Потом, правда, когда взвод вернулся в казарму и все улеглись по койкам, он пожалел, что спал в кино. Сон этот снял усталость от напряженного дня, и теперь он никак не мог забыться, молча лежал на спине, прислушиваясь к сонным вздохам и похрапыванию соседей. Хотел было даже встать и пойти поболтать с дневальным, но вспомнил, что сегодня дежурит Магвайр, и побоялся.
«Еще только одну недельку, — думал он, — и всё будет позади. Дадут отпуск на неделю, можно будет домой съездить, своих повидать». Но мысль о поездке домой почему-то не радовала. Хотелось только одного — поскорее выбраться с ненавистного острова, дальше этого его желания сегодня не шли. Да и что ему в конце концов дома делать? Что там его ждет интересного? Да ничего. Об этом он знал, конечно, и раньше, нового тут ничего не было. Теперь же, попав на остров, окончательно убедился в своей правоте. Никуда уж тут не денешься, все по закону. Родительская химчистка и без него работала не хуже, чем при нем. Кэролин, судя по письмам матери, тоже довольна своей жизнью и женихом. В материнских письмах он читал между строчек, что она, пожалуй, рада его отсутствию, что все так получилось. Конечно, может быть, на самом деле все и не так, просто мать хочет его как-то ободрить. Тем более что у него здесь все в порядке и учеба успешно идет к концу. Но в душе все равно где-то пряталось сомнение.
Сомнения касались только его личных чувств. Что до химчистки, то тут никаких сомнений не было. Брат ведь всегда занимался бизнесом лучше, чем он. Особенно что касалось бумаг, счетов, денег и всего прочего. Тут все на его стороне. Да и за Кэролин, видно, не стоит особенно тревожиться. Заменить его оказалось совсем не трудно. Одиннадцать недель, что прошли, вполне доказали это. Конечно, когда он уехал, все немного поволновались. Но и только. Вскоре все уже стало на свои места, наладилось, и никому теперь нет до него никакого дела. Ровным счетом никакого.
Да и с чего, собственно, все это должно беспокоить его? Он же всю жизнь стремился избавиться от любых пут, всяких там обязательств, чувства долга и тому подобного. А коли он не хотел никому быть обязанным, так и ему никто ничем не обязан. Все очень просто. Разве не о такой жизни он всегда мечтал? Не этого добивался? Тогда какого же черта…
«Ей-богу, тебе следовало бы и о будущем когда-то подумать», — не раз говорил ему Джерри, и Уэйт не мог тогда удержаться от смеха.
«Хоть разок бы задумался, как нам быть дальше», — донимала Кэролин, и ему стоило большого труда, чтобы не засмеяться ей в глаза, промолчать и лишь послушно кивать головой…
«Что же ты дальше собираешься делать?» — постоянно спрашивала мать…
Даже товарищи, когда встречались, вечно лезли с вопросами: «Ну как дела? Какие планы?»
На доске объявлений рядом со зданием банка в их городе висел плакат: «Планировать будущее необходимо сегодня», а в автобусе в кармашке на спинке переднего сиденья он однажды нашел брошюрку под названием «Взгляни вперед». Прямо как сговорились! Вот он и завербовался в морскую пехоту. Ведь в ее вербовочных проспектах и брошюрах, на плакатах и призывах без конца повторялось, будто только здесь перед молодым человеком открываются блестящие перспективы и неограниченные возможности на будущее.
Конечно, если быть откровенным, он завербовался все же не ради этих возможностей, а просто лишь бы уйти из дому, оторваться на четыре года от всех этих до смерти надоевших обязанностей, всего домашнего гнета. И сделал ото только ради себя, Ради себя и ни для кого другого!
Он сел в постели, свесил ноги и спрыгнул на пол. Тихонько кивнул стоящему около окна дневальному. Тот внимательно глядел в стекло и даже не заметил его. Задумался, видно. Тоже, поди, планирует свое будущее. Мечтает о великой дороге славы. А может, у него в мыслях сейчас всего лишь мечта о том, чтобы стать капралом.
Уэйт прошел не спеша в туалет, забрался на стульчак. Сквозь дверной проем смотрел в предбанник. Яркая лампочка, висевшая там, слепила глаза. Он опустил их и увидел у противоположной стены стул с высокой спинкой — тот самый, на котором сидел следователь военной полиции. И Уэйт вспомнил, как следователь усиленно старался закидать его вопросами, расспрашивая, главным образом, о Магвайре и о том, как он взводом командует…
— Часто ли избивал вас сержант Магвайр?
— Никак нет, сэр!
— Выходит, только иногда? Так сказать, от случая к случаю?
— Никак нет, сэр!
— В таком случае, рядовой, может быть, вы мне расскажете, отчего это у вас губа так распухла?
— Не понял, сэр?
Лейтенант устало вздохнул:
— Послушай-ка, сынок. Давай не будем дурачка разыгрывать, а? Ты ведь вроде неглупый парень. Да и я с тобой как со взрослым разговариваю. И оба мы, конечно, хорошо понимаем друг друга. Так сделай любезность, брось дурака валять. Согласен?
— Так точно, сэр!
— Стало быть, ты знаешь, что у тебя губа распухла?
— Так точно, сэр!
— Вот и скажи мне, что же…
— Не понимаю, сэр?
Лейтенант окончательно потерял терпение. Он бегал взад и вперед по предбаннику, каждый раз задевая стул. Уэйту казалось, что офицер прилагает отчаянные усилия, чтобы не сорваться и не наорать на этого безмозглого и нахального новобранца, трусливого, невоспитанного червяка, годного, разумеется, как и вся эта мерзкая порода, только на то, чтобы безропотно таскать винтовку и, как кукла в руках чревовещателя, выкрикивать примитивные ответы.
«Интересно, — проскакивало время от времени в мозгу у Уэйта, — сколько все-таки выдержит этот надраенный и лощеный хлюпик, на сколько хватит еще его фальшивого дружелюбия перед лицом дурацкой и необъяснимой тупости солдат с их стереотипными ответами? Может быть, до обеда? А затем уж он обязательно лопнет от злобы, начнет орать и размахивать у них перед носом своим револьверчиком с перламутровой ручкой. Вот уж поистине кукла голливудская. Приволок свою дурацкую пукалку и мнит невесть что».
— Так что же у тебя все-таки с губой? — лейтенант явно терял терпение.
— Укусила меня, сэр…
Офицер удивленно поднял брови…
— …песчаная муха. Вот она и распухла… Я хочу сказать, губа, сэр…
— А сержант Магвайр или сержант Мидберри, стало быть, тебя не били? Ни разу даже пальцем не тронули, так, что ли?
— Ни разу, сэр!
— Как же это так получается?
— Не могу знать, сэр!
— Выходит, ты просто счастливчик. Везучий такой, верно?
— Не понял, сэр?
— Ну, что тебя сержанты за все время ни разу не избили… Других-то ведь, поди, лупили, и, надо думать, не раз? Как?
— Не могу знать, сэр!
— Да будет тебе, сынок. Ну что ты заладил одно и то же? Мы ведь договорились быть откровенными, верно? Чего нам вокруг да около ходить? Давай разговаривать просто так, как два культурных человека. Тем более, что ты ведь даже…
— Так точно, сэр!
Лейтенант от неожиданности даже поперхнулся…
— Я хотел сказать, что ты ведь даже командир отделения. Третьего, если не ошибаюсь?
— Так точно, сэр!
— Вот видишь. Я немного уже знаком с вашим взводом. Во всяком случае, знаю больше, чем ты думаешь. Знаю, например, что ты хороший солдат, добросовестно служишь и даже вот получил повышение, стал командиром отделения. Из бестолковой куклы или там живого манекена командиров, поди, не делают. Как считаешь, рядовой?
Уэйт, как мог, изобразил на лице полнейшее недоумение и растерянность перед таким предположением…
— Стало быть, выходит, что ты не разгильдяй там какой-нибудь, не тупица, в общем, не из тех, кого только и надо подтягивать или наказывать. И насколько мне известно, во взводе вашем большинство таких. Хотя есть и явные тупицы. Но их у вас не так уж много. Я слыхал, что такие, как ты, настоящие парни, их недоразвитыми зовете. Им, поди, от сержантов здорово влетает, верно?
— Недоделанными, сэр, — позволил себе перебить офицера Уэйт. — Это мы их так зовем. Не недоразвитыми, а недоделанными, с вашего позволения, сэр! Недоделанными. Потому, как сами ничего толком сделать не могут. Недоделанные и есть, совершенно верно, сэр!
— Вот-вот… Верно… — Лейтенант был в явном замешательстве. Однако взял себя в руки и даже выдавил что-то вроде улыбки. — Вот я и говорю — этим-то от сержантов, поди, здорово достается? Лупят они их?
— Кого, сэр? Недоделанных, что ли?
— Да, да. Их самых. Этих вот недоделанных, как ты говоришь. Их-то уж сержант Магвайр, надо думать, лупцует почем зря?
— Никак нет, сэр!
— Так уж никак нет?
— Так точно, сэр! Никак нет!
— Это почему же?
Уэйт еле сдерживался, чтобы не рассмеяться…
— Да потому, что не положено, сэр. Никак нельзя. Устав же запрещает бить солдат. Правда ведь, сэр?
Игра в дурачка продолжалась на протяжении всего допроса. И в конце концов лейтенант был вынужден сдаться. Он приказал Уэйту убираться вон и позвал следующего. Солдат четко повернулся и вышел, передав стоявшему у дверей Адамчику, что теперь его черед. Да только, мол, пусть не спешит, постоит у двери. Когда лейтенанту станет невтерпеж, он покричит.
