— Сколько лет прошло?
— Скоро десять…
— Мне с семьей не повезло. С первой… Может, сумею склеить вторую, лишь бы дождалась она меня.
— Теперь таких мало. Глянь, какие шалавы вокруг! Не все холостячки. Есть окольцованные. На пальцы, не на душу. Что они своим мужикам скажут, когда те вернутся с моря? — прищурился Федор и указал в сторону.
Там, содрав со стола голую бабу и прижав к стене коленом, хлестал ее по морде плечистый, рослый мужик, приговаривая:
— Получай, сучка за свое! Детей малых бросила, совсем одних! Всего два дня как ушел с судном, а ты уже хвост подняла, стерва!
Никто из рыбаков не вступился за бабу. Мужчины отвернулись от семейной разборки. Каждый знал: мордобой не поможет. Лишь отдали человеку одежду бабы, разбросанную в азарте стриптиза. И только бармен довольно ухмылялся. Успел его брат своими глазами увидеть проделки жены. А ведь сколько раз говорил ему, тот не верил.
Прохор пил пиво, когда к нему на колени плюхнулась сдобная, толстозадая бабенка и попросила:
— Дай смочить горло!
Прошка придвинул ей бокал пива. Баба выпила торопливо. Удивленно глянула на мужика.
— Еще хочешь?
— Ага!
— Пей!
Баба пила захлебываясь, спешила, словно боялась, что кто-то отнимет бокал.
— Не торопись, возьми рыбы кусок, закуси! Чего надрываешься?
— А ты разве не пойдешь со мной? — спросила баба?
— Куда?
— На веселуху, знамо дело! — обняла за шею.
— Скольких ты уже полюбила?
— Ну, даешь, дядя! Иль показатель счетчика записываешь? Ты что? Из налоговой инспекции сюда возник и косишь под рыбака?
— Не заходись! Я такой, как все! Но если те трое, с какими была, тебя не порадовали, мне и вовсе с тобой делать нечего!
— Вот крутой отморозок! Пивом напоил, а сдачу натурой не взял! Совсем старый козел! — соскочила с Прошкиных колен и позвала за собою Федора:
— Пошли, что ли! Чего расселся? — но человек отвернулся, сделал вид, что не услышал. Баба, покрутив пальцем у виска, поспешила за другой столик, где ей громко обрадовались.
— Заразы боюсь, — признался Прошка тихо.
— Я тоже не хочу намотать на руль. В прошлом месяце наших двое влипли. Слышал иль нет, гонорею зацепили. Михалыч обоих с судна списал. Они и теперь лечатся в больнице. Скоро не получилось. Я таких приключений боюсь, — признался Федор и усмехнулся вслед бойкой бабе, уже зацепившей рыбака с «Беринга».
Рыбаки с сейнера «Капитан Светлов» не обращали внимания на женщин. Они жадно ели, пили пиво под семгу, вполголоса обсуждали что-то свое, изредка заказывали музыкантам какую-нибудь из рыбацких песен, слушали их молча, уставясь в одну точку. Отдыхали.
Давно помирились подравшиеся рыбаки. Вовремя поняли, что морскую дружбу нельзя разменивать на случайных баб. Их всем хватит, было бы желание. Вон одна рыжая, худощавая, вся накрашенная, на шее кожа морщинистым чулком сползла, ей не меньше полусотни лет, а туда же, подсела к рыбацкому столику и подвывает тележным голосом песню. Глаза, как два шила, зубы крысиные, такой лучше не попадать в лапы, живым, без последствий не вырваться. А баба прислонилась головой к плечу мужика, поет про рыбацкую любовь. Но что в ней смыслит?
— Чтоб как Ассоль умела ждать! — повторяет следом заученные слова. А в душе пусто… Сколько таких баб живут на берегу. В их окнах тоже зажигается вечерами свет, и горят в ночи холодные, чужие огни. Они никого не могут согреть и обрадовать. Нет удачи путникам, свернувшим, поверившим тому огню. Он никогда не осветит путь к дому…
— Ну, чего мужики прокисаете? Развеселить вас, что ли? — подошел кок Жора и попросил музыкантов:
— Изобразите «цыганочку»!
Все рыбаки сотни раз видели, а многие сами умели сбацать «цыганочку». Но так как Жора, не умел никто. Рыбаки про пиво и водку забыли. Сидели, вылупившись и онемев. Кок покорил всех.
— Спасибо, Жорик! Дай Бог тебе еще сотню путин проходить и остаться нынешним!
— Порадовал, что и говорить!
— Жора! Иди к нам!
— Давай сюда швартуйся!
— Дружбан! Нас не обходи! — звали человека со всех сторон, хотя совсем недавно его никто не замечал и не обращал на кока ни малейшего внимания.
— Ребята! Мужики! Где будете рыбачить после шторма? — спрашивали «терешковцев» рыбаки со «Светличного».
— Куда кэп поведет, там и приморимся!
— А мы в пятый квадрат, у самой Японии. Там крабы вот-вот пойдут. Королевские! К Новому году все магазины завалим!
— Размечтался! Их тут же в Москву заберут! Выгребут из трюма все до единого. Нам даже панцирей не оставят.
— А мы себе заначку сделаем на Сероглазке. Тот рыбокомбинат москвичи не грабят. А то ни получки, ни продукции не увидим, вот и крутись в праздник как хочешь.
— Да хрен с ними, крабами! Вернуться бы домой к празднику живыми и здоровыми! — гудел боцман с «Беринга».
— Куда ты денешься, Егоша? Глянув на тебя, сам Нептун пугается. Тебя даже по трезвой втроем не обхватить в талии. Тебя ни одно море не прокормит. Небось, кок для тебя отдельно бак жратвы варит. Ты долго будешь жить. Никому лишняя обуза не нужна!
— Ну, спасибо! Успокоил! Буду знать, к чему готовиться. А то совсем потерялся, — смеялся боцман.
— Мужики! Мы на прошлой неделе Летучего Голландца видели! — вспомнил рыбак с «Беринга».
— Где?
— В Тихом океане. Неподалеку от Курил.
— Там их отродясь не было. Никогда в те воды не заходили и не замечали там «голландцев».
— Я что, брешу? Все наши подтвердят!
— Откуда знаешь что «голландец»?
— Оттуда! Он парусный. Мы его взяли на абордаж. Зашли на палубу, там никого! Звали, глотки рвали, все попусту.
— А внутрь вошли?
— Конечно!
— И что там?
— Никого! Ни души! Только судовой журнал. Все записи сохранились, как положено.
— А последняя когда сделана?
— По-моему, в начале прошлого века.
— Чье судно было?
— Какому-то частному владельцу принадлежало, наверное, немцу, потому что приставка «фон» сохранилась, а больше ничего.
— Вы хоть в трюмы заглянули?
— Еще бы! Там закаменевшая мука, соль, оливковое масло и вино. Ну мы попробовали все, кроме муки. Ее хоть ломом долби. В еду не годится. Масло и вино отменные. А вот соль вовсе лежалая. Но главное не в том. Мы ж то судно взяли на буксир и в порт поволокли. Не куда-нибудь, к себе в Невельск, чтобы все увидели настоящий старый парусник! Он всю дорогу тянулся за нами послушным хвостом. Ну мы его причалили, как положено. А пришли-то ночью. Сами рядом пришвартовались и пошли по домам на ночь. Когда утром вернулись на причал, глядь, а парусника нет! Будто он нам приснился. Не поверите, дурно сделалось. Наш сейнер стоит, а того нету. Смылся иль еще чего, но след его простыл. А кэпа спрашивает начальство:
— Ну, показывай свой парусник, где он у тебя стоит? Кэп увидел, что парусника нет у причала, челюсти на колени уронил. Точно помнил что был, а вот куда делся, не понял. Стал дневального трясти, тот тоже прозевал. Хотя до рассвета дрых на палубе, а когда ноги и руки закоченели, ушел в свою каюту. Время было пять утра, и парусник был рядом. Короче, никто нам не поверил. Хотя масло и вино, муку и соль показывали. Послали нас вместе со всем этим куда подальше и назвали трепачами.
— А судовой журнал? Его вы показали?
— Кэп его на паруснике оставил, там, где тот лежал. Он и ушел вместе с судном.
— Зачем его оставили? Журнал с собой надо было забрать. Тут же и памяти никакой, — вздохнул кто-то из рыбаков с сожалением.
— Многое мы тогда прохлопали. Надо было на паруснике дневальных оставить, да кто думал, что такой облом случится? Вот и остались на память пара бутылей масла да корзина с десятком бутылок вина. Его как следует не распробовали. Не всем хватило.
— Оно ж далеко не ушло! Нагнать можно было тот парусник.
— Искали. Даже военные поднимались на «вертушках». И ничего не увидели. Как утонул. Все так и решили, что нам с перебора померещилось. А мы все трезвые, как дураки. Где в море кайф обломится.
— Нашли же вино! Чего ж не забрали к себе?
— Другим оставили посмотреть!
— Велика радость от тех смотрин!
— Молчи! И теперь над нами все хохочут! Сколько времени прошло. Так и прозвали нептуновскими отморозками за то, что его подарком не смогли воспользоваться путем.
— Да это ерунда! Подумаешь, великая беда, парусник смылся от причала! Вот мы влетели в переделку! Лесовоз затонул напротив мыса Крильон! Перегрузили его мужики так, что ватерлиния под водой оказалась. Едва отошел он от Холмска, и все на том. Не дотянули до Японии. Волна была слабой, но судно не выдержало. А бревна все всплыли наверх. Мы ж там
камбалу тралили. И попали, где лесовоз накрылся. Как стали эти бревна колотить по обшивке, мы не знали, что делать, куда деваться? Ведь там такие бревна, баграми не оттолкнуть, никто нас не предупредил, что случилось в этом квадрате. Слышим в борта судна удары, да такие, что на палубе не устоять, когда вышли и глянули, ужас взял. Вокруг сплошной кругляк.
