Первую официальную пересдачу с деканатской ведомостью на руках она назначила как раз перед первым экзаменом. Расчет был ясен: погнать невпроворот за двумя зайцами сразу, не оставить никаких шансов для полноценной подготовки, обеспечить сходу убийственный провал. Но Игнат, все-таки, одолел. Одолел историю почти без подготовки, и это оказалось в итоге незаменимым подспорьем.
Вторая официальная сдача с обязательным письменным направлением на руках была назначена как раз точно в день экзамена следующего, и в этом опять же чувствовался все тот же дьявольский расчет. К чему готовится? — механика ведь не история партии родной, в школе и книгах сто раз читанная-перечитанная. Здесь даже на троечку серьезная подготовка нужна, ведь троечка вузовская есть вовсе не троечка школьная пресловутая, троечка «всеобщая, обязательная», когда в конце года учебного учитель сам чуть ли не силком слова в рот вкладывает.
На чем сосредоточиться?
Однако вопрос этот уже не стоял. Заветная корявая закорючка в зачетке давно уже отодвинула прочие детали насущные на отдаленные в непроглядный туман плоскости, и все! — все силы необходимо было бросить сюда. Только сюда, хоть веры уже почти не было: то навальное в непосильную тяжесть, гнетущее чувство безысходности давно превратилось в сплошную безнадегу, а теперь в особенности. Теперь, когда он остался один, когда другие ребята вырвались окончательно из мертвой хватки, и могли, наконец, полностью сосредоточиться на текущих экзаменах.
Да, веры уже почти не было, но еще предстояло две официальные сдачи. А это значит, какой-то призрачный шанс оставался, и необходимо было бороться, цепляться за любую возможность… Заветная корявая закорючка в зачетке давно превратилась в нечто решающее, вожделенное.
2 Хронический тонзиллит
Итак, Игнат принял решение полностью сосредоточиться на решении математических задач. Ну а что предпринять в отношении экзамена по механике подсказал Мишка Кошелкин:
— На экзамен совсем не ходи! — заметил он как о деле самом обыкновенном. — Пускай себе ставит неявку в ведомость, а зазря не парься… И обязательно, чтобы чин чинарем, забеги наперед в поликлинику.
— Это еще зачем? — удивился Игнат.
— Возьмешь справочку. Причина уважительная при твоих делах первейшее дело. Выходит, будто сам себе на законных основаниях экзамен переносишь на более удобное время… А после сдашь, элементарно делается. Берешь направление из деканата и….
— Справочку взять! — даже изумился Игнат. — Так легко говоришь, а… как? Кто мне даст, я ведь здоров, как этот самый…
В ответ на это рыжий пройдоха только усмехнулся снисходительно:
— Эх, салажня, учишь, учишь вас! Ладно, бери ручку, записывай, сколько раз еще пригодится… Короче, наливаешь потом, когда с ведьмой своей разберешься.
И впрямь, словно диктуя, Мишка начал не спеша, деловито:
— Значит так, первым делом идешь на прием к терапевту. Кряхтишь, ноешь, мол недомогание обнаружилось… в общем, слабость, головушка побаливает и так далее… Но только на этом, ясное дело, не прокатишь, необходима конкретика. Теперь вспоминай, что тебе первым делом под мышку?.. Понял меня, по глазам вижу, и вот тут-то, как раз, не зевай. Три минуты верные у тебя есть, и полный вперед, приступай… Первым делом сожми зубы покрепче, руки в локтях, мышцой, мышцой напрягись весь изо всех сил! Изо всех сил, как только можешь и держись, держись до конца, до упора… Главное, помни, не сдуться до времени, строго держать, а выдержишь время, не сдрейфишь — вынимаешь железно свои тридцать семь!
Последнюю фразу приятель высказал с темпераментной убежденностью, как о факте неизбежном, дельце многократно проверенном. Но закончил уже спокойно, после маленькой паузы:
— А больше и на фиг, любой белохалатик отпишет дня на три справочку.
Несмотря на очевидную убежденность приятеля, методику Игнат выслушал с большим недоверием. Страхуясь, основательно, детально поэкспериментировал в «домашней» спокойной обстановке…
Студенческая поликлиника располагалась неподалеку от физфаковского учебного корпуса на окраине университетского студенческого городка. Врач-терапевт, строгая полнолицая женщина лет сорока выслушала внимательно, протянула термометр. Игнат, который для полной уверенности уже пребывал несколько минут в отработанной процедуре, тот час продвинул прохладное стеклышко в изрядно запотевшую подмышку.
— Ну-ка, молодой человек, рот приоткройте! — приказала, между тем, врач деловито — Горлышко давайте посмотрим, та-ак…
Она поднесла к лицу знакомую с раннего детства специальную металлическую ложечку. Игнат широко раскрыл рот.
— Гм… да-а-а! — женщина в изумлении потрогала своим крохотным инструментом где-то там глубоко во рту. — А скажите-ка, вот вы… вы и… ничего не чувствуете?
— Не-ет, — удивленно ответил озадаченный ее тоном пациент. — Ничего, вроде… особенного.
— И не першит, и глотать не больно?
— Бывает временами, как комок. Как бы надо откашляться, а не выходит. Но сейчас, вроде…
— Все ясно! Хронический тонзиллит, и ужасный, ужасный! Как можно не обращаться?
— Да вроде…
— Ну правильно, вроде! Просто пообвыклось уже, и не замечается особо, когда вне обострений.
— И… что? — не без страха спросил Игнат, изумленный донельзя новой нежданной напастью. — И что теперь?
— Да вы не пугайтесь, жить будете! — улыбнулась врачиха. — Сто лет еще… Но лечиться надо, нельзя запускать далее… Что посоветовать?.. Фарингосепт, хорошо бы, рассасывает. Это леденцы такие, вроде конфетки… Но, замечу, лекарство это импортное, вряд ли в аптеке…
На последних словах врач только развела руками беспомощно — дефицит! Дефицит, это ныне почти позабытое слово, есть символ наиважнейший эпохи развитого социализма. Импорт, да и любой мало-мальски приличный товар приходилось «изыскивать», в поисках нужных «подвязок» проворачивая досконально длинные списки знакомых и родственников. Не были исключением и лекарства, но для Игната…
— У меня отец главврач больницы, — сообщил он коротко и не без достоинства.
Женщина улыбнулась снова, но едва заметно и понимающе, тот час взявшись за авторучку:
— Тогда прописываю.
И она даже не взглянула на протянутый Игнатом влажный горячий термометр, она просто прибавила:
— И справочка ваша… до пятницы.
И вновь забрезжила надежда.
Робкая надежда, что сей крохотный лучик удачи — есть лучик первый в полосе новой, светлой. Полосе долгожданной, пришедшей, наконец, на смену прежней, измучившей беспредельно, занимавшей всецело думы и помыслы. Но Круглова вершила свои бесовские причуды строго, бесповоротно, и редко кому, будучи очередным избранником, удавалось в итоге вырваться из ее дьявольской хватки.
И вот какую еще одну удивительную закономерность отмечали физфа-ковские всезнайки. Тот, кому, все-таки, удавалось вырваться, становился неизменно впоследствии круглым или почти круглым отличником.
3 Куда теперь?
Третью, решающую пересдачу она снова назначила перед самым экзаменом. Перед последним экзаменом в нынешнюю сессию. Математический анализ. Математический анализ кошмарный, вот он и заступил на порог… Как готовить теорию, когда не знаешь, с чего и начать, как подступиться?
Однако заниматься теорией в данной ситуации не имело и смысла. По-прежнему отсутствовал зачет, а значит и допуск к экзамену.
И снова задачи, задачи… Интегралы, пределы, ряды, производные… День за днем, вечер за вечером.
Как и в прошлый раз было две задачи. Как и в прошлый раз обе задачи были очень сложными с объемными громоздкими решениями, когда легко просто сбиться, напутать, совершить случайную ошибку. И снова он решил, решил, как и в прошлый раз обе задачи, но… верно ли?
Легко сказать, когда задача по учебнику, и этот учебник у тебя на руках. Глянул в ответ, и тот час какие сомнения! Но в том-то и дело, что учебника нет, нет и ответов, и свериться нет никакой возможности. Есть только два решения на листках, каждое в несколько страниц, страниц мелким почерком исписанных, с исправлениями многими, небрежно исчерканными.
И вновь она взглянула на листки лишь мельком. Взглянув на листки лишь мельком, она извлекла, не спеша, красный «шарик» из легкой дамской сумочки, секунду так и держала в руке, как бы подчеркивая тем самым значимость ситуации. Потом протяжно, медлительно, слегка придавливая поверхность бумаги, даже торжественно перечеркнула решения диагональным красным крестом.
— Я поначалу думала, вы просто шалопай, Горанский, — произнесла она печальным голосом как бы с сожалением немалым и, опять же, немного торжественно. — Но я ошибалась. Сейчас у меня сомнений больше нет. Вы просто не можете! В силу своих способностей вы объективно просто не можете учиться в университете. Я ставлю вам третью не сдачу (она особо выделила эти слова) в зачетную ведомость, и теперь вас отчислят.
