А количество в данном деле — если не ключевая проблема, то близка к таковой.
Значит, нужно обойтись без взрывчатки. Нужно и можно.
Вот и стал я потихоньку-помаленьку выезжать на прогулки с собакой, приучая всех к своей блажи. Неожиданно для себя подружился с Винчем, этим удивительным существом с человечьими глазами, обладающим разумом и душою… ладно, замнем. В первый месяц, естественно, я ничего не предпринимал. Неживой наверняка отслеживал, что я делаю во время этих прогулок. Надеюсь, месяца ему хватило, чтобы успокоить свою мнительность… Впрочем, не надеюсь; теперь-то — уверен. Иначе позволил бы он мне довести задуманное до конца? Не смешите мой арбуз! Давно бы уже тормознул — и колясочку мою, и мечту мою!
Во всяком случае, сигаретку точно бы не дал подпалить.
Нет, не зря я заделался собачником. Как иначе я смог бы накопить столько бензина? Целенаправленно разговорился на бульваре с пареньком, который каждый день выгуливал таксу своей бабули, представился ему художником и попросил об услуге. Сестра, говорю, уехала в отпуск, а больше у меня никого нет. В последнее время, говорю, плотно увлекся батиком, это роспись по шелку: шарфики, платочки и все такое. Хорошо продаются. Но, как назло, нигде поблизости нет бензоколонки, так что с бензином — просто беда. Дело в том, что готовое изделие после запаривания стирают в бензине, чтобы удалить остатки резерва… что такое «резерв»? Это вязкая жидкость, которую наносят на ткань, обводя рисунок по контуру. Краска за пределы контура не растекается, вот такая технология. Бензин, кстати, входит и в состав резерва, помимо воска и резинового клея… Короче, парень ни на секунду не усомнился, что я и вправду художник. Я дал денег, пообещав ему, если не обманет, вознаграждение за работу. Сколько надо бензина? Да немного, три-пять литров… На следующий день он притащил мне заполненную пятилитровую канистрочку. И началась работа! Пять литров художнику (мне) требовались ежедневно, а парень был не дурак подхалтурить, тем более, я не скупился. Встречались мы на бульваре — в условленное время. Канистры я прятал в коляску, в «багажное отделение» под сиденьем. Потому и заказывал так немного, что емкости б О льшего объема туда не помещались. Возвращался с гулянья как ни в чем не бывало, пронося под задницей кусочки будущей бомбы…
За двадцать дней — сто литров бензина. Круто.
По ночам я поднимал канистры на чердак (в доме, кроме подвала, есть и чердак): там они копились, там ждали своего часа.
Вообще же, готовился я по всем возможным линиям. Я должен был погибнуть вместе с домом — и чтоб никаких вам сомнений! Помочь мне в этом, как ни странно, мог Стрептоцид, отличник и президентский стипендиат. Они думали, я раскрошил их дружка и сжег… вот еще! Такими драгоценностями не разбрасываются. Стрептоцид все это время хранился у меня в морозильнике, пребывая в состоянии глубокой заморозки. Я лишь отнял у него обе ноги и левую руку — в точности то же самое, что проделали со мной. Заказал по Интернету второй комплект протезов: стандартных, готовых. На основе биометаллических модулей, как и мои настоящие. Заказал вторую искусственную руку. А сегодня ночью выложил Стрептоцида оттаивать… В общем, когда развалины особняка будут разбирать, — найдут сгоревшие останки. Мои.
Более того, я и второй коляской запасся! Купил через те же интернет-магазины. Виктор Антоныч, по моим прикидкам, не должен про нее знать: товар доставили в его отсутствие, а в подвал ко мне он уже с полмесяца не заходил. И про запасные протезы не должен бы знать… все это слабое звено, конечно. Остается только надеяться и молиться. Касательно Ленки с Вадиком, то они принципиально не обращали внимания, что там за ортопедические гадости инвалид к себе в нору таскает, брезгливо воротили носы.
Самое тонкое, самое уязвимое место в моем плане было — Неживой. Общаться с ним — как по тонкому льду ходить: одно неловкое слово — и ты провалился… В наших бесконечных беседах среди прочих тем, естественно, возникал и мой отчаянный рейд со второго этажа на улицу. Я рассказал ему про Копытьева — как бы мимоходом. Поскольку сыночек продюсера остался жив, то меня это якобы беспокоило. Спать, говорю, не могу, боюсь, что их семейка мне отомстит. Либо этот чокнутый, либо его папаша — возьмут да подошлют сюда мстителя по найму… Неживой меня успокоил: не дергайся, граф, с ними поговорят. Больше мы к этой теме не возвращались, но… Мину я заложил. После взрыва среди прочих версий вспомнят о Копытьевых. Подозрение падет на обоих, и младшего и старшего. Прежде всего на них и падет, поскольку ясный мотив имеется.
* * *
Кстати, насчет беспокойства. Виктору нашему Антонычу не очень-то и соврешь; я и не соврал. Существование таких вот «тенятников» меня и вправду ломает. Боюсь я — не за себя, за мир. Если какая-то паршивая книжка заставляет людей друг друга жрать, что ж это за люди? И что за люди рукоплещут, когда самозваный пастырь сортирует их на «простых» и «иных»? Людей превратили в баранов. Понимаю, так нас легче стричь и резать. Испокон веков избранные (иные) пили и жрали всех прочих. Но теперь стадо внимает новым пастухам, которые не устают повторять, мол, Добро ничем не отличается от Зла, только подлее, потому что лжет красиво. И этот уродский вздор, вдруг ставший религией, раскачал коллективное бессознательное настолько, что в него запросто входит что угодно. Тенятник с его ОРТ — это еще пончики. Как и Эвглена с ее «студией»…
* * *
…Смотрю на часы. Четыре минуты — как ветром сдуло. Странное чувство, когда смотришь на циферблат: минуты летят, а секунды тянутся. Нервы, нервы. «И вечный стресс, покой нам только снится…»
Сигарета «Friend» полностью истлевает в среднем за пять минут. Я специально поэкспериментировал с разными марками: искал такую, чтоб подольше горела, но при этом с гарантией не гасла. Остановился на наших, российских (англоязычное название — дань рынку). Из десяти штук — все до единой прогорели до фильтра. А брендовое иностранное курево, хоть оказалось не менее надежно, все же не столь долгоиграющее — в среднем на минуту-две кратче наших… На всякий случай перед «часом икс» я просушил все сигареты из пачки, а ту единственную выбрал жребием.
Хорошая замена бикфордову шнуру.
Фильтр, понятно, я отломил, а сигаретину положил на стол в кабинете. Когда табак догорит — воспламенится дорожка из серы, наструганной со спичек. На другом конце дорожки (тут же, на столе) — пластиковая канистрочка, лежащая плашмя, с некоторой толикой бензина на дне. Огонь по тщательно уложенной бумажке добежит до горловины канистры и — пых! Бумага, на которую насыпана сера, поднимается к горловине канистры наподобие горки, пандусом (долго же я с этим делом возился!). Бензиновые пар Ы разорвут канистру; взрывчик будет нехилый. И это лишь начало…
(Бензин — страшная жидкость. Пары воспламеняются практически из-за ничего. У меня однажды, в прошлой жизни, полыхнуло над карбюратором, когда я всего-то лишь включил лампочку-переноску.)
Остается минута.
До чего же удобно взрывать дом, если все инженерные коммуникации в твоем распоряжении, и ни одна сволочь не посмеет сунуть к тебе нос!
Весь цимес в том, как сказал бы Неживой, что в доме есть автономная система пожаротушения. Это не рояль в кустах, а непременный атрибут для подобных зданий (например, на случай блокировки пожарных гидрантов). Резервуар с водой — на чердаке, слив — в подвале. Емкость — 300 литров. Сначала, естественно, я спустил всю воду, потом поднялся на чердак и залил вместо воды бензин — из всех двадцати канистрочек. Сто литров. Этого достаточно, чтобы устроить демонам ад.
Вот для чего я копил горючее. Вот для чего поднимал его на чердак.
Впрочем, главная хитрость была в другом. Кислородная форсунка в печи, позволявшая сжигать трупы, подразумевала наличие кислородных баллонов. И только мой изувеченный пытками мозг способен был додуматься до такого их использования… но все по порядку. Баллонов после Крамского осталось одиннадцать (запасливый был мужик, хоть одну хорошую вещь в жизни сделал). Сейчас их в подвале было семь — более, чем достаточно.
Один баллон для верности я вынес в гостиную. А перед уходом чуть приоткрыл на них на всех краны, чтобы подтравливало. На полную нельзя, иначе могло рвануть прямо при мне. Кислород тяжёлый, скапливается на первом этаже. И когда полыхнет, интенсивность горения увеличится в разы. Это будет огромный, роскошнейший буууум…
Таким образом, бомба размером с особняк была снаряжена — легко, как два пальца об асфальт. Вымыть руку и снова об асфальт. Оставалось лишь соорудить для нее детонатор.
Труп Стрептоцида с протезами я перетащил на второй этаж — чтоб сохранился для будущих исследователей. А то в подвале, в зоне наибольшей концентрации кислорода, он попросту превратился бы в пепел.
