
– Придурок.
– Я серьезно.
– Иди в задницу!
– Хорошо. Только учти один момент. Почти каждый самоубийца переживает один очень неприятный момент. И это не имеет никакого отношения к физической боли. Все дело в точке возврата. Когда делаешь шаг с крыши небоскреба и понимаешь, что уже ничего не исправишь. Никак. Никакими силами и молитвами. Ты понимаешь истинное значение слова «поздно». И последние мгновения жизни превращаются в бесконечно горькое сожаление о сделанном.
– И к чему ты это говоришь?
– К тому, что если ты даже не можешь называть вещи своими именами, это сожаление будет чудовищным.
Вик со скучающим видом посмотрела в окно. Потом зевнула. Потом принялась изучать облупившийся лак на ногтях.
– Ладно, мне пора, – я поднялся из-за стола.
– Оставь телефон.
– Может, хоть раз скажешь «пожалуйста»?
– По-жа-луй-ста, – сказала она так, что ее услышал весь зал. Даже два гомика посмотрели в нашу сторону.
Вик заметила это. Оттянула вниз левое веко и показала язык.[9]
Я взял ее за локоть, вытащил из-за стола и выволок на улицу.
– Ты мне руку чуть не сломал! – прошипела Вик.
– Чего ты так переживаешь? Собираешься убить себя, а волнуешься из-за перелома…
– Придурок.
– Придумай что-нибудь новое.
– Придурок.
– Все, пока! – я развернулся и зашагал к Ёёги-Уехара.
– Эй!
Я не обернулся.
– Дай свой телефон!
У нее был очень пронзительный голос.
Я закрыл за собой дверь. Хотелось одного – рухнуть в кровать. Ничего не видеть и не слышать. А главное, ни о чем не думать. При воспоминании о замерших людях в ресторане и уставившейся на меня маске бросало в дрожь. Не пора ли мне самому к врачу…
Я заставил себя принять душ. Потом сварил кофе и принялся отвечать на письма. Когда встал из-за компьютера уже начало темнеть.
Я отправился на кухню и перемыл всю посуду. Отличное занятие, если начали сдавать нервы.
После посуды принялся наводить порядок в квартире. Тоже помогает неплохо. Когда я закончил, голова была совершенно ясной. Исчез противный кисловатый привкус во рту.
Восковые фигуры в ресторане – лишь смутное воспоминание о давнем сновидении.
Сидя перед телевизором, я съел холодный удон, запивая лапшу пивом. По всем каналам в новостях твердили об одном и том же. В одной из школ Нагои одиннадцатилетняя девочка убила свою одноклассницу. Ножом для разрезания бумаги. На вопрос, зачем она это сделала, девочка ответить не смогла.
Показали растерянного сорокадвухлетнего отца убитой школьницы. По нему было видно, что случившееся он до конца не осознал. Я подумал, что осознать такое непросто.
Какой-то чиновник от образования выступил с речью о необходимости уделять больше внимания воспитанию подрастающего поколения.
Вспомнились слова Вик. Для девочки смерть была более чем неожиданной. Но это ни на что не повлияло. Нож для резки бумаги… И все. Неотвратимо и окончательно.
Все чаще кажется, что мир катится к концу. Даже дети начинают так легко убивать… Хотя, как ни парадоксально, детям это простительно. Они плохо понимают, что делают. Смерть им не понятна. Пустой звук. Слишком абстрактная штука для детского мозга. То ли дело взрослые.
Пора ложиться спать. Я здорово вымотался за день. Не физически. Морально. Вик со своими идеями о смерти, маска, убитая девочка… Слишком много для одного дня.
Особенно для человека, который не делает из смерти культа.
Уснул я сразу. Удивительно. Думал, что это будет нелегко. Все-таки впечатлений мне хватило. Но едва голова коснулась подушки, все мысли куда-то исчезли. И я начал проваливаться в темноту. Защитная реакция мозга…
Но толком поспать не удалось.
Телефонный звонок.
Я посмотрел на часы. Два часа ночи. Хуже ночного телефонного звонка – только ночной звонок в дверь. Никому не придет в голову сообщать хорошие новости ночью. С этим ждут до утра. Другое дело новости плохие. Они не терпят отсрочки. Забавно устроен мир. Хорошее никогда не торопится. Зато с плохим такая спешка…
Я взял трубку после шестого звонка. Этого и следовало ожидать. По бесконечно длинным проводам до моего уха добрался голос Вик.
– Спишь?
– Два часа ночи. Что я, по-твоему, должен делать?
– Откуда я знаю! Может, трахаешься.
– Как ты узнала мой номер?
– А мне вот не спится…
– Как ты узнала мой номер?
– Тебе не говорили, что ты жуткий зануда?
– Я сейчас повешу трубку.
– Проследила за тобой, узнала, где ты живешь. А дальше все просто.
– Ты следила за мной? – я нашел силы удивиться.
– Ночью ты соображаешь еще хуже, чем днем. Да, я следила за тобой. И что такого? Если бы ты не повел себя, как последний придурок, и оставил бы свою визитку, мне не пришлось бы тащиться за тобой в Накано.
– Понятно, – промямлил я. Возмущаться было не по силам. Ночью нормальные люди спят, а не возмущаются.
– Почему ты сбежал от меня?
– От тебя, пожалуй, сбежишь! – иногда я могу быть очень саркастичным парнем.
– Я сейчас прочитала, что подкожная инъекция большой дозы инсулина вызывает гипогликемическую кому. Знаешь, что это такое? Потеря сознания из-за отсутствия сахара в крови и быстрая смерть мозга. Чем больше доза, тем быстрее отъезжаешь. Можно за несколько минут… Или вот еще. Можно замочить сто граммов табака на несколько дней, потом…
– Очень интересно…
– Может, дослушаешь? – раздраженно сказала она.
– Еще пара таких идиотских звонков, и тебе не придется ломать голову над тем, как лучше расстаться с жизнью. Я все сделаю сам.
– Мне надо с кем-то посоветоваться.
– Только не со мной. Пожалуйста.
– У меня больше никого нет.
– В два часа ночи меня тоже нет!
– Хорошо-хорошо. Не будь занудой. Позвоню завтра. Пока.
И бросила трубку.
Несколько минут я тупо слушал гудки. Потом нажал сброс и повалился на подушку. Черт! Непохоже, что она по собственной воле оставит меня в покое. Разве что если сделать все, о чем она просит… Да, и такие мысли могут прийти в голову, если тебя будят среди ночи, чтобы сообщить о волшебных свойствах инсулина.
Я поворочался с полчаса, потом встал и сходил на кухню за пивом. Вытянул с книжной полки первую попавшуюся книгу и уселся в кресло. Нужно отвлечься. Думать по ночам занятие неблагодарное. Наутро все светлые мысли покажутся бредом.
Ночной я отличаюсь от дневного меня точно так же, как сам день от ночи.
Книга оказалась «Преступление и наказание» Достоевского. Очень актуально. Как раз то, что мне нужно, чтобы поднять настроение! Я давно заметил: если не везет, то не везет во всем. Но искать что-нибудь другое лень. Я открыл книгу…
После японцев самые сумасшедшие в этом мире русские.
Я читал, пока не начали слипаться глаза. Почувствовав, что больше не могу одолеть ни строчки, я выключил свет и хотел было перебраться на кровать, но…
Но тут произошло такое…
Я намертво примерзаю к креслу.
Ледяная струйка пота скатывается по спине.
Волосы на затылке шевелятся, как щупальца осьминога.
На кухне кто-то был.
Этот «кто-то» открыл холодильник, звякнул бутылками и захлопнул дверцу.
Потом послышались шаги. Легкие, мелкие. Словно шел ребенок.
Мне захотелось потерять сознание. Странно, никогда не считал себя слабонервным…
Дверь с тихим шуршанием поползла в сторону. Я едва не закричал. Вернее, не смог закричать. Просто сидел и беззвучно открывал рот. Наверное, со стороны был похож на огромного бестолкового окуня. Выпученные глаза и движения губами, будто пытаюсь заглотить весь воздух в комнате. Но в этот момент мне было не до того, как я выгляжу.
Закричал я чуть позже, когда увидел то, что стояло на пороге.
