— Что заслужил? — откликнулась Тереза, — «Не заслужил света, но заслужил покоя», — усмехнулась она, что-то явно процитировав.
— Он заслужил счастье, — отрицательно покачал головой Роберт. — Не покой. Счастье. Хотя бы за пределами своих миров.
— И как ты представляешь себе счастье для дракона?
— Маленькая гостиница на краю всего… Океан. Дождь. Тепло камина. И золотая драконица, которая его отыскала.
— Ой, Роберт, — насмешливо поглядела на него Тереза, — что-то такое я уже читала. И не единожды… И про гостиницу. И про дождь. И про океан. И про край всего…
— Ты уже все читала — и не единожды, — так же насмешливо ответил ей актер — интонации собеседника он ловил превосходно, — сама говорила. И любишь повторять, что только не филолог может думать, что написал что-то новое… А ты-то как раз филолог… И знаешь, что все написано до нас, давным-давно… И разве вариант героической гибели главного героя в битве не был описан много раз? Или я ошибаюсь?
— Нет, ты не ошибаешься…, - задумчиво проговорила Тереза, — не ошибаешься… Значит, ты просишь ему какое-нибудь пристанище — что-то типа трактира «Адмирал Бенбоу» — помнишь Стивенсона — рокот океана, достаточно пустынные дюны вокруг. Легкую печаль, следы былого величия на лице… Следы былой роскоши на стенах…
— И золотую драконицу рядом, — мягко напомнил Роберт.
— Ага… Чтобы в один из дней, когда под непрекращающимся зимним дождем тоска о былом величии сведет с ума, когда он сможет лишь поражаться, за что судьба оставила его в живых — тихонько откроется дверь — и войдет Элеонора…
— Точно, — обрадовался Роберт, — только скажи мне, с чего ты взяла, что он, познавший все, будет скорбеть о былом величии? Будет оставлять следы роскоши на стенах? Может быть, отсутствие всего этого будет его лишь радовать… И это будет его награда?
— Мне надо подумать, — сказала Тереза и прервала связь, даже не попрощавшись.
Но углубиться в работу не получилось.
— А вот почему ты проблемы обсуждаешь не со мной, а со своим английским другом? — раздался у нее за спиной брюзжащий голос Владимира.
Тереза обернулась:
— Привет! Я и не слышала, как ты вернулся.
— Вернулся, — подтвердил муж и, как-то печально подволакивая ноги и излишне гордо неся голову, прошествовал в кабинет.
— Зубов! — ахнула Тереза. — Да ты пьяный!
— Я — пьяный! А ты наши семейные дела обсуждаешь с Робертом… У каждого свои недостатки.
— Вот уж никогда не думала, что драконы — это наши семейные дела, — рассмеялась жена и ласково погладила по щеке грозно склонившегося над ней Владимира.
— Драконы — наши дела. Это я — прообраз Ральфа. Это со мной надо советоваться… И мне надо жаловаться на хандру. И на меня надо ворчать! А то ты мне только улыбаешься — все хорошо, говоришь… Обидно.
— Обидно? — удивилась Тереза.
— Конечно! — безапелляционно констатировал Зубов.
— Не надо… Я просто настолько счастлива с тобой, что еще и жаловаться… Я думаю, это попросту покажется тебе неблагодарностью… — Она погладила его по щеке и хотела поцеловать, но принюхалась и не романтически сказала. — Фу!
— Что — фу? — Зубов распахнул глаза.
— Слушай, а не устроить ли тебе какой-нибудь грандиозный скандал? Явился ночью. Поздно. Пьяный. С претензиями. Да и еще и пил какую-то гадость! К тому же возникает вопрос — с кем?
— Да. Я пил! И что?! — Зубов отошел от нее и отправился к дивану, так старательно изображая глупость на лице и пошатываясь, что у Терезы не было сомнений — переигрывает.
— Да, я шут, я циркач. Так что же! — пробормотала она. — Ты с кем хоть выпивал? И по какому поводу?
— Ты не поверишь. С твоим дядюшкой! Павлом!
— Как вас угораздило?
— Он мне на жизнь жалился!
— А у него-то с жизнью что плохого? Сколько у него сыну? Месяца три, кажется?
— Сколько у них сыну — не помню. А жаловался он на свою супругу, Юлию.
— И чего вам, мужчинам надо? Замуж твоя партнерша по спектаклям за него пошла? Пошла. Сына ему родила? Родила! Чего он страдает?
— Она на работу хочет.
— Ну, это вообще безобразие!
— Ты смеешься?
— Конечно. А то он не знал, в кого влюбился. Юля — актриса. Если она почувствует себя ненужной, нереализовавшейся… Вот тут-то ему и можно будет посочувствовать…
— Да он и сам это понимает. Просто сын совсем маленький. А Павел по всей стране мотается. А Юле роль предложили…
— Ясно. И что он хочет? Чтобы ты с Юлей поговорил?
— Нет, что ты! И Павел не сумасшедший. И я не такой дурак, чтобы у актрисы на пути к роли стоять. Он мне проект предложил.
— Какой?
— Он хочет музыкальный спектакль делать по твоим драконам. Вот мне и предложил Ральфа сыграть.
— Зубов! Вот скажи мне — ты еще и поешь?
— Нет. И тебе это известно. И Паше. Но он мне сказал, что моя роль будет драматическая. Петь будут другие.
— И что ты думаешь?
— Не знаю еще.
— Если удастся решить вопрос с небом… — задумчиво протянула Тереза, — и с полетами… Тогда это может быть изумительно…
— Паша говорил, что придумали что-то с декорациями. На заднике обещали сделать полную картину. И горы. И небо. И летящих драконов. В общем, что-то грандиозное.
— Да… Осталось еще со мной, как с автором договориться. По деньгам. Я же буду отдельный сценарий под вашу затею писать…
— Да и со мной, как с актером на главную роль, договориться было бы не грех!
— А ты не хочешь?
— Ральфа сыграть? Не знаю. С одной стороны, интересно. А с другой… Что-то такое я уже играл.
— Дракона в смысле?
— Нет. Что-то такое героически-любовное… И вообще — сначала надо сценарий почитать.
— Слушай, а что бы ты хотел сыграть?
— Отрицательный персонаж. Какой-нибудь гнусный совсем… Чтобы от меня уж точно такого не ожидали.
— Понятно… А зачем?
— Не знаю. Хочется.
— Отрицательный персонаж, — задумавшись, проговорила сценарист, и Зубов даже ощутил, как заходили «шестереночки» у нее в мозгу. — Отрицательный персонаж — это хорошо. Это интересно. Но почему гнусный-то? Лучше, на мой взгляд, что-то черное, яркое. Героическое, но антиморальное. Такое, чтобы, несмотря на всю гадостность натуры, он вызывал симпатию.
— Хочу Квазиморду! Чтоб не говорили, что у меня, как у актера, есть лишь внешность.
— Зубов, даже если тебя загримировать в лешего, одеть в отрепья и дать гениальную роль, которую ты гениально сыграешь, все равно многие скажут и напишут, что ты — плохой актер.
— Но почему?
— Ты как дитя малое, право слово. Ты — красив. И не морщись. Ты — красив. Успешен. Талантлив. Счастлив. И это все повод написать тебе какую-то гадость. Потому что, во-первых, гадости продаются лучше. А во-вторых, потому что тебе завидуют…
Когда на следующий день Роберт попытался с Терезой связаться, ему ответил Зубов:
— О, — обозрел он лицо англичанина на экране, — это вы! Добрый день. Тереза ушла от нас к своим драконам. Вы знаете, я боюсь ее таких состояний. Она увлечена, текст идет — это, безусловно, хорошо — когда происходит обратное, с ней тяжко находится рядом, можете мне поверить. Но когда она в таком азарте, в таком запале, я очень боюсь, сможет ли она вернуться… В любом случае, позванивайте. И не забывайте, мы вас и Лизу ждем после Нового года. Я очень надеюсь, что Тереза отвлечется от книжки… Хотя, как вы понимаете, не могу этого гарантировать…
Роберт вздохнул: он никогда не понимал, когда муж Терезы шутит, а когда говорит серьезно. Это английского актера очень и очень раздражало. Ну, ничего, вот он подарит Владимиру толстенный англо-русский словарь — раритет, между прочим — и посмотрит, как тот будет реагировать. Что-то подсказывало Роберту, что он разочарован не будет.
Этот день прошел как обычно. Он много бегал: и за формой Роберт следил ревностно, да и съемки легкими быть не обещали, да и время занять — это же прекрасно. Несколько раз за день напомнил Лизе, что у нее завтра — выходной. Удержался, чтобы не сказать, что он запрет ее сарайчик. Она так явно ждала этой его фразы: наверное, приготовила в ответ что-то ехидное. Но он сдержался… Она насупилась как-то разочарованно.
Утром следующего дня проснулся раньше ее — отметим в скобках, что для этого ему пришлось поставить будильник на без четверти шесть, проснуться и лежать тихо-тихо, чтобы перехватить ее, когда она поднялась и стала выбираться из кровати.
— Я похищаю тебя у твоих тварей, — торжественно провозгласил он, любуясь на выражение ее лица, довольное и раздраженное одновременно.
— Обычно это твари девиц похищают, — задумчиво проговорила Лиза, сладко потянувшись, — слушай, раз у меня выходной, я могу еще поспать?!
— Поспать? — свирепо зарычал он, нависая над ней, — почти в шесть утра?! В свой выходной? Конечно, можешь!
