Ознакомительная версия.
Они отправились в противоположную от вольеры сторону, вглубь пустынной аллеи. Когда вошли под деревья, Марина Никитична произнесла негромко:
— «Жизнь вернулась так же беспричинно, как когда-то странно прервалась».
Топилин улыбнулся. Почему-то мать выбрала именно эти стихи, именно эти строчки Пастернака. Она и раньше, случалось, так делала: прочитывала не все стихотворение, а только кусочек: строфу, пару строк. Чтобы сын сам вспоминал остальное.
— Помнишь?
— Наизусть уже нет, — признался он.
— Это ничего, вспомнишь, — и прочитала еще немного. — «Я на той же улице старинной, как тогда, в тот летний день и час».
«Вечером почитаю», — подумал Топилин, и она сказала:
— Вечером почитаешь.
Ощущение детства — явственное, как ее рука, покоящаяся в сгибе его локтя, — переполняло Топилина. Вот они идут вдоль притихших деревьев, мама говорит то, о чем он сам только что подумал, — и он ни капли не удивляется: так уж устроен этот мир, пронизанный ею насквозь.
Он собирался сказать ей «спасибо» — за хрустальное детство, за тонкие грани его. «Только детство и было настоящим». И еще много чего следовало сказать.
— Саш, тебе не холодно без шапки?
— Нет, мам, нормально. К пруду пойдем?
— Далековато. Вдруг сестре нужно будет отлучиться.
— Позвонит, дождется. Мам… Персонал тут грамотный.
— Давай лучше прямо, по алее.
Залитый туманом день словно зажмурился, чтобы верней насладиться звуками: все они были чисты и приятно выпуклы, каждый хруст, каждый шорох.
— Я на этот раз так испугалась, — вздохнула она. — Сильный был приступ. Лет десять такого не случалось.
— А последний? Когда он был-то? В позапрошлом году? Тогда ведь тоже…
— Нет, на этот раз сильнее. Я даже зеркало прикладывала, пока машину ждала. И, видишь, неожиданно легко закончился.
— Что врачи говорят?
— А что они скажут? Говорят, что лечат успешно. Раз приступы не учащаются. Наверное, так и есть. Приступы действительно не учащаются.
Дошли до валуна, похожего на шишкастый картофель.
Когда Зинаида начинает подниматься с постели, ее первые прогулки — вот так же, под ручку с Мариной Никитичной — «до большой картошки»… Многое в обозримом будущем будет зависеть от течения болезни: поначалу клинику Хорватова новый топилинский бюджет не осилит.
— Евгению Павловну видела, летом еще, — сказала Марина Никитична. — Старая совсем баба Женя. Битву со старостью большинство из нас, конечно же, проигрывает. Но не все ведь, правда? Бывают же такие пожилые живчики… старички, старушки… которые в полной памяти, и годы им нипочем, и они ходят в бассейн… Вот такие, как в рекламе зубных протезов. А?
— Ты непременно будешь такой живчик, мама.
— А если не буду, ты уж, пожалуйста, не подавай виду. Ладно?
— Ладно. Протез в бассейне постарайся не утопить. А то я видел, как бывает. Приходили как-то старички поплавать.
Мать сунула ему кулак под нос.
— Не то чтобы дряхлая, вовсе нет. Правда, с палочкой, — продолжила она. — Я ее возле блошиного рынка заметила. Знаешь, недалеко от Базарного переулка. Окликнула. Я тогда без Зины была. Не слышит. Идет вдоль рядов, наклоняется чуть ли не носом к асфальту, берет там всякие штуки, вертит их, рассматривает через очки. Я долго за ней подглядывала. Интересно же, столько лет человека не видела. Старая, думаю, какая старая. И я такая скоро буду… Подошла к ней, остановила. Здороваемся, обнимаемся, а я чувствую, она как-то рассеянна. Узнала. Нет, она меня узнала. Но, чувствую, я ей не интересна совсем. Ждет, чтобы распрощаться. Спросила, что она здесь делает. Да вот, говорит, пенсию принесли, пришла подыскать чего-нибудь в коллекцию. Она заколки коллекционирует.
— Заколки?
— Заколки для волос. Ты знал, к примеру, что в советские годы заколки югославские в Любореченск контрабандой возили?
— Представить только.
— Да.
Какое-то время шли молча. Топилину вспомнилось, как на вырученные от продажи ваучера деньги баба Женя съездила в Эрмитаж.
— Она все еще в кедах?
Марина Никитична кивнула.
— Модные такие. На толстенной подошве. Вспомнила вдруг, что у меня была заколка костяная с резьбой. Сохранилась ли, спрашивает, та заколочка, нужна ли она мне, а то, если не нужна, она с удовольствием примет… Больше ни о чем не спрашивала… Только о заколе. Стала я ее расспрашивать — но она только плечами пожимала: да так, помаленьку, все нормально. И снова о костяной заколочке. Разошлись на том, что я поищу, и, если найду, привезу ей в подарок.
— Нашла?
— Нашла. Все перерыла, нашла. Но не повезла. Не смогла. Она, наверное, обиделась.
Дойдя до следующего валуна, повернули обратно к зданию лечебницы.
— Мама, хочу тебя сразу предупредить, — сказал Топилин серьезным тоном. — Мне будет поначалу тяжело есть твою стряпню. Успел отвыкнуть… То есть привыкнуть к человеческому питанию.
— Но-но, — засмеялась она. — Я немного поднаторела, не так все плохо.
Топилин слушал ее смех и понимал, что никаких специальных разговоров не понадобится. Только что обсудили главное, не обмолвившись о главном ни словом, — совсем баба Женя, коллекционирующая заколки, не обмолвилась о том, что составляло ее собственное прошлое, сброшенное однажды, как непосильная ноша.
Марина Никитична довольна, что сын наконец разобрался со своими проблемами. Она будет счастлива, если Саша переедет к ней, согласившись терпеть компанию Зины.
Передняя пассажирская дверь неплотно закрыта. Топилин не придал этому значения: водилось за ним такое, в гараже частенько бросал машину незапертой. На сигнализацию не ставил. Бывало, и ключ в салоне оставлял. Как только завелся и тронулся с места, дверца бардачка раззявилась — и тут он заподозрил неладное. Выгнал «Тигуан» за ограду, не спеша вернулся, так же не спеша запер ворота на замок. Еще немного потянул время: наклонившийся столбик поправил, отряхнул осыпавшуюся краску с рукава. Уже догадывался, что произошло. Не понимал, что делать, после того как убедится.
Можно, конечно, в полицию сходить, написать заявление… собственно — обязан сходить, написать заявление…
Он сел в машину и заглянул в бардачок.
«Стримера» в бардачке не было. Больше ничего не взяли.
— Ну не придурок…
С размаху хлопнул обеими руками по рулю. И еще раз.
— Идиот!
После вспышки ярости медленно приходил в себя, пытался обдумать ситуацию. Теоретически, конечно, травмат могли стащить и полярники. Задолго до визита малолетней компании. Витек, бывало, ходил мимо в воинскую часть, доставляя заказ самогона… И все-таки нет. Витек не полез бы. Сперли малолетки, топтавшиеся во дворе, пока он разговаривал с Владом.
— Осторожно, дети.
Гнал довольно рискованно по грязной запруженной трассе, хотя понимал прекрасно, что незачем: прошло три дня, «Стример» давным-давно осел в подростковом тайничке. Не факт даже, что у Влада. Воришки могли скрыть от него добычу.
Футбольный интернат с общежитием располагался на восточной окраине. Кратчайший путь — по прилегающим к городу деревенькам. Но тащиться по узеньким дорожкам, по черной зимней жиже, когда внутри уже сорвалось и вот-вот выдавит ребра, — было немыслимо. И Топилин заложил десятикилометровую петлю по объездной.
«БМВ-6» со ставропольскими номерами пустилась с ним наперегонки. Топилин в такие забавы никогда не ввязывался, но ставропольский шумахер мешал, снова и снова занимая просветы между шедшими впереди грузовиками и вынуждая откладывать обгон.
— Кубаноид хренов, — проворчал Топилин, переводя коробку передач в спортивный режим. — Жертва Олимпиады.
Вышли на встречку одновременно. «Бэха» обошла длинномерный Man и вернулась в свою полосу — по встречке уже приближалась вереница машин. Шедший следом Топилин утопил педаль в пол и проскочил вперед на несколько легковушек, отвернув руль перед самым носом у междугороднего «Икаруса», водитель которого в доли секунды успел высказать много горячих слов.
— Самому противно, — извинился Топилин, глядя в боковое зеркало на удаляющийся «Икарус».
«Бэха» догнала его перед развилкой Москва — Любореченск — дальше им было не по пути.
Анна нужна непременно. Без нее и затеваться не стоит.
Именно к ней — прилепиться и быть одна плоть. К ней, к светлоглазой Аннушке, у которой верткие устричные губы и синяя бабочка вспорхнула с бедра.
И нужно что-то решать с Владиславом Сергеичем.
Разобраться с травматом — и что-то решать.
Решать что-то.
Знать бы, как это сделать. Как это делается вообще? Как влезть в берлогу к малолетке? Что сказать? «Привет, малыш, давай дружить. Не кусайся». А дальше? Строить отношения, ага… Он же из параллельного мира — поди пересекись. Заискивать? Выманивать рублем? С уроками помогать, играть с ним в компьютерные игры? Что с ним, черт побери, делать — с неопознанным Владькой? Будет ходить на его матчи, кричать: «Нужен гол!» — или что они там кричат… Чтобы когда-нибудь, посверкивая счастливой слезинкой и облегченно вздыхая, отметить наедине с Анной эпохальное событие: Влад назвал его «дядя Саша».
Ознакомительная версия.
