После операций почему-то отказывается работать правая рука. Резкая болезненность.
Ремонт у нас уже кончается. А недавно дни и ночи были переполнены всякими неожиданностями. Ремонтные бригады сняли крышу и балки. Железо для новой крыши медленно кочевало по канцелярским бумагам. Первый дождь, и открытые всем ветрам и дождям потолки четвёртого этажа рухнули. Мама, лёжа в кровати, наблюдала звёздное ночное небо. К краям рухнувшего потолка подходили бродяги-коты, заглядывали вниз, любовно перемяукивались. По полу весело стучал дождь. Жизнь под открытым небом! Романтика!
Велика сила привычки — соседям-консерваторам, привыкнувшим к крыше, эта жизнь не понравилась и они начали жаловаться. 2 недели висели на телефонных трубках, «сидели на плечах» председателя Райисполкома. Помогло. Сегодня крыша сверкает новеньким чёрносиним толем.
А всё-таки жаль, что меня не было дома в то интересное бескрышное время.
Ну а так, за исключением всего вышеизложенного, у нас всё хорошо.
Ксюшенька, большое спасибо за помощь. Очень трудно брать эти деньги, ведь их нет. Мама всегда очень остро переживает каждый перевод. «Откуда Ксюша берёт эти деньги?»
А денег нет. Одни долги. Хочу скорее окрепнуть и «подрисовывать» для денег какую-нибудь халтурку.
Ну всё. Никак у меня не получаются бодрые письма. Вообще настроение у меня хорошее, стараюсь поддержать маму.
До свидания. Очень болит рука! Шея! Плечо! — трудно писать.
Целую тебя крепко-крепко.
Мама горячо поздравляет и целует.
[Без даты. Сюда отнесено по смыслу. Замечаю, что Мура, в основном, не датировала писем, которые посылала не по почте, а через чьи-то руки.]
Моя дорогая!
Пишу несколько слов, — не знаю, зайдёт ли к тебе Витя? Идусю сейчас хотим поместить в туб. институт, а я, очевидно, также лягу в клинику. Начинаю пугаться — не рак ли у меня? Всё не легче.
Не так давно, очищая ящики письменного стола, я обнаружила пачку писем времён Мисхора. Погрузилась в чтение их. Такие твои выражения «Мой светлый луч», «моя единственная радость» и другие взволновали.
А сейчас я так уж стара. Какое счастье быть здоровой, иметь возможность действовать, везде поспевать и преуспевать. Чувствуя физ. несостоятельность от болей, я так грущу по труду. Понятно ли это тебе, родная.
Давно нет от тебя писем.
Целую тебя нежно. Мура.
[Письмо Иды. Как и следующее, оно адресовано Муре (домой), а та, по-видимому, переслала его Ксении.]
7. V.1950 г.
Добрый день, мои дорогие, все, все, все!!!
Рассказать вам историю прибытия Ирины Пшенишняк в Сосновку. В 11,16 поезд подошёл к Черкассам. Ливень! — Невозможно выйти из вагона. Вышли. Курортного агента нет. Машины все переполненные людьми ушли в город. Площадь пуста. Посидела я на станции с час. Идёт дождь. Покушала с горя, с огромнейшим аппетитом. Чемодан немного связывал руки. Наконец добилась в какой-то кабинет к работнику станции, оккупировала телефон (вернее купила разговор по телефону) стала ругаться с Сосновкой. Четвёртый долго отказывался от меня — нет такого номера путёвки у них. Плохая слышимость. Наконец я растолковала им, что у меня «предложение» под таким-то номером. Сезон начался 3/V. И 3-его были агенты. А раз у меня «предложение», — сказали мне, — значит я опоздала, мне нужно добираться самой на попутной машине. Я им сообщила, что для начала забота о больных мне уже понравилась, поблагодарила и стала голосовать, не высовывая носа из подъезда. Всё тот же дождь. К часу на площадь подкатила лихо смесь машины «Зингер» и примуса. Антилопа Гну была скромно перекрашена в порыжевший траурный цвет. Козлевич согласился прокатить в Сосновку за 15 рублей. 10 километров (7 до Черкасс, 3 от города). Антилопа старенькая — уже и 10 трудно. Поехали. 4 стоит у самой дороги, первый. По тенистому красивому парку разбросаны домики дачного типа с верандами, с крылечками. Сосна, дуб, акация, жасмин, густая трава с ромашками, за забором начинается лес только сосновый, красивый вид на Днепр. Столовая — длиннющий корпус, вместо стен — стёкла, увитые плющом. Когда кушаешь (людей масса) красиво смотреть: зелёные шевелящиеся стены. За санаторием возле дороги — 2-три стола — базар. Ягоды (8 руб. кило клубника, отходит уже) молоко, ряженка, лук, редиска и т. п. Внешне как будто бы всё хорошо, но вот уже конец дня и я могу сказать, что бытовые условия здесь очень плохие. Пожалуй, к концу сезона больные одичают на лоне матери-Природы (действительно здесь очень красивой). К примеру мой день. Зарегистрировавшись и заплатив 10 рублей за прописку (вообще у меня сегодня ушло масса денег: 10 — постель, 6 — телеграмма, 1 — разговор, 15 — машина, 10 — прописка — итого 42 рубля. Видела землянику и не решилась купить), итак покончив с официальными делами я пошла в баню. Температуру померяли — 36,7° (Сегодня вечером меряли — 36,5°) — физиономия и конечности черны — дождь не везде смыл сажу (вагон после станции Гребенка бежал первый после паровоза) врач тубсанатория сделав беглый осмотр (внешний, причём) решила: годна! (Для бани) И повели меня. Дождь перестал. Шли мы довольно долго. Вышли из ограды, пересекли пару шоссе, вошли в лес и идём, идём, идём. По моему на все санатории одна баня. Такой мерзкой бани я ещё в жизни не видела. Душегубная камера. Очень холодно. Воды нет. Принесли в ведёрке. Только я начала мыться, со всех сторон как подули сквозняки. Я вспомнила разговоры больных — кто пройдёт сквозь страшное испытание в Сосновке — обязательную баню — может считать себя исключительно счастливым человеком. Мне очень захотелось примкнуть к последним, поэтому я вымылась очень интеллигентно, быстро, смыла остатки сажи и замёрзнув всё-таки, поблагодарив банщицу за доставленное удовольствие, направилась назад. Когда бани уже, а санатория ещё не было видно, верхушки сосен стали яростно кланяться земле (их чистые звонкие стволы, оранжевые, на фоне грозового неба — какое зрелище!) и снова полил сумасшедший дождь. В сосновом лесу — где спрячешься! Пока я добежала к своему четвёртому корпусу, на мне ничего не было сухого. И не во что переодеться. Перед баней чемодан у меня взяли в камеру хранения и сказали, что нужные вещи я получу вечером.
8. V.1950 г. Мои дорогие, добрый день!
Сегодня солнце — природа щедра и красива вокруг. Утром вместе с поднявшимся солнцем стало подниматься настроение. Проснувшись утром, выпила кружку молока с коржиками (принесли его вечером, я уже спала) и снова легла спать, как только сестра с термометрами ушла. В 9 завтрак. Стала звенеть рельса, я поднялась и после долгих поисков обнаружила за домом умывальник. Воды там не было. Нашла на чужой веранде ведро с водой, наполнила его. Мыло пришлось положить на землю. Столовая красива. Пришла туда после сдачи анализа крови. Зелёные сверкающие огоньки плюща кое-где между узорными листьями голубые просветы неба — удивительно приятные стены. На солнце всё потеряло свою вчерашнюю суровую окраску, всё выглядит приятнее, добрее, красивее.
В столовой обслуживают хорошо. Для того, кто быстро ест, официантки двигаются медленно, для меня же вполне достаточно. За завтраком скушала 2 яичка (в мешочке!), картошку с рыбой в томате, рисовую молочную кашу (вчера вечером давали, и сегодня — безобразие!) и чай с булкой с маслом не допила. Больше не могла. Масла мало. В общей сложности 45 гр. Пришла домой и в кровати жду врачебного обхода. Таков порядок. Стучат в ставни — земляника! Съедаю 2 стакана (стакан — рубль). Дремлю. Стучат! «Не желаете ли маникюр, брови!» Не хочу бровей. Сплю. Лишь в 12 пришёл врач Лев Маркович. Личность на первый взгляд несимпатичная. Мою историю болезни сестра, конечно, забыла (сестра — анекдот! как это положено всем в большинстве туб-сёстрам — комик в жизни и злодей на работе). Л.М. скучающим тоном задал несколько основных вопросов. «Место расположения каверны — нижнее?» «Нет, — отвечаю, — парашлюсное!» «А, у Морозовского научились?» Я улыбнулась. Действительно, только в Туб-институте говорят: «парашлюсный». Обычно: «пришлюсный». Не слушал. Лида говорит, что для слушанья и для всяких спирометрий будут вызывать в кабинет. Узнав, что у меня не нашли спаек, он не выслушивая, не смотря на рентген, высказал твёрдую мысль — сделать мне торокоскопию. Под одеялом я ему показала «рули-рули». Сказала, что Костромин Павел Ильич очень хотел мне сделать то же самое, но после тщательных поисков с участием Кет спаек не обнаружил и отказался от своего желания. Л.М. высказал гомеопатическую мысль — рентген это ещё ничего не значит. Нужна торокоскопия. Они мне её конечно не сделают. Драгоценные дни поправки среди леса, возбуждающего аппетит волчий, менять на всякие послеоперационные периоды! Смешно. Торокоскопия, так же как и полное пережигание, даёт всегда жидкость. Да вообще это значит заболеть тяжелее. У меня почему-то плеврит немного утих (купаюсь). Вообще себя больной не чувствую, вернее, не чувствую себя простуженной, хотя насморк после вчерашней бани немного усилился. Кушать уже хотелось через полчаса после завтрака. Малокалорийная здесь пища, что ли?
