Ознакомительная версия.
— Мать от его квартиры отказалась. Сказала, ошиблась, когда соглашалась.
— Отказалась?
— Хватит переспрашивать… Даже перед ним извинилась, — он угрюмо отвернулся. — При мне было. Она попросила, чтобы я приехал. Ну, я приехал, поприсутствовал.
Влад одернул олимпийку.
Теперь договорит.
— Он пригрузил, твой Антон.
А вот и первые эмоции. Повылазили, как шило из мешка.
— Конкретно пригрузил. Ты в курсе?
— Я с прошлого года у вас на даче сижу, ты в курсе?
— От матери не отстает. Гонит, не могу вас оставить. Типа, не по-божески. А он по-божески хочет. Типа, совесть мучает. Из-за отца. Гонит, буду вам помогать во всем. Деньгами и по-всякому. Мне помогать по жизни. Кричит, ему это надо самому позарез.
— Ясно, — сказал Топилин. — Влад, сейчас главное, чтобы мы с твоей мамой… чтобы у нас с твоей мамой сейчас…
— Думает, всё купил, — продолжил Влад.
Вряд ли он допускал, что «главное» может быть как-то связано с Топилиным.
— Если бы матери не касалось, попросил бы пацанов, встретили бы его в тихом месте… И мать, конечно, виновата. Что согласилась его хату принять.
«Расслабься, — сказал его взгляд. — С тебя спрос невелик».
— Короче. Мать ему русским языком сказала: ошиблась, не хочу ничего, отстань. А он грузит… За меня теперь взялся, — Влад загнул довольно увесисто. — Тоже… приезжает сюда. Интересуется, как я поживаю.
Влад двинулся к двери, Топилин остановил его испуганным жестом.
Чуть не забыл про травмат.
— Влад, нам еще кое о чем поговорить нужно.
Молчит, но не возвращается — говори, дескать, но недолго.
— Я насчет пистолета.
— Какого, на хрен, пистолета?
Бровь нетерпеливо приподнята. Точно — его дружки сперли.
— Насчет «Стримера». У меня из машины травмат пропал. После твоего визита и… твоих друзей.
— Серьезно?
— Влад, это опасная штука. С ней можно в беду попасть.
— Серьезно?
— Влад… просто верните, и забудем об этом. Всем же лучше будет.
— Слышь, а чё ты мне это тут вешаешь? Я с тобой наверху сидел.
Был контакт — и не стало.
— Влад, я и не говорю, что это ты, но…
— Слышь, ну иди в мусарню, заявление пиши. Я-то тут при чем?
Развернулся и пошел, не оборачиваясь.
— Влад, давай нормально поговорим. Посидим где-нибудь, потолкуем.
— Некогда.
Антон взглядом отослал Томочку в приемную.
На ней длинная черная юбка ниже колен, без разреза. Кажется, волосы перекрасила — или прическу сменила?
Косметики поменьше, и парфюм какой-то простенький, цветочный.
— Отсортируй пока по районам, — напомнил ей вдогонку Антон. — Потом скажу, что дальше.
— Хорошо, Антон Степанович.
По правую руку от него, там, где раньше стоял телефон, появился новый аксессуар: настольный календарь в форме церковной луковицы с врезанными по окружности экранчиками, на которых зеленоватым светом, как часы в метро, высвечивались какие-то даты. Церковные праздники, предположил Топилин.
— Садись уже. Стоит как пень.
Топилин устроился на диване возле аквариума.
— Кофе?
— Можно.
Антон по привычке потянулся вправо. Рука споткнулась о пустоту и тут же перелетела налево, куда был переставлен телефон. Неудобно. Приходится разворачиваться всем корпусом. Ткнул в кнопку селекторной связи.
— Тома, принеси нам кофе. Мне без сахара. Саша с двумя кусочками пьет — не забыла еще?
В голосе дребезжит волнение. Несколько смущен, но быстро берет себя в руки. Заметно, что ждал этой встречи и не терпится добраться до главного. Но боится спугнуть. Будет подступать издалека, терпеливо сужать круги.
Последние сомнения развеяны: Антон и ему предложит мировую. Мирись, Саша, мирись и больше не дерись. Руки сунул под стол, плечи опустил: смотри, какой я компактный, совсем неопасный.
— Как дела, Саш?
— Нормально. Как у тебя? Как фирма?
— Дома всё тип-топ. День рождения малой справили. Зря не пришел, кстати. Мама о тебе спрашивала. И Оксана.
Топилин слегка растянул губы, изобразив на лице что-то вроде: «мои запоздалые поздравления».
— Здесь вон, — кивнул на стопку картонных папок, — завал. Не успел разобраться. Забыл, точнее. Пришлось, видишь, выйти. А ты…
— Я мимо проезжал. Смотрю, машина стоит. Решил, раз ты здесь…
— На бетоноконструкции нужно переключаться, — Антон как будто случайно перебил Топилина. — К лету участки начнут под новый микрорайон отводить. С плитки уже доходы не те.
Тамара принесла кофе. Поставила чашку Антону на стол, потом перед Топилиным на угол аквариумного столика. Выйдя, очень долго, с осторожностью сапера прикрывала за собой дверь, стараясь избежать малейшего стука. Топилин готов был восхититься преображением Тамары. Но с первым глотком кофе передумал. Кофе горчил — видимо, приготовила без сахара обе чашки.
— Антон, я, как ты понимаешь, ухожу из фирмы, — перешел Топилин к делу. — Мне причитается четверть… если ты еще не провернул допэмиссию. Работу оценщика я готов оплатить из своей доли.
Отхлебнув в свою очередь кофе, Антон печально усмехнулся.
— Сказал же ей, без сахара. Ты же слышал? Четко-внятно сказал. А она мне вбухала… Эх, Тома, Тома.
Поставил чашку на стол, ближе к краю.
— Ну что ты, Саша, сразу так? — сказал с упреком.
Погладил пятерней череп — помял аппетитно, потискал.
— Во-первых, ты дал мне в бубен, — сказал Антон и снова отправил руки под стол. — Ну, так? Возможно, я немного тебя спровоцировал. Не нарочно, — он мотнул головой. — Мне, в общем, непросто это признать, Саша. Но — да. Спровоцировал. Сказал немного фривольно об Анне Николаевне. Хотя уже знал, что у вас как бы ну… отношения. Но, согласись, это не тянуло на реальный мордобой. Это всё твои нервы, Саша. Ну, так ведь? Скажи.
Прислушиваясь к себе так чутко, как только мог — как ребенок, оставленный на весь день один дома, прислушивается к шагам на лестнице, как работавший всю ночь спасатель прислушивается к пустоте за последней стеной, — Топилин пытался понять: преодолена ли паскудная бета-сущность — или по-прежнему крепка ее хватка… и она все еще хозяйничает в его судьбе своими умелыми, натренированными на недобор лапками… велит прибиваться и приноравливаться… в шаге от победы канючит: «Сойдет и так»…
— Антон, давай не будем в этом ковыряться, — попросил он, улыбаясь собственным мыслям: он вообще много улыбался в последние дни.
— О как! — теперь и Литвинов улыбался во всю ширь. — В табло, значит, дал, и точка. А поговорить? Знаешь этот анекдот, про колхозного осеменителя?
— Знаю.
— Ну. Без «поговорить» никак. Я, Саша, первый готов извиниться за то, что… скажем так, неловко выразился… и все такое… Прости меня, Саша. Я неловко выразился.
Топилин допил кофе одним глотком. Ладно, давай поизвиняемся друг перед другом. Хуже не станет.
— И ты меня прости, Антон. Это были нервы.
— Вот. Полдела сделано!
Основательно задумавшись, Антон с таким остервенением помял мясцо на затылке, что показалось — цапнул неуступчивую мысль и терзает.
— Эх-х, выпить бы! И нельзя. Пост.
— Ты можешь мне ответить? Как будем расходиться?
— Заладил.
Волнуется, отметил Топилин. Важно, какую он цену предложит. Обоим понятно: какую предложит, по такой и продаст.
Поднявшись из-за стола, Антон прошелся вдоль кабинета, остановился у закрытого шкафчика, в котором располагался бар, постучал по дверце, будто просился внутрь.
— Н-да, сейчас бы в самый раз.
Он вернулся обратно, но садиться не стал. Облокотился о спинку кресла. «Началось», — поморщился Топилин, ухватив знакомый охотничий взгляд — пристальный, по касательной.
— Вот сколько лет мы с тобой дружим, и ты всегда, всегда уходил от искреннего разговора. Всегда. Меня это напрягало, Саша. А как ты думал? Вроде бы друзья. С одной тарелки, как говорится. А настоящей вот чтобы искренности от тебя никогда не дождешься. Как шпион, ей-богу.
— Да, с искренностью была напряженка, — сознался Топилин. — Хотя я старался.
Антон выслушал Топилина с выражением дружелюбной снисходительности.
— Выделываешься, — улыбнулся он куда-то в ноги Топилину. — Хотя бы сейчас, раз уж пришел, мог бы не выделываться. Из уважения к прошлому хотя бы. Столько лет. Столько всего пережили. А что касается твоей просьбы, так на это время нужно, Сань. Чтобы все путем устроить. Я же не буду фирму продавать, чтобы с тобой рассчитаться, согласись. Это ж твой каприз, на хрена мне такое счастье… От семьи кусок отрывать. Ну, так? Признаюсь, первая мысль была — послать тебя. И точка. По бумагам, конечно, иначе. А по справедливости, если подумать? Сколько ты тогда вложил? Можно пересчитать с учетом инфляции, и до свиданья. Я даже больше скажу. Какая разница, кто сколько вложил. Если бы с Ромчиком изначально не договорились, не было бы и «Плиты» никакой. Правильно? Так что вложения тут дело десятое.
Широко развел руками. Впервые с начала разговора позволил себе жест, не окороченный на полпути.
Ознакомительная версия.
