– Сдурели, что ли? – опешил я. – Я вас не просил этого делать!
– Да ладно тебе, мы их чуть-чуть, даже носы не расквасили. Так только, по корпусу, чтоб без следов. Они про нее и не знают ничего. Говорят, с неделю назад появилась, прилипла как банный лист, да и напросилась на открытие. А «Урал» она у этого… как его?.. гитарюги взяла, купить, вроде, собиралась.
– Слушай, хватит мне без спросу помогать. Не надо, понял?
– Э-эх, – тяжело вздохнул Толик. – Хрен тебя поймешь. Ладно, действуй.
В лагере, похоже, и не волновались по поводу моего отсутствия. Соревнования закончились, байкеры оставили свои мотоциклы и расселись вокруг костра. Тихо потрескивали полусырые дрова, слышалось мелодичное пение Семена и нестройное подпевание его пьяных товарищей.
… Этот парень был из тех, кто просто любит жизнь,
Любит праздник и громкий смех, пыль дорог и ветра свист.
Он был везде и всегда своим, влюблял в себя целый свет,
И гнал свой байк, а не лимузин, таких друзей больше нет…[21]
Я искал глазами Веру и не находил. У костра грелись Ефим, Андрей, Бакен, Стилет, питерский гость и Вагнер. Невдалеке томились их мотоциклы, но нашего «Урала» среди них не было, как и байка Микки, а также «Чезета» и «Явы».
И в гостиной при свечах он танцевал, как бог,
Но зато менялся на глазах, только вспомнит шум дорог.
– Слышь? – я тихонько потянул Ефима за рукав. – Слышь? А где Вера?
– Что? Тише!.. – шепотом сказал он. – Они с Миком куда-то поехали.
– Вдвоем?
– Ну да, а Джонни с Кириллом домой свалили. Тихо!..
Все, что имел, тут же тратил, и за порог сделав шаг,
Мой друг давал команду братьям, вверх поднимая кулак!..
Я отошел в сторону, потому что не хотел никого видеть. Злость во мне перерастала в самую настоящую ярость. Неужели Денис ошибается, и Вера на самом деле променяла меня на ковбоя? Может, он силой утащил ее? Но не с мотоциклом же вместе! Значит, Вера все-таки меня предала. Сознательно.
Я чуть ли не физически ощущал, как мой живот превращается в ледяной ком. В голове пульсировало одно единственное слово. Предала, предала, предала…
Ты летящий в даль, в даа-а-аль ангел,
Ты летящий в даль, в даа-а-аль ангел…
Ты один только друг, друг на все времена,
Не много таких среди нас.
Ты летящий в даль беспечный ангел…
От устья реки приближался рокот моторов. Едва различимый вначале, он быстро нарастал, и скоро я внутренне напрягся, увидев два приближающихся одиноких огонька в темноте. Через несколько секунд они превратились в силуэты, и вот уже в десятке метров от нас остановились «Вояж» Микки и «Урал» Марка с восседающей на нем Верой.
Я не стал поднимался с места и продолжал сидеть, уставившись на огонь. Злость на Веру была настолько сильной, что я боялся пошевелиться – в противном случае я бы за себя не отвечал. Краем глаза я заметил, как Микки снял Веру с мотоцикла и повел к костру.
На вид Вере было совсем плохо. Она пошатывалась, и казалось, что ее вот-вот стошнит от выпитого пива с водкой, жирного шашлыка и тряски на мотоцикле. Микки был явно чем-то недоволен, хоть и старался держать себя учтиво по отношению к ней. Но когда Вера, толкнув его, отшатнулась ко мне, он стал чернее тучи и отсел в сторону. Что с ними? Неужели это то, чего я больше всего опасался? Измена?
Сёма продолжал петь. Присев рядом, Вера откинулась ко мне на грудь. Я машинально обнял ее сзади, за что тут же обругал себя. Мне следовало холодно отстранить ее, не удостоив даже взглядом. Дурак! Дурак!
Видимо, почувствовав мое состояние, она полуобернулась и заглянула мне в лицо.
– Малыш, – глупо улыбаясь, прошептала Вера. – Я тя… очень-преочень. Веришь?
Ну, спасибо, родная. Знаешь ли, очень приятно услышать это из пьяных уст. Особенно после всего, что произошло. Еще бы во сне мне в чем-нибудь призналась.
Однако Верина фраза разозлила не только меня. Микки тоже не находил себе места. Будучи пьян, он стал наглее некуда:
– Вера, – зашипел он, и мне почудилось, что у него встопорщилась бородка. – Брось этого придурка, слышишь? Тебе говорю.
Я посмотрел на Веру – лежа на мне, она бездумно улыбалась ему в ответ.
– Брось его.
Сердце стучало, как колеса поезда, пущенного под откос. Тяжелое дыхание, вырывающееся у меня изо рта, на холодном апрельском воздухе превращалось в клубы пара, но я не видел их – мой взгляд был прикован к Мику. Пальцы в рукавах куртки медленно сжимались в кулаки.
– Эй, – Мик ерзал на месте. – Вера, ты меня слышишь?
Моя подруга отрицательно покачала головой, на лице у нее закрепилась ехидная улыбка подвыпившей женщины, которая во все времена сводила мужчин с ума.
– Тебе до него далеко, – высокомерно заявила она.
Даже дурак бы понял, что она раззадоривает его. Но не ковбой-Микки – он вдруг вскочил на ноги и выхватил у меня Веру. Ловким движением взвалив ее на плечо (и откуда только сила взялась?), он злобно ощерился в мою сторону и быстрой походкой направился к мотоциклам. Остальные байкеры наблюдали за нами с интересом и некоторой растерянностью, вызванной, вероятно, стремительностью происходящего.
Вера вначале было вскрикнула, оказав вялое сопротивление, но вскоре затихла и безвольно повисла на плече похитителя. Я дрожал всем телом, меня переполняла ярость. Утонув в горячем океане злобы, я почти ничего не видел вокруг – голова налилась свинцовой тяжестью, дыхание сперло, где-то глубоко внутри меня рождался рык обезумевшего зверя.
Мик, тем временем, подошел к мотоциклу и переложил успокоившуюся Веру на заднее сиденье. Напряженная тишина, повисшая в воздухе, была разбита моим криком:
– АААААААА!!!!
Я не помню, как вскочил на ноги, как за несколько мгновений преодолел расстояние до мотоциклов. Помню лишь удовлетворение, сравнимое разве что с оргазмом, когда мой кулак со всего размаху врезался в рожу обернувшегося Микки. В этот удар были вложены все мои ярость, боль и стыд за этот вечер. Казалось, что им я смогу зачеркнуть эти чувства, передать их кому-то другому.
Не понимаю как, но Мик выдержал этот мощный удар. Он тряхнул пару раз головой, отчего кровь, заструившаяся у него из носа, растеклась по лицу, и хищно улыбнулся. В следующее мгновение я чувствую резкую боль в области живота и, отлетев на землю, слышу треск ломаемых ребер из-за неудачного приземления на камни.
Оставив Веру и мотоцикл, Мик приближается и бьет меня ногой в голову. Острый носок сапога впечатывается чуть выше виска. Вероятно, только ярость, питавшая меня в тот момент, помогает сохранить сознание. Байкер уже хватает меня за волосы, чтобы другой рукой ударить в лицо, но я изворачиваюсь, оставив между его пальцами приличный клок своей шевелюры, и тут же впиваюсь зубами в его руку. Сжимая челюсти, изо всех сил, я чувствую, как мне в рот стекает горячая соленая кровь, еще больше распаляющая мою лютую ненависть. Теперь до меня доносится уже его крик.
Ничего не видя перед собой, на ощупь, обеими руками я цепляюсь в голенищу его сапога, разодрав руку о шпору, и дергаю на себя. Он пошатывается, но удерживается на месте, наклоняется и с размаху бьет меня кулаком в лицо. Следом прилетает второй кулак, за ним опять… Тяжелые удары, врезаясь в губы, нос, щеки, челюсть, гулко отдаются в где-то в затылке. Стараясь не обращать на боль внимания, я умудряюсь пнуть его прямо в голову, по-прежнему лежа на земле. Наши руки и ноги беспорядочно мелькают в воздухе, и становится уже непонятно, кто кого избивает.
Руки, вцепившиеся мне в спину, шею, плечи… я продолжаю молотить вокруг, не чувствуя правой руки.
– Стоять! Хватит, я сказал!
Я весь дрожу от напряжения. Убить или умереть. Но лучше убить!
– Успокойся, Паша! Угомонись!
Перед глазами постепенно проясняется. Меня со всех сторон обхватили байкеры, а я продолжаю вырываться. Невдалеке я вижу Микки точно в таком же положении. Лицо у него красное от крови и ярости.
– Я убью тебя, сука! – хрипит он. – Отпустите, отпустите меня, бля!
Он опять попытался вырваться, но бесполезно – его крепко держали. Я с удовлетворением отметил, что лицо у него теперь уже не такое смазливое. Из носа у него текла кровь, которая, пропитав бородку, делала ее жалкой и смешной, на лбу у него набухала здоровенная шишка, а правый глаз заплыл синевой. Думаю, что я выглядел не многим лучше, но в тот момент я испытывал лишь животную радость, видя своего израненного соперника.
Точку в схватке ставит Вера. Усевшись на мотоцикле Мика, она радостно хлопает в ладоши, глядя на меня.
В лагере байкеров по-прежнему горит костер, поют песни. Мотоциклисты пытаются веселиться, допивают остатки пива, но в воздухе повисло напряжение – наше столкновение не прошло бесследно. Кто-то пытается завести разговор о единстве, но тот не клеится. Вагнер с помощью своего авторитета все же разбивает лед, и почти нехотя начинается беседа о будущем мотоклуба – тату-салоне, байкерском кафе, клубной мастерской и других несбыточных надеждах.
