— Что вы смотрите! Немедленно остановите его!
Петрония уложили в каюте музыкантов. Его трясло, и он все время что-то выкрикивал. Джейсон старался успокоить его, вернуть к действительности, но безуспешно.
— Это правда! — кричал Петроний. — Истинная правда! Клянусь памятью моего прадеда! Я слышал это в моем контрабасе! Наконец-то я могу это открыть!
Алекс глянул на Джейсона, но ничего не сказал. Макэлрой уже сделал Джейсону выговор.
— Я намерен обо всем сообщить импресарио, Кауард, — сказал он. — Это скандал, и вину за него я возлагаю на вас.
Джейсон вздохнул и равнодушно посмотрел на дрожащего Петрония.
— Ничего не понимаю, что он там бормочет. Джим, дай ему виски. Может, он успокоится.
Джим достал фляжку. Петроний жадно припал к ней.
— Черт побери! Он высосал все до последней капли! — возмутился Джим.
— Я возмещу тебе убыток, — пообещал Джейсон.
Понемногу Петроний затих. Лишь порой он еще выкрикивал какие-то непонятные слова.
— Белая горячка? — предположил Алекс.
— Он же почти не пьет, — возразил Джим. — Да и не похоже это на белую горячку.
— Он просто сошел с ума, — сказал Джейсон. — Все, с меня хватит. Он уволен, и кто знает, не уволят ли вместе с ним и всех нас.
— Не принимай это близко к сердцу, — утешил его Алекс. — Я завтра поговорю с Макэлроем.
— А где остальные? — спросил Джейсон.
— В обеденном зале второго класса, — ответил Джим. — Играют там на богослужении. Один священник из пассажиров остался недоволен службой капитана Смита и пригласил всех желающих на двухчасовое пение псалмов. А нас попросил аккомпанировать.
— Ладно. — Джейсон устало вздохнул. — Вы двое идите туда и помогите нашим. А я останусь с Петронием.
Джим и Алекс ушли. Джейсон достал книгу по Орнитологии, устроился на своей койке и погрузился в чтение. Петроний громко храпел, словно безумие задело также и его легкие.
В углу темнел большой контрабас.
Дорога. Начало и конец, рождение и смерть. Все проходит по ней. Дни и ночи, леса и города.
Он всегда видел перед собой дорогу, желтую, раскаленную солнцем. По обочинам в траве стрекотали кузнечики, но днем все словно вымирало. Где-то в пыли грелась на солнце змея или ящерица. Днем птицы не пели. Путники тоже отдыхали. Для привала им было легко найти рощицу или тенистое дерево. И даже родник.
Много миль прошел он так, усталый, вспотевший, запыленный и истомленный жаждой. Но другого счастья, кроме дороги, он не знал и ни на что не променял бы свой посох и стертые ноги.
Дорога была всегда. Она была и жаждой, и водой.
Еще в родном городишке, расположенном высоко в горах Умбрии, он каждый день думал о дороге. Как лента из сусального золота, она петляла в лучах полуденного солнца. Круглый год по ней мимо их городка ползли скрипучие телеги и повозки, груженные бочками вина и масла, овощами и мясом. Путь их лежал в Рим.
А навстречу им ехали торговцы, шли разносчики, странники, бродячие фокусники и музыканты. Они останавливались в городке, иногда некоторые задерживались на день-другой, а потом двигались дальше. Дорога была как река. По ней тек бесконечный поток образов — старый молчаливый монах с посохом и в коричневом плаще. Торговец птицами с большой клеткой на тележке — в клетке щебетали желтые, синие и красные клубочки, но были у него и соколы с ястребами. И у всех путников были усталые глаза — пройденные мили оставили свой след на их лицах, равно как и мысль о милях, ждущих их впереди. Да, дорога, как река, несла их всех. Ну а городок — городок был заводью.
Он сызмала знал это слово: «заводь». Сколько он себя помнил, дорога безмолвно звала его с собой. Конечно, и другие мальчики интересовались всем, что видели на дороге. Но юного Джованни Петронио Вителлотеста она притягивала особенно сильно.
Однажды — ему тогда было двенадцать — в городок приехал кукольный театр.
Наблюдательный пост Петронио находился у нижних городских ворот в тени старой повозки без колес. Он мог сидеть там целыми днями, не сводя глаз с дороги. Когда он думал, что его никто не видит, он забирался на козлы этой брошенной повозки и длинным прутом погонял воображаемых лошадей.
В городке над ним смеялись и называли Привратным Кучером, но Петроний не обращал на это внимания и только подгонял своих лошадей. Часто он тайком уходил из городка по дороге, то вверх, в горы, то вниз, в долину, несмотря на запрет отца, который не раз наказывал его за эти одинокие прогулки. Но Петронио иначе не мог — он должен был ходить один. Правда, он стал соблюдать осторожность, чтобы его никто не заметил.
Петронио ежедневно сидел на козлах за южными воротами. Поэтому он первый увидел кукольный театр. Маленькая повозка, запряженная двумя усталыми гнедыми лошадками, дребезжа, поднималась в гору. Три человека по очереди то вели лошадей, то толкали повозку сзади.
Вздрогнув от радости, Петронио спрыгнул с козел. Еще бы, ведь он узнал эту повозку, хотя прошло несколько лет с тех пор, как он видел ее в последний раз. Он почти забыл о ней. Приезд кукольного театра — это была важная новость! И он побежал по улице, возвещая о его прибытии.
Задолго до того, как повозка достигла ворот, за ней уже бежал хвост ребятишек.
Тогда его звали Джованни Петронио Вителлотеста. Эту странную фамилию семья получила от прадеда. Она означала «телячья голова» и до скончания веков должна была напоминать потомкам об их пращуре.
Первый Вителлотеста был человек своенравный и славился как книгочей. Он бывал в Риме, во Флоренции, потом по неизвестной причине вернулся в родной городок и стал там мясником. Он был широк в кости, силен и отличался необузданным нравом.
Через несколько лет после возвращения прадед, которого тоже звали Петронио, женился. Его жена, молодая, похотливая и взбалмошная бабенка, наверное, завела себе любовника — во всяком случае через полгода после свадьбы она неожиданно лишила мужа его законных прав. Попросту говоря, заперла перед ним двери спальни. Мясник был весьма раздосадован. Об этом судачил весь городок, и мясник возжаждал мести.
Однажды вечером после очередной неудачной попытки попасть в спальню его осенило, и он понял, что нужно сделать, чтобы вернуть утраченную честь.
Он пошел на скотобойню и снял с крюка голову зарезанного утром теленка. Через час эта голова превратилась в маску, и мясник надел ее как шапку. Маска была тяжелая, тесная, и в ней трудно дышалось, но, когда, направляясь в спальню жены, мясник взглянул на себя в зеркало, он остался доволен. Чтобы не запачкать одежду, он разделся догола, и казалось, будто телячья голова срослась с его нагим туловищем.
У двери спальни мясник начал мычать, топать босыми ногами и бить себя в грудь. Жена испугалась и открыла дверь.
Результат превзошел все ожидания. В лунном свете, падавшем из окна, она увидела голую фигуру, измазанную кровью и жиром, с телячьей головой, рогами и выпученными глазами. Жена мясника издала нечеловеческий вопль и бросилась назад в комнату с намерением выпрыгнуть в окно. Мясник понял, что его затея удалась. Он ринулся за женой, чтобы удержать ее. Но бедная женщина поняла только одно: чудовище схватило и не отпускает ее. Она закричала еще громче. Соседи проснулись и выскочили на улицу с фонарями и свечами, многие — в нижнем белье и ночных сорочках.
Их глазам предстало странное зрелище. Жене мясника удалось вырваться из лап чудовища и выбежать из дома. Она все еще вопила от ужаса. Чудовище преследовало ее по пятам. Вид голого мужчины с телячьей головой на плечах произвел на соседей неотразимое впечатление, и они пустились вдогонку, хватая на бегу мотыги и грабли. Они не сомневались, что их городок посетил посланник дьявола.
— Может, это чудовище уже сожрало мясника, — предположил один.
— Наверное, его привлек запах крови, — догадался другой.
— Его нужно убить! — дружно решили все.
Словом, эта забавная процессия мчалась через весь городок по направлению к торговой площади. К ним все время присоединялись новые люди. Женщины осеняли себя крестным знамением и прятали детей, чтобы уберечь их от кровожадного чудовища. Некоторые даже падали в обморок. Священник стоял на пороге своего дома с таким видом, словно пришел Судный день.
Если бы преследователи не так шумели, они услыхали бы, что из глотки чудовища вырываются вполне человеческие слова:
— Постой! Это я! Твой Петронио!
Но ни жена, ни преследователи не слышали его. Мяснику было трудно бежать с тяжелой телячьей головой на плечах, к тому же он обнаружил, что не может стащить ее с себя. Голова словно приросла к его плечам.
Преследователи настигали его. Петронио уже совсем было догнал жену, но поскользнулся и упал в лужу.
На него тут же набросились четыре человека. Они повалили его на землю и, без сомнения, убили бы, если б один из них вдруг не крикнул:
