— Так опасно? Я думал, что только митинги в центре… Я с Сашей общался, он говорил, что в нашем районе спокойно.
— Спокойно-то спокойно… Однако таджики целый день во дворах кучками сидят, не всегда здороваются. Среди них и «вовчики», и «юрчики». Они друг на друга-то бросаются, а мы для них вообще чужие стали. Нет прежней доброжелательности. По телевизору, правда, заверяют, что русских трогать не будут, но уже один раз заверяли. Мы в это не верим. Хулиганов молодых много появилось. Говорят, что квартиры стали часто грабить. Вообще обстановка неприятная. Даже не знаю, как объяснить… Смутно, что ли. В общем, я одна ходить боюсь.
— Что, на Сергее Викторовиче свет клином сошелся? Он что, нянька тебе? Если что-то волнует, обратись к моим товарищам. Ты их всех знаешь, они с удовольствием помогут. Саша говорил, что Абдулло Рахимович находится в самой гуще событий. Другие тоже никуда не делись. Да и Саша почти не работает, не откажет ни в чем. В общем, я не вижу проблем…
— Прошу тебя… Не торопись… Мне с Сергеем Викторовичем очень спокойно. Он многих знает, его в городе уважают. Для таджиков он Окил Мурабби[4] или что-то большее.
— Ладно, об увольнении пока ничего ему не сообщай, но все равно это придется когда-то сделать.
— Я думаю, он сам скоро попросит у тебя расчет. Они с женой, по-моему, собираются уезжать. Он прямо об этом не упоминал, но вторую свою квартиру продал. По всему видно, что готовится. Да и вообще, не только он — все на чемоданах сидят. Может быть, мне приехать? Я тут тебе подарок купила.
— За подарок спасибо, пусть будет сюрприз. Приезжать не надо, чуть позднее. Ближе к концу квартала. Сейчас у меня куча забот и хлопот.
— У тебя только дела в голове. Хочешь не меня видеть, а квартальные балансы. Ты, наверное, не скучаешь?
— Давай без лирики! Конечно, скучаю. Более того — волнуюсь. Однако у меня сейчас смуты не меньше, чем у вас в Душанбе. Приедешь — расскажу. Займись консервацией дела. Я в Душанбе, вероятно, появлюсь не скоро. Посмотри документы, лишние уничтожь… Банк и кассу обнули. Если надо, то напиши в налоговую письмо о временной приостановке деятельности. Про московские филиалы нигде не упоминай. Машину постарайся продать, скинь цену, чтобы быстро взяли. Одна деньги не получай. Кого-нибудь возьми с собой, лучше Сергея Викторовича. От аренды гаража в течение месяца откажись. Да, еще… Если Саша с Лидой продадут свою квартиру, то пусть поживут в моей. Офис тогда тоже ликвидируй.
— Чем же я буду заниматься? Я что, не нужна?
— Нужна. У меня тут предвидятся изменения. Надо будет вести бухгалтерию в Москве, будешь чаще ездить. Приезд планируй на июнь.
— Как долго… Знаешь, я тут твой подарок разбила.
— Какой?
— Ну Шиву эту многорукую, что ты из Африки привез.
— Она же из черного дерева. Как ты умудрилась?
— Сама удивилась. Она с серванта на пол свалилась и разлетелась на мелкие кусочки.
— Странно. Попробуй склеить.
— Попробую… Слушай, а может, поедем куда-нибудь отдохнуть? Лучше за границу. Многие у нас стали ездить в Турцию. Одежду покупают, для себя и для продажи, заодно и отдыхают. Ездят через Ялту по морю. Стамбул красивый…
— Прозондируй. Сейчас мне не до отдыха, а вот во второй половине лета — возможно. Спроси, что надо и сколько стоит. Наверное, какие-то визы нужны? Паспорт я тебе через Сашу могу передать… Ну, давай прощаться. Мне надо работать. Целую.
— Целую.
Разъединяя линию, Родик задумался: «Что за год такой? Все валится. А может, это не год, а начало полного развала страны, и все мои потуги напрасны? Будет голод, безвластие. Как в Гражданскую войну после революции. Все очень похоже. Царь всея Руси отрекся. Страна распалась. Дальше начнут под предлогом благих намерений друг друга резать. Потом установится власть. Опять грабежи и разбои… Тогда это затянулось почти на двадцать лет, а что сейчас? Может, надо собрать оставшиеся деньги и, пока не поздно, бежать? Коммунисты придут— я враг. Современные «демократы» придут — ограбят. И тем, и другим я не нужен. Разница только одна: первые сначала все отнимут, а потом ярмо на шею наденут, а вторые — отнимут все, затем дадут возможность заработать и снова отнимут под благовидным предлогом преобразований, а на самом деле для личного обогащения немногих, находящихся у власти. И так всю жизнь. Это и есть наш капитализм с его демократией, которая мало чем отличается от диктатуры пролетариата. Другой демократии еще для России не придумали.
Куда бежать? Выбор не велик. Европа или Америка. И там, и там придется начинать все сначала в чуждой среде, с языковым барьером, без места жительства, без гражданства. С женой, дочкой, родственниками. Всех прокормить надо, они здесь-то себя содержать не в состоянии. Опять же обязательства… Перед той же Оксой. Вряд ли с этим справлюсь. Нужно искать способ выживания здесь. Пробовать все возможное и невозможное. На первый взгляд так поступать ошибочно. Ведь растопыренными пальцами удар не наносится. Только сжатым кулаком. Однако я существую в условиях полной неопределенности. Кулаком можно попасть в пустоту или, как было с Танзанией, в кучу кем-то оставленного дерьма. Если уж суждено вляпаться в дерьмо, то лучше пальцем, а не всем телом. Надо вести наступление по всем фронтам одновременно. Другого способа нет, поскольку нет критерия победы. Есть только понятие выживания. Лучше в девяти случаях из десяти потерять все, а в одном — хотя бы сохранить имеющееся. Это позволит выжить. Остается еще надежда на успех, на победу.
Конечно, существует другой вариант— все бросить и пойти в наемный труд. Выбиться в руководители сейчас не составит труда. Обеспечить себе достойную зарплату — тоже. Выжить будет легче. Плюс там сейчас активно занимаются приватизацией, делят государственное имущество. Если убрать красивые слова, то воруют. Это очень напоминает Попандопуло из водевиля «Свадьба в Малиновке». Если социализм не возвратится, то есть возможность стать атаманом, руководителем предприятия и сказочно разбогатеть. Даже в нашем относительно маленьком институте ценностей на многие миллионы не рублей, а долларов. Причем вполне ликвидных ценностей. Про крупные заводы и говорить нечего. Но как не хочется туда возвращаться, хотя один из пальцев целесообразно запустить в эту сферу деятельности. Вдруг где-то можно в приватизации поучаствовать без ярма госслужбы? На крупные заводы соваться бессмысленно, там все схвачено. Не та у меня фамилия. А вот на провинциальные маленькие наведаться не помешает. Опять же, если следовать моей логике, то и это бессмысленно. Рано или поздно отнимут. Здания в кармане не унесешь. Правда, можно успеть продать, а деньги в швейцарском банке спрятать. Верные ленинцы так и сделали, но появился Сталин и отнял. Отнял и убил, а деньги растратил на, как сейчас ясно, никому не нужную индустриализацию и мировую революцию. Последователи пытались деньги вернуть, но не получилось. Какое-то время несколько сотен членов ЦК вполне сносно выживали, однако победы не добились. Сейчас новый круг. И я в этом круге, не обращая внимания на исторические уроки, хочу выжить, а если получится, то и победить. Наивно? Наверное, но ведь альтернативы нет. Может, это и есть жизнь? Может быть…»
Столь затянувшиеся размышления прервал телефонный звонок. Звонил Михаил Абрамович.
— Родик, ты дома? Я никак не могу до тебя дозвониться.
— А куда ты звонишь? В Израиле я.
— Не до шуток. Приезжай, противогазы прибыли. Их не разгружают. Надо решать с оплатами.
— Первые трое суток должно быть все бесплатно. А впрочем, звони Ключевскому. Пусть думает. У тебя склад есть? Нет, конечно. Нам что, противогазы дома складировать?
— Надо приемку осуществлять. Железная дорога все телефоны оборвала. У них жесткие сроки.
— Еще раз говорю — звони Ключевскому. Нам светиться на железной дороге еще рано. Да и что мы можем сделать? Он создал ситуацию.
— Я тебя не понимаю…
— Потом поймешь. Делай то, что я говорю. Через час буду в офисе. Запомни — мы за противогазы до поступления денег по контрактам ничего платить не будем. Так и скажи Ключевскому. Пусть сам разбирается. Ты осознаешь, что мы, наверное, попали? Лучше бы эти противогазы потерялись, а мы бы их сейчас искали, как это обычно на нашей железной дороге случается. Здесь по закону бутерброда — исключение: все вовремя.
— Не знаю, не знаю… Да, извини, с бездэем тебя. Желаю самого хорошего!
— Чего уж тут хорошего… Спасибо, хоть вспомнил о моем дне рождения.
Слушайся своей интуиции. Единственно правильное знание — это доверие к своему внутреннему чувству. Обрети мужество, чтобы следовать ему.
Ф. Мэтсер
Где-то за окном в черноте двора выла под раскаты весенней грозы собака. Небо, освещаемое зарницами, изливалось проливным дождем, хлеставшим в оконное стекло. Собачий вой перешел в визг.