Тут отец Сибер замолчал. Мы слушали его затаив дыхание, поскольку понимали, что это еще не все.
— Продолжайте, продолжайте, пожалуйста! — воскликнула Нэн. — Может, еще кофе? Пока не остыл.
Отец Сибер с удовольствием взял чашку горячего кофе и продолжил рассказ.
— Да, как вы, наверное, догадываетесь, после этого остановить Десмонда было уже невозможно. Мадрас — большой город, но новости там распространяются быстро. Слава о хоре Десмонда разошлась, как круги по воде, и очень скоро хор пригласили выступить на благотворительном концерте в правительственном колледже искусств. С моего согласия Десмонд принял приглашение. Конечно же, дети не могли идти в своей убогой заплатанной одежде. И тогда Десмонд сам взялся за дело и заказал для них… нет, ни за что не угадаете… восемь маленьких алых сутан и восемь красных шапочек. С тех пор хор стал называться «Маленькие кардиналы».
Я сразу понял, что в названии, несомненно, нашли выражение подавленные желания Десмонда. Мы уже не могли дождаться, когда отец Сибер допьет кофе.
— Ну а теперь я хочу испытать ваше терпение рассказом об успехах «Маленьких кардиналов», — сказал отец Сибер. — Мы с Десмондом решили, что будем принимать лишь некоторые приглашения от самых избранных. В Мадрасе, третьем по величине городе Индии, наряду с ужасающей бедностью можно встретить и неслыханное богатство, особенно в больших домах и поместьях, расположенных в аристократическом районе Адьяр. Многие из этих богачей — христиане, и нередко «Маленьких кардиналов» приглашали развлечь гостей на приемах, устраиваемых в саду, или на других светских мероприятиях. И их учитель Десмонд, наш кардинал manqué[106], естественно, сопровождал своих питомцев, чтобы проследить не только за тем, как они поют, но и за тем, чтобы их не заласкали и не закормили сладостями. Десмонда, конечно, неизменно приглашали к столу, и все как один находили его очаровательным и гораздо более интересным, чем его питомцы. — Здесь отец Сибер сделал паузу и улыбнулся, погрузившись в воспоминания.
— Ради бога, святой отец, не дразните нас, — взмолился я. — Что вы нас мучаете!
И тогда, все с той же загадочной улыбкой на губах, он продолжил:
— Самый горячий и постоянный интерес к «Маленьким кардиналам» проявляла хозяйка одного из адьярских домов, дама евроазиатского происхождения, госпожа Луиза Пернамбур, христианка, но настоящая рани[107], вдова члена Верховного суда Мадраса, которая унаследовала от отца — владельца процветающих бумагопрядильных фабрик и сотни ткацких станков в Калькутте — колоссальное состояние. Луиза Пернамбур — тридцатипятилетняя хозяйка не только роскошного поместья в Адьяре, но и дома в Пуне, куда она обычно удалялась на время жаркого мадрасского лета, — отличается восхитительной медлительностью движений, приятной округлостью форм, и, с ее кремовой кожей и томными черными глазами, подобно всем женщинам евроазиатского происхождения, чрезвычайна привлекательна. Но, как очень скоро обнаружили ее поклонники, сонный взгляд мгновенно становится очень жестким. Госпожа Пернамбур знала себе цену и дешево не продавалась. А потому казалось весьма похвально, хотя и несколько странно, что столь жесткая, богатая и красивая женщина проявляет нежную заботу о восьми маленьких хористах. Более того, даже когда «Маленькие кардиналы» не выступали, их учитель обязательно получал приглашение на обед или на ужин, во время которого изысканный стол был сервирован на террасе в саду под огромной яркой луной. — Неожиданно отец Сибер замолчал и взглянул на часы: — Боже милостивый, уже почти половина четвертого! За мной должна приехать машина, и я, кажется, даже слышу шум мотора на подъездной дорожке. Ладно, не буду вас больше дразнить. В любом случае вы уже и так все поняли. Словом, хотя она еще в этом и не призналась, Луиза по уши влюбилась в Десмонда. Итак, в один прекрасный субботний день, приехав в Адьяр на встречу с одним из наших попечителей, я решил воспользоваться случаем и заглянуть к госпоже Пернамбур. Я знал, что она пригласила Десмонда на чай, а поскольку сам страшно взмок и ужасно хотел пить, то решил, что и мне перепадет чашечка освежающего чая с булочкой. Было уже половина четвертого, погода стояла прекрасная, и ничто не напоминало о дождях и наводнениях, терзавших штат Бихар на севере. Итак, поскольку я принят в этом доме и мне все там хорошо знакомо, я вошел через дверь на террасу и по коридору прошел в гостиную. И, никем не замеченный, остановился в дверях. На большом низком диване, под опахалом, которым ритмично взмахивал мальчик-слуга, сидели Десмонд и хозяйка дома: мадам в прелестном голубом неглиже из тончайшего газа. Тут следует отдать должное Десмонду. Он сидел на приличном расстоянии от мадам, которая, вероятно повинуясь таинственным законам гравитации, придвигалась к нему все ближе и с обожанием заглядывала ему в глаза. Неожиданно она что-то прошептала ему на ухо. В ответ Десмонд вежливо улыбнулся, не в силах скрыть выражение усталости, можно даже сказать скуки на лице, и тогда она вдруг протянула руку и нажала на кнопку Я сразу понял, что сейчас будет, ибо недавно из Нью-Йорка доставили огромный электроорган с записями песен в исполнении Десмонда и установили в дальнем конце гостиной. И вот послышалось какое-то гудение, а потом:
Ты — моего сердца отрада,
Я не могу без тебя…
И когда несравненный юный голос заполнил комнату, мадам придвинулась к Десмонду еще ближе. Может, я раньше и не видел в женских глазах готовность связать себя узами брака, но сейчас я увидел именно это и ошибиться не мог, так как слишком хорошо знал Луизу, которая всегда хотела или все, или ничего. Итак, я повернулся и на цыпочках пробрался туда, откуда пришел, затем, сделав круг, подошел к главному входу, где попросил дворецкого передать мадам, что я приходил.
Отец Сибер умолк, а мы с Нэн смотрели на него в немом удивлении.
— Ну, — с трудом выдавил я. — Желаю Десмонду мягкой посадки. Надеюсь, он будет счастлив.
— Погодите! — воскликнул отец Сибер. — Не будем обгонять события. Итак, в тот вечер Десмонд вернулся раньше обычного и сразу же прошел в свой класс, где его уже ждали маленькие ученики. Когда он вошел, они встретили его песней собственного сочинения — строфами, полными любви и признательности, которые в милом детском исполнении звучали по-настоящему трогательно. Я заметил, что, выходя из класса, Десмонд вытирал глаза. Потом он прошел в часовню. Я знал, что он непременно ко мне зайдет, и действительно, через полчаса он постучался в мою дверь.
«Входи, Десмонд».
Он вошел и тут же упал передо мной на колени.
«Отец, я должен вам кое-что сказать».
«Вставай сейчас же, дуралей, и садись в кресло, — произнес я и, когда он встал с колен, добавил: — Не нужно мне ничего говорить. Я уже в курсе, и тебе некого винить, кроме себя. А все твоя манера целовать ручки и бросать томные взгляды. В результате бедная женщина решила, что ты безумно влюблен, но слишком застенчив, чтобы признаться. А потому сделала это за тебя. Ну что, не прав я?»
«Да, святой отец, — ответил он убитым голосом. — Она хочет увезти меня в Пуну, где мы сможем без лишнего шума сочетаться браком».
«А ты сам-то этого хочешь?»
«Нет, я не хочу кончить свою и без того несчастную жизнь в ее будуаре, — печально покачал головой наш дурачок и промямлил: — К тому же мне не нравится, как от нее пахнет».
Нам с Нэн жутко хотелось смеяться, но под строгим взглядом отца Сибера мы сдержались.
— Десмонд был просто сам не свой, — продолжил он. — И мне ничего не оставалось, как твердо объявить ему, что если он не хочет лишних неприятностей, ему надо убираться отсюда, и поскорее. В Бихаре, где во время наводнения река вышла из берегов и смыла целую деревню, остро требуются помощники. Я велел ему отправляться туда и прихватить с собой матрац, поскольку путь до Калькутты неблизкий.
«Святой отец, но я не хочу покидать вас и своих мальчиков!»
«В таком случае мадам никогда в жизни не оставит тебя в покое!»
И тогда он нехотя встал, молча прошел к себе в комнату, собрал дорожную сумку и послушно свернул матрац. В тот же вечер, в половине одиннадцатого, я посадил его на мадрасском вокзале на почтовый поезд, идущий на север.
На этом отец Сибер закончил свой длинный, но крайне интересный рассказ, и в комнате воцарилась тишина.
— Так он все-таки добрался до Бихара или нет? — спросила Нэн.
— Добрался. И если судить по поступающим оттуда телеграммам, держался он удивительно мужественно и достойно.
— А как же госпожа Пернамбур? — поинтересовался я.
— Я счел, что в моем положении будет благоразумнее совершить поездку к брату, которую так долго откладывал, — мягко улыбнулся отец Сибер. — Когда я вернусь, она уже будет в своем прекрасном доме в Пуне, куда я и отправлю длинное, умащенное лестью послание с объяснениями.
