…и Старлей завизжал, и запахло паленым мясом.
НЕМНОГО О МИРАХ, УТРАТИВШИХ СВОЙ ШАНС
человек не прекращается
исчезая без следа
просто в память превращается
и собака с ним всегда
Алексей Цветков
Кир ехал на своем восьминогом жеребце по кличке Слейпнир вдоль железнодорожной насыпи. Быстро сгущалась ночь. Вдоль насыпи, в обильных зарослях крапивы и чертополоха влажно поблескивала роса. Жеребец больше не хромал, однако немилосердно косил на правый глаз и постоянно подергивал головой, будто пытался совместить поля зрения. У платформы со многими сходящимися путями тропинка кончилась, и Кир спешился. Он отпустил повод и хлопнул жеребца по крупу, и лошадь послушно потрусила назад, в темноту.
На платформе было безлюдно. Кир зашагал вдоль путей, забитых товарняками. Издалека доносился протяжный, то ли шакалий, то ли собачий вой. Так воют псы на полную луну — хотя никакой луны, ни полной, ни ущербной, не было в затянутом тучами небе. Некоторые вагоны были помечены косыми меловыми крестами. Пройдя еще немного, Кир заметил и того, кто помечал вагоны. Тощая невысокая фигура в ватнике и с большим гаечным ключом в руке. Человек временами останавливался и проверял сцепку вагонов, постукивал по железу, будто отыскивал полости и свищи. Когда Кир приблизился, обходчик обернулся. У него были большие темные глаза под короткой челкой и огромные уши, отсвечивающие белым над воротником ватника.
— Ну здравствуй, Кир.
— Зачем тебе такие большие уши? — спросил Кир.
— Это чтобы лучше тебя слышать, — ответил обходчик.
— А затем тебе такие большие глаза?
— Чтобы лучше тебя видеть.
— Зачем тебе такой большой гаечный ключ?
— А чтобы съесть тебя. — Обходчик улыбнулся. — Шутка. Чтобы быстрее отвинчивать болты.
Они присели, свесив ноги с насыпи. Обходчик достал пачку «Беломора».
— Будешь?
— Я бросил, — ответил Кир. — Два месяца без сигарет.
— Ну как хочешь.
Обходчик закурил. Помолчали. Под насыпью надрывались сверчки. В зарослях возился кто-то крупный, должно быть, давешняя собака.
— Ты вот небось все знаешь, — сказал Кир. — Ответь на вопрос: что мне теперь делать?
Обходчик пожал плечами:
— А что хочешь. Хочешь подержаться за мой ключ?
— Нет уж, спасибо.
— Была бы честь предложена. — Обходчик обернулся и уставился на Кира темными, без малейшего проблеска света глазами. — Триста миллионов лет назад я отправил своего человека на поиски беглеца, чтобы исправить сделанную не мной ошибку. Однако человечек мой заблудился. Выведи его на след.
— А что ты мне за это дашь?
— Я отдам тебе то, чего ты больше всего боишься, — улыбнулся обходчик. — Хочешь подержаться за мой гаечный ключ?
Кир покачал головой:
— А не обманешь?
— Я никогда не обманываю.
Кир поднялся с насыпи, отряхнул колени. Уходя уже, обернулся:
— Последний вопрос: что будет с теми вагонами, которые ты пометил мелом?
— На рассвете я отцеплю их от состава. Как видишь, времени у тебя не так много. Поспеши.
— Что ж, до встречи.
— Мы больше не встретимся. Так что давай уж попрощаемся как следует. — Обходчик протянул Киру ладонь, испачканную смазкой. Рукопожатие было холодным и цепким. Потом юноша отвернулся и, засунув руки в карманы джинсов, пошел в темноту. Обходчик проводил его взглядом.
Очухался Кир опять в камере и опять треснулся башкой о верхние нары — это уже становилось дурной привычкой. Проморгался, встал. Кряхтя и потирая разбитый лоб, он раскидал скелеты, вдохнул поглубже и нырнул в подкоп.
Кир, чертыхаясь, по-пластунски полз в узком, будто червем в яблоке выгрызенном тоннеле. Его окружал черный обсидиан. Некоторое время спустя под локтем что-то хрустнуло и осыпалось крошкой. Кир остановился и прислушался. Снизу, совсем неподалеку, доносился человеческий голос. И голос этот говорил примерно следующее:
— Слушайте меня, о Бандар-Логи. Сегодня мы побеседуем о религии, и я с легкостью докажу вам, что всякая почти религия — а в особенности та, о которой пойдет речь, — подобна фаст-фуду. Так же как фаст-фуд сочетает в себе все то, чего жаждет тело: сахар, соль, жиры, — так и религия сочетает в себе самые желанные качества человеческой морали. К примеру, милосердие, прощение и любовь к ближнему. И так же как фаст-фуд делает взыскуемую пищу легко доступной, так и религия подает нам мораль в удобной пластиковой упаковке, для потребления на ходу. Остерегайтесь фаст-фуда, о мои Бандар-Логи!
Тут речи неизвестного прервались почему-то хрустом и чавканьем. Спустя минуту чавканье затихло, и голос продолжал:
— Так на чем бишь я остановился? Ах да. Фаст-фуд. О, все эти бургеры, куриные крылышки, прожаренные в масле луковые колечки, хрусткие, мелкой солью присыпанные чипсы. Прочь, искушение, прочь!
Снова хруст и чавканье и, после паузы:
— Вы возразите мне, Бандар-Логи, и скажете, что религия занимается не только вопросами морали, но также справедливого воздаяния и посмертия. Что я вам на это отвечу? Фаст-фуд — тоже отнюдь не только и не столько еда. Это, поверьте мне на слово, целая идеология. Наиболее пронырливая из сетей давно осознала, что основной мишенью являются дети, — и немедленно добавила к своим аккуратным упаковкам отравы пластиковые игрушки и бонусы в виде халявных билетов в цирк…
На этом терпение Кира лопнуло. Устав слушать доносившийся снизу бред, он прополз еще немного вперед — и провалился в отверстие, умело замаскированное картоном. Приземлился он на что-то крупное и костистое. Крупное и костистое жалобно охнуло. Кир сполз с ушибленного и огляделся. Он находился в камере, размерами и вправду уступающей его собственной. На полу чадил масляный светильник. Хозяин узилища успел принарядиться, видимо, ожидая гостя. Волосы Жор-Эль убрал под бандану с японским солнцем, нацепил майку с портретом Че и почему-то утепленные штаны от зимней униформы бойцов Первой горнострелковой дивизии вермахта, с нашивкой-эдельвейсом в тыльной части. Удивило Кира, однако, не это, а то, что в камере Жор-Эль был не один. На полу сидели на задних лапках примерно две дюжины крыс, а по стенам устроилось немереное количество летучих мышей. Они свисали вниз головами, завернувшись в крылья и слабо попискивая. Изо рта хозяина торчал кончик крысиного хвоста и мышиное крылышко. Жор-Эль быстро проглотил то, что было во рту, и шутливо поклонился Киру:
— Прошу к нашему шалашу.
Кир почесал в затылке:
— Ты, как я погляжу, проповедуешь крысам? Славный способ провести вечность.
Жор-Эль таинственно улыбнулся:
— Это тот случай, когда пища физическая и духовная связаны неразрывно, сынок. Почему-то на философские разговоры живность приманивается легче всего. Угощайся.
Кир подумал и вежливо отказался. Давешнее печенье его, конечно, не насытило, но пожрать наивно развесивших уши рукокрылых — было в этом что-то кощунственное.
Жор-Эль вздохнул:
— Ну, как хочешь. Дело хозяйское. Вообще-то, летуны приносят мне вести с воли. Связь ненадежная, но хоть что-то. — Скрипнув артритными суставами, он уселся на пол в позе лотоса и внимательно оглядел сына. — И впрямь, возмужал. Как я погляжу, власть над миром тебе еще не предлагали?
— Предлагали. Я не взял.
— Молодец. Он все врет. Причем непрерывно, даже себе самому.
— Расскажи мне что-нибудь новое.
— Новое? Какие же новости в мире, где кругом одни мертвяки?
— Ну например: сколько лет тянется эта канитель?
Жор-Эль озадаченно хмыкнул:
— Как на такое ответишь? Может, один день, а может, тысячелетия. Для мертвых ведь нету времени. Мертвые существуют столько, сколько живет память. — Прищурив глаза, словно вглядываясь в отдаленное прошлое, Жор-Эль продолжил: — Не поверишь, но никто ведь ничего и не заметил. Все произошло так быстро. Потом ночью. Спали все. Я на это и рассчитывал: раз, и нету. Ну, поболит с минутку. Всяко лучше, чем вечное рабство в Стене. Так что я, кажется, единственный, кто на всем Криптоне помнит, что мы мертвы. Однако я просчитался, и мошенник Зод ловко воспользовался всеобщим незнанием. Моя мышиная почта донесла, что узурпатор выдал обывателям сладкую сказочку: мол, путем тяжких трудов и искусных маневров пленил он три сотни ёшкиных жуков, и те создают защитный экран, препятствующий вторжению кризоргов. И в космос не полетишь будто бы оттого, что планета окружена искривленным пространством. А покамест все силы следует бросить на развитие военной промышленности и муштру. Чтобы, значит, снять экран и одним ударом… А кто против — предатель и враг свободного Криптона. И представляешь, верят ведь, идиоты. Любят даже его, защитника-спасителя нашего. — В глазах старика сверкнули злые искорки.
