— Никто же не соглашался. Говорили, что гарантийные письма и штрафные санкции несовместимы…
— Мало ли кто и что говорит. Наша недоработка, но простительная. Основная ставка была на Ключевского, а все остальное — подстраховка. Сегодня все наоборот.
— Если болгары откажутся от штрафов, то будем отправлять противогазы назад?
— Во-первых, не надо думать о худшем, а во-вторых, на голом поле на дерево не влезешь. Постараемся найти других покупателей. А если нет… На нет и суда нет.
— А как с оплатой простоя вагонов?
— Подумаем. Ключевского потрясем, я кое-что оплачу — мне Гриша еще немного денег вернул. От Ключевского гарантийные письма дадим, он грузополучатель. За хранение сам будет платить, в конце концов, кредит в банке может взять. Товар здесь. Думаю, любой банк под наличие товара и его платежки с исполнением кредит даст. Обделался — пусть сам отмывается. Я уже ему объяснял степень ответственности, выраженную в деньгах и моральных издержках. Сумел ошибиться — умей и поправиться, а не умеешь — навек в дураки попал. Народная мудрость. Представь, Миша, как на нас будут смотреть, когда вся Москва узнает, что мы товар на три миллиона долларов отдали. Да еще за это доплатили.
— Может быть, ты и прав. Не забудь, что завтра надо переправить документы в Душанбе.
— Помню. Все… Адмиральский час пробил — пора таскать мебель. Я сейчас к вам присоединюсь.
Чудеса в решете: дыр много, а вылезать негде.
Народная мудрость
— Пончик, — прокричала телефонная трубка, — как дела?
— На войне как на войне — отозвался Родик. — Как у вас?
— Все по плану. Хочу к тебе привезти пацанов. Ты что, на «вы» перешел?
— По привычке, приезжай в любое время. Я в твоем распоряжении.
— Да мы тут рядом. Если не возражаешь, то зайдем.
— Заходите, — кладя трубку на телефонный аппарат, согласился Родик, а сам подумал: «Как все одинаково. Те не доверяли и появлялись без предупреждения. Эти хоть и предупреждают, но, на всякий случай, не дают временного зазора. Вдруг я милицию предупрежу или еще что выкину. Примитивно… Ведь если я захочу, то могу массу способов придумать. Техника очень далеко ушла… Ладно. Надо идти встречать, а то охранник их не пустит. Еще обидятся…»
Выйдя из кабинета, Родик издалека услышал знакомый вопрос охранника и крикнул:
— Это ко мне. Пустите!
Мимо охранника, приветливо улыбаясь, проследовал Мур в сопровождении двух мужчин, разглядеть которых Родик в слабоосвещенном коридоре не успел. Он попытался протянуть руку для приветствия, но Мур, приобняв его за плечи, пресек эту попытку. Такой жест несколько смутил Родика, и он, чтобы замять неловкость, сказал:
— Мы переезжаем в новый офис. Часть мебели уже перенесли, ребята там обустраиваются. Я здесь один…
— Далеко переезжаете? — настороженно спросил Мур.
— Рядом, в соседний подъезд, на второй этаж. Поговорим, а потом я покажу нашу новую обитель. Рассаживайтесь, стулья пока еще остались.
— Не буду буксовать. Предварительные договоренности у нас есть, — начал Мур. — С этого момента, Родион Иванович, все вопросы ты можешь адресовать Алексею. Связь в любое время дня и ночи. Он тебе расскажет, как это делать. Алексей — конкретный мужчина. Ты это поймешь, Родион Иванович, в процессе общения. Я объяснил ему, что ты человек для меня не посторонний, но вмешиваться в ваши отношения не буду. Вы почти ровесники и, думаю, общий язык быстро найдете. На этом я вас покидаю. Еще раз повторяю: все вопросы задавай Алексею. До свиданья.
Мур поднялся со стула и, как бы не замечая немого вопроса Родика, вышел из кабинета. Воцарилась напряженная тишина, в которой отчетливо было слышно, как хлопнула входная дверь.
— Так… — протянул Родик. — Вообще-то вопросов у меня много. Опыта такой э… э… работы у меня нет. Если вы не возражаете…
— Родион Иванович, давайте сразу договоримся: мы к вам на работу не нанимаемся. Мы ваши партнеры, участвующие в прибылях.
— Да? И в каких процентах? — растерялся Родик.
— С учетом ваших рекомендаций — пять процентов.
— А как будем их считать?
— Мы вам полностью доверяем.
— Доверяй, но проверяй. Я бы не хотел, чтобы возникли подозрения, даже малейшие. Может, лучше обсудить какую-нибудь ежемесячную сумму?
— Мы же договорились, что взаимодействуем как партнеры.
— Вы это предложили, но мы еще ни о чем не договорились.
— Мы думали, что договорились. Если вы не хотите договариваться, то мы пойдем…
— Я просто рассуждаю вслух. Меня беспокоит способ расчета. Что делать, если прибыли нет? Так ведь бывает.
— Вы и ваши партнеры, с которыми, кстати, мы хотим познакомиться, никаких средств ежемесячно не получаете?
— У нас есть ежемесячная зарплата. От такой формы взаиморасчетов вы же отказываетесь…
— Если прибыли не будет, то и оплаты не надо.
— А обращаться к вам при этом я имею право?
— Конечно.
— Кстати, по каким вообще вопросам к вам можно обращаться?
— По любым. Мы даже способны помочь и в коммерции, и в кредитах. Не думайте, что мы ничего не понимаем — у нас высшее образование. Я и, кстати, познакомьтесь, Игорь, закончили Институт физкультуры. Мы с вами в каком-то смысле братья по несчастью. Так жизнь повернулась. Ведь, как мы знаем, вы коммерцией не так давно занимаетесь.
— Как считать… На войне год — за три, а в этой жизни…
— Мы не об этом. Вы сильно не парьтесь. Начнем общаться, а там видно будет.
— Я так не привык. Мне хотелось бы расставить все точки над «i», а то по моему опыту…
— Что мы не расставили? Пять процентов от прибыли вас устраивает?
— Устраивает, но…
— Вот и хорошо. Слова сказаны. Непоняток нет.
— Хорошо, договорились… — поняв, что послать этих людей ко всем чертям он уже не может, согласился Родик. — Пойдемте, покажу вам новый офис и познакомлю с моими партнерами.
Мы часто приписываем обстоятельствам то, чему сами являемся причиною.
Джерандо
— Родик, Михаил Абрамович сообщил, что ты надумал закрыть мое направление. Это правда? — накрывая к ужину, спросила Лена.
— Громко сказано… Какое там направление? Развлекуха. Она тебя от дома и воспитания ребенка только отвлекает. Конечно, приятно по заграницам мотаться и ни за что не отвечать. Я после того нашего совещания, когда ты вместе с Юрой всех убеждала в рентабельности, подсчитал: прибыли от твоего, как ты называешь, «направления» нет. Только проблемы.
— Думаю, что прибыль есть, и проблемы я сама все решаю.
— Ты не думай, ты считай. Только все считай. А еще учти долю своего «направления» в общем обороте. Если ее вообще можно назвать долей. Скорее, это в пределах погрешности — ноль. А вот во временных затратах — действительно доля. Причем в ней львиная часть моего времени. В общем, развлекухе — конец. Лучше сиди дома. Я хоть сыт буду, и ребенок под приглядом. У Наташи начинается переходный возраст. Домашний теленок лучше заморской коровы.
— Надоели твои прибаутки. Ни к селу ни к городу они у тебя. А как же налаженные связи, обещания?
— Никак. Ты что, кому-то должна?
— Нет, но…
— Так в чем вопрос?
— Мы тут один завод подключили, очень интересный. Директора заинтересовали…
— Какой завод? Мне никто ничего не говорил.
— Да тут… под Москвой. Недалеко от моего родного города. Они бусы делают, народный промысел. До революции «Русское Мурано» назывался.
— Ну и забудь про этот завод.
— Не так все просто. Мне его очень серьезные люди через маму порекомендовали. Мы уже много чего наобещали. Обидятся… И мама обидится. Ты и так к ней не приезжаешь.
— О-хо-хо, еще и тещу приплели… Завод, говоришь… А большой?
— Да нет. Человек двести работает.
— Интересно… Тут у меня всякие мысли о приватизации бродят. Надо на этот заводик подъехать. Бусы их меня мало интересуют, а вот помещения… Сегодня вторник… Договорись на четверг о встрече с директором. Мы с Юрой к нему подъедем. Если производство достойное, то я его лучше, чем ты, заинтересую. Бусы — это чепуха. Возможен иной расклад…
— О чем ты?
— Рано говорить. Надо сначала с директором пообщаться. Юру запустим на производство, пусть бусы изучает. Чем черт не шутит… Вдруг там действительно что-то уникальное и Юре это поможет вылезти из такой же проблемы, что и у тебя.
— Ты и Юрино производство хочешь закрыть?
— А что делать? Я деньги печатать не умею! Я их с трудом зарабатываю и, как ни обидно, слишком легко теряю. Социализм кончился, каждому по потребностям никто не дает. Да и вообще никто ничего не дает, только пытается отнять. Кроме тебя, это, по-моему, все давно поняли. Благотворительность — благородное дело, но у нас на нее нет средств. В будущем — посмотрим. А сейчас не до жиру, быть бы живу.
